Глава 1. В предыдущем томе я поведала о школе, о том, как она управляется, и назвала главных воспитателей

В предыдущем томе я поведала о школе, о том, как она управляется, и назвала главных воспитателей. Здесь я продолжу этот рассказ.

Какое‑то время после учреждения школы дела в ней шли очень хорошо. Все правила скрупулезно соблюдались, воспитатели с похвальным прилежанием исполняли свои обязанности, и дети уже начали походить на цивилизованных существ, по крайней мере внешне: азартные игры сделались менее частыми, драки – не столь жестокими, появилось хоть какое‑то уважение к порядку и чистоте. В то время мы постоянно жили в великолепном школьном дворце, и прочее руководство тоже, не оставляя все на попечение младших надзирателей и слуг. Большой зал стал местом отдыха всех великих министров в часы их досуга (то есть по вечерам), и те, видя, как хорошо управляется школа, решили поддерживать ее чем только могут.

Такое благополучное положение дел сохранялось месяцев шесть. Затем открылась сессия парламента и герцог изложил предлагаемые меры по великому католическому вопросу. Что тут началось! Оскорбления, клевета, партийная рознь и хаос! О, эти три месяца, от речи короля и до завершающего дня! Никто не мог думать, писать и говорить ни о чем, кроме католического вопроса, герцога Веллингтона и мистера Пиля. Я помню день, когда вышел экстренный выпуск газеты с речью мистера Пиля, где излагались условия, на которых католиков допустят в парламент; с каким жаром папа разорвал пакет, как мы все, затаив дыхание, стояли вокруг и один за другим выслушивали пункты, столь безупречно сформулированные и обоснованные, и как потом тетя сказала, что, на ее взгляд, меры замечательные и при таких ограничениях католики не смогут причинить никакого вреда. Еще помню сомнения, пройдет ли билль через палату лордов, и пророчества, что не пройдет. Наконец доставили газету, из которой мы должны были узнать, как все решилось. Вне себя от волнения, мы слушали подробный отчет о заседании палаты: начало слушаний, герцоги крови в парадных одеяниях, славный герцог в жилете с зеленой лентой через плечо; он встает, чтобы говорить, и все, даже дамы, вскакивают; сама речь (папа сказал, что каждое слово в ней – чистое золото) и, наконец, голосование с четырехкратным перевесом за принятие билля. Однако это отступление, я прошу читателей меня за него извинить. Итак, возвращаюсь к рассказу.

Из‑за католического вопроса герцог и мистер Пиль, разумеется, вынуждены были неотлучно пребывать в Лондоне, и мы вскоре уехали туда же. О’Шонесси и его племянник где‑то охотились, и все управление школой легло на маркиза Доуро и лорда Чарлза Уэлсли. Чем это закончилось, станет ясно из следующей главы.