На Турин!

За десять дней был достигнут колоссальный успех — войска союзников продвинулись на сто верст, форсировали пять рек, одержали победу при Адде и заняли столицу Цизальпинской республики. Но Суворов уже обдумал план продолжения операции. Он предложил Вене новую диспозицию, которая предусматривала наступление на разделенные корпуса генералов Моро (он сменил Шерера) и Макдональда. Предполагалось сначала разбить идущего с юга Макдональда, а потом разобраться с Моро, собиравшим свои разгромленные силы в Пьемонте, и занять Турин. Гофкригсрат отверг этот план и предписал завершить осаду Мантуи, которая хотя оставалась позади наступавшей союзной армии, но не представляла для нее особой опасности из-за того, что коммуникации между основной армией французов и гарнизоном Мантуи были разорваны и Мантуя находилась в изоляции. В итоге 20 апреля Суворов под личную ответственность и без одобрения Вены продолжил наступление. Он пошел к берегам реки По и форсировал ее, хотя Вена многократно запрещала ему действовать на правом берегу, а между тем только там можно было встретить идущего из Тосканы Макдональда.

Как всегда, Багратион шел впереди: 21 апреля он первым переправился через По у Пьяченцы. Но его движение было остановлено. Получив достоверные известия о том, что Макдональд еще далеко и не дебушировался из Апеннин, Суворов решил повернуть на Моро. Это привело русские войска 22 апреля в Павию — наиболее удобный пункт для начала задуманной операции. И опять вперед, в разведку боем, был послан авангард Багратиона. Он сообщал Суворову, что «слух носится, что неприятель у Александрии укрепился, и я ожидаю оттудова известия, а партию еще давно послал и приказал, чтобы непременно достали языка»". 23 апреля Багратион «нащупал» противника в крепости Тортона и остановился в Вогере, далеко впереди основных сил австрийцев. В тот же день он бодро писал Суворову: «Неприятель остался в Тортоне и весьма трусит нас — имевши со мною перепалку, потерял около 100 человек как конницы, так и пехоты… жалко мне, что в горах баталионы ко мне не примкнули, верно бы взял город. Неприятель совсем из пушек не стреляет — говорят обыватели, что ни ядер, ни картечь не имеет по калибру пушки. Стрелки мои из шанцев их выбили, и тогда даже они не стреляли — выпалили раз, но слуху не было от ядра или картечи. Здесь обыватели нетерпеливо ожидают вашего сиятельства. Охотников пропасть со мною — и отбиться от них не могу. В город я не вхожу для того, что неприятельский гарнизон весьма силен и жду армию в помощь». Примечателен дух и стиль этого, да и других рапортов Багратиона. Видно, что он, как говорили в то время, в кураже, воюет с удовольствием, проявляя смелость, отвагу, задор, но вместе с тем и осмотрительность и внимание.

Наступление развивалось успешно. Как и прежде, численное превосходство (более 45 тысяч против 20 тысяч у Моро) и инициатива, благодаря активности Суворова, оставались на стороне союзников. Их действия были осмысленны и целенаправленны. Одна австро-русская группировка на левом берегу По последовательно занимает Новару, Верчелли и, как и в начале кампании, захватывает подошвы Альп, пресекая коммуникации французов со Швейцарией (где находилась группировка генерала Массены) и подступая к Турину. Другая группировка действует на правом берегу По, в самом опасном месте, где возможен прорыв Макдональда. 28 апреля Багратион со своей бригадой двинулся от Вогеры к крупной крепости Алессандрия. Основные силы союзников сосредоточились у Тортоны, где находился штаб Суворова.

Моро расположился почти напротив, на левом берегу реки Танаро, притока По. Нужно отдать должное этому отважному и умному генералу. Он сумел воспользоваться тем, что после проигранного им сражения при Адде противник его не преследовал и позволил занять максимально удобную как для обороны Турина, так и для встречи с Макдональдом позицию: слева упираясь в берег По у города Валенцы, а справа — у крепости Алессандрия.

Выходка юнца. Начало разыгранной по обе стороны реки По «партии» осталось за французами. Причиной стал неудачный десант 1 мая корпуса Розенберга, предпринятый для занятия Валенцы по приказу Суворова, который полагал, что город оставлен французами. Но когда Розенберг, перейдя По, у селения Бассиана оказался перед лицом мощной группировки противника, он не сумел вывести вовремя войска и увяз в оборонительном, как писал Суворов, «беспрочном» бою, причем медвежью услугу Розенбергу сослужил прибывший в войска великий князь Константин Павлович, который, желая отличиться как полководец, вмешался в управление войсками и способствовал большим потерям русских. По словам бывшего рядом с Константином Е. Ф. Комаровского, великий князь оскорбил Розенберга, обвинив его почти в трусости, когда тот, видя сильные позиции французов и недостаток собственных сил, пытлчся подождать подкрепления. В ответ на слова Константина «генерал Розенберг, оскорбленный до глубины сердца таким упреком, отвечал: “Я докажу, что я не трус”, вынул шпагу, закричал солдатам: “За мной!” и сам пошел первый вброд. Сия поспешность имела самые дурные последствия». Как вспоминал один из участников сражения капитан Грязев, произошло самое ужасное — войска охватила паника: «Будучи теснимы со всех сторон более и более неприятельской многочисленностью, мы начинали ослабевать и силами, и духом, и, наконец, совершенно расстроились, смешались и в беспорядке, мало сказать, что ретировались, но бежали… тогда никакая власть, никакая сила не могла наши батальоны ни устроить, ни удержать от постыдного бегства. Я не могу без ужаса вспомнить о сем горестном для нас происшествии, которого я, по несчастию, был сам очевидным свидетелем»2". Погибло и было ранено почти полторы тысячи человек, убит генерал-майор Чубарое. Позже Суворов сурово отчитал царского сына и пообещал отдать его под военный суд, после чего Константин стал тише воды, ниже травы.

Багратион был далек от места драмы на переправе. С 29 апреля он оказался опять на самом кончике острия своей армии — у селения Нови, где захватил много припасов французской армии. В рапорте Суворову он пишет: «Обыватели в городе Нови казались более скучными, я объявил им человеколюбие ваше и милосердие, которым ваше сиятельство преисполнены. То оживотворило их, и они с большими восклицаниями поднесли мне городские ключи, а корпусу доставили всевозможные выгоды»21. Багратион поспешил в своих оценках: жители Нови были почти сплошь «якубинцы», почему и были так «скучны» при появлении русского войска. Когда же позже произошла битва при Нови, то жители прятали французов и вместе с ними стреляли в спину русским солдатам. Поэтому на улицах города произошли резня и грабежи.

Целью движения Багратиона к Нови было предупредить наступление Макдональда. Но не успел он там обосноваться, как Суворов прислал ему срочный приказ — скорее идти на помощь Розенбергу: «Князь Петр Иванович!.. Вы, ради Бога, сколько можно, совсем спешите (коли нет лутче дороги) чрез Тореди-Гарофоли по большой дороге, которая идет к Камбии, к реке По»22. Вскоре, узнав, что Розенберг все-таки вырвался из объятий французов, Суворов писал Багратиону: «Мне жаль, что вас тронул из Нови. Останьтесь… на месте». То, что Суворов обратился к Багратиону, хотя были и другие войска, стоявшие ближе к Валенце, с несомненностью говорит о его высоком доверии к князю Петру.

Но вскоре Багратион получил новый приказ. Когда Суворову стало ясно, что Макдональд еще далек от Северной Италии, он произвел рокировку: приказал Багратиону быстро перейти с одного фланга на другой — от Нови к Бреме, что лежит выше Валенцы по реке По, а также изменил позиции других соединений. Смысл всех перегруппировок заключался в том, чтобы, отвлекая противника у Алессандрии и Бреме, основными силами совершить фланговый марш, охватить противника справа и переправиться у Казале, что выше по течению реки. Перегруппировка заняла неделю, в течение которой Моро изнывал от неизвестности, не зная, на каком же направлении готовится ударить Суворов. 5 мая он решил провести разведку боем, с тем чтобы нащупать свободный проход за Апеннины, к Генуе, и двинуться дальше на соединение с Макдональдом. Моро перевел армию через реку Бормидо. Передовая колонна дивизионного генерала Колли двинулась по Тортонской дороге к Сан-Джулиано и оказалась против австрийской дивизии генерала Ф. И. Лузиньяна. Надо же было случиться, что как раз в этот момент Багратион со своей бригадой в 4 тысячи человек, выполняя приказание Суворова, маршировал от Нови к Бреме и у Сан-Джулиано встал лагерем на ночевку. Заслышав выстрелы, он двинулся на помощь австрийцам, великодушно уступив общее командование младшему в чине Лузиньяну. Общая численность союзных войск составила около 14 тысяч человек, то есть в два раза больше числа переправившихся французов. Произошла ожесточенная схватка, во время которой у Маренго Багратион отбил натиск колонны дивизии Колли, а часть вражеской пехоты и эскадрон французских гусар были почти полностью уничтожены. Моро, узнав о том, что к месту сражения подходят другие союзнические полки, дал приказ своим войскам вернуться на левый берег Бормиды, что им и удалось благополучно сделать, разрушив за собой мост. Преследования со стороны союзников не было. Потери у противников были примерно одинаковые — по 500–600 человек23. В журнал боевых действий был внесен рапорт Багратиона на имя Розенберга от 5 мая, в котором сообщалось о том, что он с «частью войск… генерала-майора Лузиндяна» нанес поражение 12-тысячному корпусу французов: последние потеряли убитыми 1000 человек, «потопивших в реке Бормидо превосходят тысячу, взятых в плен 300». В формулярном списке Багратиона уже никакого «Лузиндяна» нет и в помине, а всю победу при Маренго он приписал на свой счет: «Майя 5-го с тремя баталионами гранодерскими, с своим егерским полком и двумя казацкими полками при селении Маренго против французского корпуса в 12 000, составляющего под командою генерала Моро, где, распоряжая вверенным ему авангардом, разбил оной (корпус Моро. — Е. А.), побив на месте, и потопил в реке Бойрыро (Бормидо. — Е. А.) более 2000, да в плен взял до 300 человек»24. Увы! Нет сомнений, что в этом явно неудачном сражении Багратион вел себя, как обычно, — смело и мужественно, но в свой формулярный список 1811 года он включил события при реке Бормидо как очевидную победу войск, которыми он командовал. На самом деле вскоре приехавший на место боя Суворов был недоволен действиями союзников: Моро, предпринявший столь рискованную вылазку, остался безнаказанным, Лузиньян и Багратион дали ему уйти, хотя на переправе можно было его крепко потрепать и даже окружить. «Упустили неприятеля!» — таково было резюме полководца. Но награды участникам сражения последовали. 5 мая 1799 года Багратион удостоился ордена Святого Александра Невского.

После некоторого перерыва, связанного с ожиданиями следующего хода Моро, Суворов решил играть в свою, задуманную ранее игру. 7 мая Казале и злосчастная Валенца были благополучно заняты Милорадовичем и Швейковским и следом началась переправа основной массы войск через По. Тем самым Суворов заходил в тыл Моро, стоявшему между Валенцей и Алессандрией. Моро, предчувствуя заготовленный ему капкан, решил отходить, но не в сторону Турина, а вдоль подошвы Апеннинских гор, к крепости Чева и далее, через дефиле, в Генуэзскую Ривьеру. Но оказалось, что Чева — ключ к проходу на Ривьеру — занята австрийским отрядом в 350 (по данным Суворова — 250) человек, которые героически отбивались от посланного Моро шеститысячного отряда генерала Груши до 20 мая, когда Груши был вынужден оставить всю затею со взятием этого орлиного гнезда. И все-таки Моро, прижатый к Апеннинам, сумел вырваться из горной ловушки: за три дня и три ночи под проливным дождем его солдаты построили новую дорогу и по ней перешли Апеннины, буквально ускользнув от союзников.

Видя, в каком отчаянном положении у подошвы Апеннин оказался его противник, Суворов не стал преследовать его, а решил двинуться прямо на Турин. С одной стороны, тем самым он упускал Моро, который теперь мог соединиться с идущим из Тосканы Макдональдом, но с другой — занятие столицы Сардинского королевства получило бы колоссальный политический отклик в Европе (что впоследствии и произошло). За какой-то месяц почти вся Северная Италия была освобождена от французов! Пали Милан и Турин. До французской границы оставалось 100 верст…

И опять Багратион был впереди — 14 мая он занял Риволи, что вблизи Турина, а затем и дорогу к Пиньеролю, тем самым прикрыв Турин со стороны французского побережья.