Апрель 28. 19 страница

3.262. С грустью смотрим на несложивших достойные слова. Вот еще был час, чтоб укрепиться, но призраки заслонили действительность, и возможность ушла. Где же, на какой дороге встретите вестника? Сколько морей переплывете, чтобы дополнить одно недослышанное слово? Ушедшую возможность как привлечь обратно? Как дом без хозяина, стоят непримененные мысли! Вспыхнул свет необычный, но приняли его за застольную свечу. Устремленность по пути необычного приняли за обычную похлебку. Теперь придется искать и стучаться. Никто не поможет, ибо причина породила следствие.

Укажите друзьям, чтобы зорко, подобно соколу, следили за искрами возможностей. Найдите время усвоить, как неожиданно приходит вестник, как удовлетворение замыкает глаза.

Истинно, каждая упущенная весть ложится бременем, потому звучите вовремя.

Никто не скажет: примите худо первого вестника, чтобы второй скорее дошел. У мира одна надежда, как обойти необычное и посыпать пеплом весть нового сознания.

Найдите достойные слова!

3.263. Испытание и лишение. Как торжественно и напыщенно обряжают люди эти понятия! Но вы знаете, что испытание есть улучшение качества и лишение есть приобретение возможностей. Испытывает себя человек, познавая неизвестные ему свойства материи. Лишается человек невежества и тем открывает себе новые возможности. Там, где для невежества уныние, там для познавания приближение ликования.

Скажут – мы для общины отказались от радостей. Ответьте – какая кладбищенская ваша община, если она на постном масле. Как слезливо унылы лишения! Как облизываются они на запретные лакомства!

Явление лишений незнакомо Нам, ибо вмещение исключает лишение.

Учение Наше представляет мир богатым, радостным и увлекательным. Нигде не указаны вериги и бичевания. Как корабль, полный сокровищ, несется указанная община. Ярко светит познавание бесчисленных свойств материи. Материя прошлого дня облекается в сияющую ткань энергии, которая не нуждается в новом наименовании, но проникает все пространство и трепещет радугой ликования человечества.

Куда же растворились лишения и угрюмые испытания, когда один электрон вещества может пролить целый поток благодати?

Считайте часы приближения новых решений!

3.264. Перед уходом примите маленькую памятку; она не стеснит путников. Зная места нахождения сотрудников, никогда не останетесь одиноки. Было бы нелепо оставлять сотрудников в неведении. Что же заставляет людей, чужих, сношению с Нашей Общиной не верить? Или совершенное невежество, или зависть. Они хотят быть допущенными к Центральному Аппарату, не имея ни малейшего представления, как им пользоваться, и не думая, как ответственно приближение к Источнику Энергии. Утверждение Учения Жизни позволяет приблизиться к самым опасным рычагам. Но без практического опыта никакое объяснение не поможет.

Теперь, как можно расширить сознание, если не приложен прошлый опыт? Конечно, может быть озарение, но этот случай за редкостью не перечисляем. Но и опытное познание надо вызвать наружу, иначе оно будет блуждать подобно хлопьям несостоявшихся реакций. Среди монотонности обыденности лишь немногие ощущают реальность Космоса. Среди этих свитков рождений, болезней, горестей и смертей немногие найдут свиток пути без конца и начала. Как сказать голодному о вечности? Исходя из настоящего, он представит себе вечный голод. Кто же и где же, преломив сперва хлеб, поведет к вечности? Хлеб Земли и Знание явлены лишь в сотрудничестве.

Новый сотрудник, горит ли в тебе радость при мысли об общине?

3.265. Когда определено направление, когда проверено сознание, когда взвешена решимость, тогда надо найти слово, выражающее ступень. Свет-сила сжигает тьму, – так определилось текущее трехлетие. Но среди трехлетий кончилось семилетие озарения. Так же кратко можно определить новое семилетие: борьба имя ему. Борьба при полном сознании, при решимости без отступления.

Вы знаете об обновлении организма через каждое семилетие, такие же фазы можно наблюдать в действиях. Теперь указанная борьба примет новый смысл. Человечество возопило о невозможности оставаться в невежестве. Как единственная дверь для движения остается община. Пусть толкования общины многоразличны, но русло их одно. Отчалив от ветхого берега, человечество неминуемо достигнет того же эволюционного, указанного, прямого утеса Нового Мира. Только слепые не замечают неслыханного ускорения симптомов эволюции. Каждая отрасль жизни указывает на развитие понятий. Явления сроков утверждены не в тайной лаборатории, но в жизни каждого дня.

Целые смерчи мировой энергии освещают путь будущий. Такое проявление энергии, конечно, поддержано всеми элементами. Тяготение к эволюции заставит всех подняться в борьбе миров.

Говорящие о наступлении мирного строительства не знают сроков. Борьба отвечает космическому потоку.

Уходите не в спокойный час, на заре Нового Мира. Хотим дать вам на дорогу магнит, как знак изучения пока скрытых свойств материи. Дадим еще кусок метеорита, где заключен металл Морий. Этот осколок напомнит вам об изучении основной энергии, о великом «Аум».

3.266. Мы относимся бережно к вашим стремлениям и ждем к себе той же чуткости.

Мы защищаем вас на всех путях и можем ждать той же заботы.

Там, где может быть хотя бы задаток сотрудничества, там неуместно отвергание. Трезвый разум четко различает друзей.

В Наших обычаях положено исчерпать все доводы, прежде чем отсечь.

Не вижу препятствий кооперации, но можем составить десять новых группировок. Ведь сознание Мирового Сотрудничества должно расти. Упрямство невежества не будет препятствием.

Ваши книги стоят в Наших хранилищах. Так ли стоит дело с Нашими книгами у вас? Мы можем ответить о ваших книгах. Читали ли вы Наши?

Знание Мы полагаем в основу Общины, не ограничивая его. Опыт и доброжелательство полагаем в основу Общины. Мы являем лучшие условия для преуспеяния друзей. Узнаем ваши намерения к Нам.

3.267. Два морехода потерпели крушение и были выкинуты на пустынный остров. Оба едва не погибли от голода и ужаса, ибо считали себя навсегда оторванными от мира. Корабль подобрал их. И на острове был сооружен прочный маяк. Те же мореходы остались при маяке, чтобы служить спасению погибающих. Теперь настроение их изменилось. Они были счастливы, давая спасительный свет и не чувствуя себя оторванными от мира. Значит, сознание общения с миром и пользы другим совершенно преображает людей. Общее дело есть залог успеха.

3.268. Жив тот, кто хочет жить. Удивительно противостояние росту опасности, когда ясен смысл жизни. Никто не может утвердиться одними бездушными приказами. Насилие есть пережиток. Нужно устремиться к иным действительным мерам. Изучение энергий покажет, сколько тончайших возможностей предоставлено человечеству. Но следует запомнить, что самые ужасные взрывы могут произойти от одного прикосновения или сотрясения, – так бывает с самыми грубыми взрывчатыми веществами. Что же сказать о сильнейших, тончайших энергиях? Мысль – среди таких неучтенных сил.

3.269. Жизнь будет крепнуть не механикой, но идеями общежития. Человек, примкнувший к селению, не может быть врагом всех соседей. Должны установиться сношения добрые, но только сотрудничество приведет к действенному добру. Нужно применить разумный обмен, – так придем к тому, что зовется кооперативом.

Но не прочна будет кооперация, если в основание лягут утаивание и корыстолюбие. Доверие необходимо. Товарищество на доверии было первичной формой кооператива. Конечно, все должно совершенствоваться. Так с тех пор наука дала столько новых достижений, что общежитие может стать не только деловым, но и сердечным. Живая Этика войдет, как укрепляющее начало.

3.270. Надо укреплять друг друга. Целая наука может быть основана, чтобы разъяснить воздействие энергий. Сама психическая энергия, присущая каждому человеку, нуждается в гигиене. Не нужно предполагать под этим нечто сверхъестественное, новая жизнь знает естество во всей Беспредельности. Потому нужно светло и ясно приобщиться к утверждению общежития, как основы мира.

3.271. Кооператив не лавка, но культурное учреждение. Может быть в нем и торговля, но основа должна быть просветительная. Только при таком направлении можно приложить кооперацию к новой жизни.

Не легко такое объединение, люди привыкли соединять торговлю со своекорыстием. Такое заблуждение трудно искоренить. Но безотлагательно следует путем школьного просвещения уяснить смысл здорового обмена. Заработок не есть корысть. Плата за труд не есть преступление. Можно видеть, что труд есть единая справедливая ценность.

Так можно без потрясения и смущения все разъяснить под знаменем Просвещения и Мира.

3.272. Мир есть венец сотрудничества. Знаем много разнозначащих понятий – сотрудничество, содружество, община, кооператив, – те самые сердечные объединительные основы, как маяки во тьме.

Не пугаться должны люди при мысли о счастье ближних, но радоваться нужно, ибо счастье ближнего есть наше счастье. Подвижники не покидают Землю, пока не исцелены страдания.

Целое содружество может легко лечить раны друга – только нужно развить искусство мыслить во благо. И это не легко в обиходе хлопот. Но примера подвижников могут ободрить и влить новые силы.

3.273. Сколько человечеству нужно перестрадать, прежде чем оно догадается о пользе единения.

Самые разрушительные силы направлены, чтобы омрачить зачатки объединения. Каждый соединитель подвергается лично опасности. Каждый миротворец похуляется. Каждый работник высмеивается. Каждый строитель называется безумцем.

Так служители разложения пытаются стереть с лица Земли знамя Просвещения.

Труд невозможен среди вражды. Строение немыслимо среди взрывов ненависти. Содружество борется с человеконенавистничеством.

Удержим в памяти эти старые Заветы.

3.274. Могут ли быть в общине содружества женщин, мужчин и детей? Конечно, могут. Истинное содружество может разделяться по многим признакам возраста, пола, и занятий, и мысли. Надо, чтобы такие ветви росли здоровыми и не только не мешали устремлениям людей, но и помогали друг другу; чтобы помощь была добровольной.

Следует способствовать каждому разумному объединению. Именно, когда сотрудничества разнообразны, то тогда особенно возможны расцветы. Не оковы надеваем, но расширяем горизонт. Пусть дети усвоят самые углубленные задания. Пусть женщины несут высоко сужденное Знамя. Пусть мужчины порадуют сами Нас построением Града. Так поверх преходящего выступят знаки Вечности.

3.275. Когда же усложнятся вычисления и затмится Беспредельность, тогда снова вспомнят простейшую основу от сердца к сердцу, – таков закон сотрудничества, общины, содружества.

Трудящийся, дрожит или расширяется сознание твое, когда энергия претворяется в океан света?!

Трудящийся, ужасается или торжествует сердце твое, когда перед тобою встает Беспредельность?!

Яровская Н. (Елена Рерих)
Преподобный Cергий Радонежский

«Прости мне, великая Лавра Сергиева, если мысль моя с особенным желанием устремляется в древнюю пустыню Сергиеву. Чту и в красующихся ныне храмах твоих дела Святых, обиталища Святыни, свидетелей праотеческого благочестия; люблю чин твоих Богослужений, и ныне с непосредственным благословением Преподобного Сергия совершаемых; с уважением взираю на твои столпо-стены, не поколебавшиеся и тогда, когда поколебалась было Россия; знаю, что и Лавра Сергиева и пустыня Сергиева есть одна и та же, и тем же богата сокровищем, то есть Божиею Благодатию, которая обитала в Преподобном Сергии, в его пустыне, и еще обитает в Нем и в Его мощах, в Его Лавре; но при всем том желал бы и узреть пустыню, которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потом Лаврою.

Кто покажет мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятой Троицы? Вошел бы я в него на всенощное бдение, когда в нем с треском и дымом горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свечи, и пламень их достигает до неба, и Ангелы их восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной.

Отворите мне дверь тесной келий, чтобы я мог вздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв и воздыханий Преподобного Сергия, который орошен дождем слез его, в котором впечатлено столько глаголов духовных, пророчественных, чудодейственных. Дайте мне облобызать Праг ее сеней, который истерт ногами Святых и через который однажды переступили стопы Царицы Небесной… Ведь это все здесь; только закрыто временем, или заключено в сих величественных зданиях, как высокой цены сокровище в великолепном ковчеге…» Таковы слова, произнесенные Митрополитом Московским Филаретом, бывшим сорок лет настоятелем Сергиевой Лавры.

Да, «это все здесь» и Преподобный Сергий «неотступно бодрствует над своей Обителью и над любимою им Россией».

По древнему преданию, главным образом из сообщений Епифания, ученика Преподобного Сергия, первого его жизнеописателя, мы знаем, что Великий Светильник Земли Русской родился в 1314 году в семье именитых бояр ростовских Кирилла и Марии и был наречен во св. крещении Варфоломеем. Вотчина родителей Сергия находилась в четырех верстах от Ростова Великого, по дороге в Ярославль. Несмотря на то что родители его были «бояре знатные» и Кирилл, отец его, был любимым боярином князей ростовских и часто сопровождал их в их путешествия в Орду, жили они просто, люди были тихие и глубоко религиозные. Тот же жизнеописатель подчеркивает, что они были особенно «страннолюбивы», помогали и охотно принимали у себя странников. И, несомненно, эти-то странники, часто являющиеся выразителями начала ищущего, и особенно их зазывные рассказы, столь противоречащие обыденности, глубоко западали в душу впечатлительного отрока Варфоломея и от ранних лет наметили его судьбу.

Семи лет Варфоломей, вместе с братьями, старшим Стефаном и младшим Петром, был отдан учиться грамоте в церковную школу, но грамота плохо давалась ему. Учитель наказывал его, родители огорчались и усовещали, сам же он со слезами молился, но дело вперед не двигалось, хотя он напрягал все силы к уразумению учения. И вот случилось чудо, о котором говорят все жизнеописания Преподобного.

Однажды отец послал Варфоломея разыскать коней в поле. Мальчик во время поисков своих вышел на поляну и увидел под дубом «старца-схимника, погруженного как бы в молитвенное созерцание». Варфоломей приблизился и молча стал в ожидании, когда старец заметит его. И вот старец обратился ласково к отроку, спросив: «Что тебе надо, чадо, от меня?» и Варфоломей, земно поклонившись, с глубоким душевным волнением, сквозь слезы, поведал ему свое горе и просил старца молиться, чтобы Бог помог ему одолеть грамоту. И под тем же дубом старец стал на молитву, и рядом с ним Варфоломей. Окончив, чудный старец вынул из-за пазухи ковчежец и взял из него частицу просфоры, благословил и велел ему съесть, сказав: «Сие дается тебе в знамение Благодатии Божьей и уразумения Святого Писания, не скорби более, чадо мое, о грамоте, ибо отныне даст тебе Господь разум в учении». Сказав это, старец хотел удалиться, но благодарный Варфоломей молил его посетить дом его родителей. С честью приняли странника благочестивые Кирилл и Мария. За трапезой родители Варфоломея рассказали многие знамения, сопровождавшие рождение сына их, и старец пояснил им, что сыну «надлежит сделаться обителью Пресвятой Троицы, дабы многих привести вслед себе к уразумению Божественных Заповедей». После этих пророческих слов чудный Старец удалился.

С этого времени в Варфоломее как бы проснулось предчувствие предстоящего ему подвига, и он всею душой пристрастился к богослужению и изучению священных книг. Оставив сверстников с их развлечениями, он весь ушел в свой нарождавшийся духовный мир.

Рассказы странников, чтения жития Святых, примеры, которым уже от ранних лет пытался он подражать, ибо, по словам жизнеописателя, он соблюдал не только умеренность во всем, но даже подвергал себя всякого рода лишениям, чем причинял немало забот и опасений своим родителям, все это слагало характер будущего великого Подвижника и воспитателя народного духа.

Итак, за годы отрочества и ранней юности в нем неуклонно накоплялось стремление и назрело решение уйти из мира, в мир Высший, мир общения с Силами Светлыми. Уже к порогу юности ясно наметился в нем будущий отшельник и инок. Не потому ли, что живая связь в Силами Высшими от младенчества пребывала в сердце его? Откуда знамения? Откуда Старец дивный? Возможно, что и сама жизнь того времени, со всеми ее насилиями, жестокостью лишь укрепляла его мысли на уходе, на подвиге. Возможно, что не просто мысли о спасении своей души поглощали его. Возможно, что тайный голос устремлял его на подвиг поднятия духанарода и спасение Земли Русской? Ведь не мог он забыть пророчества чудного Старца?

Около 1330 года отец его потерял почти все свое состояние в силу многих причин, но главным образом от очередного страшного набега татарской рати, истребившей почти весь Ростов огнем и мечом; об этом набега упоминает и Епифаний. Кроме того, по причислению Ростовского княжества к Московскому, воеводы великокняжеские во время своих объездов за сбором пошлины в полуразоренный Ростов отличались крайней алчностью и жестокостью, Будучи разорен до крайности, Кирилл решил покинуть родной город и со всею семьей перешел в Радонеж (в 12 верстах от нынешней Лавры), удел, оставленный Иваном Калитою сыну своему Андрею. В то время владельцы, желая заселить дикий и лесистый край, старались привлечь к себе население других областей и давали пришедшим большие льготы, так поступал и Андрей. Кирилл получил в Радонеже поместье, сам служить уже не мог по старости, его замещал сын Стефан, женившийся еще в Ростове; женился и младший сын Кирилла Петр, один Варфоломей продолжал прежнюю жизнь, жизнь инока в миру. И, несмотря на свое все возрастающее стремление к отшельничеству, к суровому подвигу, он уступил просьбе родителей и остался с ними «покоить их старость». Епифаний особенно подчеркивает его отношение к родителям, указывая, что он оставался сыном послушным, и факты жизни подтверждают это. Он твердо и неуклонно шел намеченным путем и при всех обстоятельствах оставался верным себе, но был чужд всякому насилию; эта черта сказывалась в нем особенно ярко от ранней юности и она же помогла ему вместить и послушание воле родительской.

Но силы Высшие, бодрствовавшие над избранником своим, просто и без насилия привели его к назначенному. Родители не долго задержали юного подвижника. Скоро сами удалились в Хотьковский монастырь, и очень скоро там умерли, как раз ко времени, когда Варфоломей вышел из юношества и окрепший организм его мог уже выдержать суровости пустынного жития. Варфоломей мог осуществить заветное желание свое.

Оставив имущество брату своему Петру, отправился он к братцу Стефану, который к этому времени овдовел и тоже принял монашество, и убедил его вместе отправиться на трудный подвиг, на «взыскание места пустынного», этим было им положено начало нового, необычного подвига.

Братья выбрали возвышенное место в дремучем лесу, носившее название «Маковец», находившееся в 30 верстах от Радонежа, недалеко от речки Кончуры. Здесь впоследствии возник славный Троицкий монастырь. Место это поражало своей красотою и, как летопись утверждает: «глаголет же древний, видяху на том месте прежде свет, и инии огнь, а инии благоухание слышаху». Тут братья поселились и поставили два сруба, один для церкви, другой для жилья. Митрополит Феогност, к которому они отправились пешком в Москву, благословил их и послал священника освятить церковь. Церковь освятили во имя Святой и Живоначальной Троицы. Так было положено начало выполнению пророчества таинственного Схимника.

Но Стефан не долго выдержал тяготу пустынного жития и ушел в Московский Богоявленский монастырь. Варфоломей остался один. Вначале изредка заходил для совершения богослужения старец Митрофан, который затем и постриг его в иноческий чин с именем Сергий.

Затем начались дни, месяцы и годы полного одиночества, погружения в жуткое безмолвие пустыни, и кто может сказать про все борения и все возвышения духа его? Кто перечтет все испытания страхом, пустынною жутью, голодом, подчас и унынием и, главным образом, борьбу с невидимыми темными силами? Эта борьба с темными силами отмечена во всех учениях под разными наименованиями, и ни один из вступивших на путь духовного совершенствования не может избежать ее. И, конечно, человек восходящий чувствует гораздо глубже этот натиск. Он должен единою мощью духа отражать натиск темных сил, сильных уловками своими. Борьба эта является как бы преддверием приближения к Миру Огненному. Все подвижники прошли через ступени этой борьбы. Приступая к подвижничеству духовному, никто не может пребывать в непрестанном восхищении духа, ибо не выдержала бы плоть его, особенно же в первые годы, потому за высоким подъемом неминуемо следует уныние и даже острая тоска. Но на падения эти нужно. смотреть как на самозащиту и подготовление к следующему, еще большему возношению. Лишь при неуклонном стремлении, при строжайшей дисциплине духа с годами устанавливается внутреннее равновесие, и каждый подвижник находит свою меру постоянного горения, иначе говоря, устанавливается непрестанный ток общения с Силами Высшими.

К этой борьбе с темными искушениями, к этому закалу, необходимому для Высшего Общения, в полной мере приобщился и Сергий. Даже таким избранным приходится обуздывать свою природу в борьбе с темными силами, которые тем сильнее нападают, чем ярче горит в подвижнике сила, противоположная им. Несомненно, это было труднейшее время, требовавшее громадного напряжения духовных и телесных сил. Он не имел учителя в своей духовной жизни. Иерей Митрофан, постригший его, вряд ли мог ознакомить его с чуждым ему самому подвигом. Возможно, что до некоторой степени он руководствовался «Наставлением Пустынникам», составленным св. Василием, но вернее предположить, что он сам находил свой путь, и мужественно и бестрепетно отражал все нападения, все страшные видения единою мощью молитвы сердца.

«Представим себе, – пишет Рогович в своем очерке «Сергий Радонежский», – обстановку такого ночного одиночества в глухую зимнюю пору; в малой келий полутемно и отовсюду дует пронизывающим зимним холодом, ветер свищет и стонет в трубе и ударяет порывами в окна и стены, издали подвывают волки, подбирающиеся к человеческому жилью, а в окна, из мрака ночи, словно заглядывают какие-то искаженные, страшные, злобные лица; из воя ветра порою выделяются дикие раскаты хохота, угрожающие голоса; кругом мрак и сознание полного одиночества, а молодой инок стоит перед святыми иконами в напряженной молитве, такое умиление души побеждает и страх, и усталость, и ощущение холода. После короткого сна трудный рабочий день, и так однообразно вереницею тянутся короткие зимние дни и бесконечные ночи».

Епифаний передает, как Преподобный сам рассказывал своим ученикам о минувших его видениях. Как однажды он в «церквице» своей стоял на всенощном бдении, и вот раздался треск и стена церковная расступилась и через расселину вошел сам сатана, а с ним «полчища бесовские» в остроконечных шапках и с угрозами как бы устремились на него. Они гнали, наступали на него и грозили ему, но он молился и продолжал начатое им бдение, повторяя: «Да воскреснет Бог и да расточатся враги Его». И бесы так же внезапно исчезли, как и появились.

В другой раз Сергий был в келий своей, и вот раздался сильный шум от несущихся сил бесовских, и наполнилась келья его змеями, а полчища бесовские окружили хижину его, и слышен был крик: «Отыди, отыди скорее от места сего! Что хочешь обрести здесь… или не боишься умереть здесь от голода? Вот и звери плотоядные рыщут вокруг тебя, алчущие растерзать тебя, беги немедленно!» Но Сергий и на этот раз остался тверд и мужественно отражал их молитвою. Внезапно проявившийся необычный свет рассеял полчища темных.

Видимо, он более всего подвергался искушению «страхованиями», другие искушения чужды были его чистоте душевной. Но как мы видим, и с этими «страхованиями» он скоро совладал ясностью духа и великою верою в Силы Высшие, хранившие его, об этом свидетельствует вскоре начавшийся появляться вслед за натиском темных необычайный свет, который и рассеивал полчища бесовские.

Но и в эту пору жутких испытаний и закалений духа были у Сергия и светлые явления, не все они были написаны, но сохранилось предание об одном, весьма характерном и связанном уже с Богоматерью. «Так, однажды Сергий хотел прочесть о житии Богородицы, но порыв ветра потушил лампаду. Тогда Сергий настолько воспылал духом, что книга просияла Светом Небесным, и он мог прочесть и без лампады».

Совладал он и со страхом перед дикими зверьми. Так, по Никоновской летописи, у него был лесной друг. Однажды Сергий увидел у порога келии своей огромного медведя, ослабевшего от голода. Пожалел его и принес из келии краюшку хлеба. Мохнатый пришелец мирно съел и потом часто стал навещать его. Сергий делился с ним скудным запасом своим, и медведь стал ручным; так закалялся Дух Преподобного к предстоящему ему подвигу Воспитателя духа народного и Строителя Земли Русской. «Какие тайны подвигов скрыла непроходимая чаща соснового бора, вкарабкавшегося по тому холму, на котором поселился чудный отшельник? – вопрошает в своем очерке В. Никаноров. – Сколько было невыразимой красоты в этой жизни, все содержание которой можно обнять одним словом “Бог”… Ни одна живая душа не пробиралась еще в таинственное уединение. Никого не было между пламенеющим духом, рвавшимся к Богу, и взирающим на славный подвиг… Словно костер незагасимый зажегся тогда в дремучем лесу, на этом месте Сергиевом».

Самая высшая из молитв – это непрестанное удивление Творцу – больше всего наполняла душу Преподобного Сергия. Но была у него еще одна молитва.

«Бог и Родина» – вот то, что двигало жизнью и судьбою Преподобного Сергия… и эта любовь дала ему возможность так совершенно, до конца, исполнить заповедь Господню о любви к людям.

По-видимому, не долго пробыл Сергий в полном одиночестве, ибо тот же Епифаний повествует: «пребывшу ему в пустыни единому единствовавшу или две лете или боле, или меньши неведь, Бог весть». Слухи о его подвижническом житии скоро разнеслись по окрестности, и стали навещать его люди, прося назидания и совета во всех делах своих; и никого не отпускал юный подвижник без утешения, без слова ободрения и вразумления.

Наконец, пришли к нему и желавшие подражать ему в подвиге жизни и просили принять их в число учеников его. Сергий проницательно разбирался в их побуждении и душевном складе. Никогда не отказывал искренно искавшим подвига, лишь предупреждал их о трудности пустынного жития и о страхах, оборевавщих новичков; он говорил им: «Приемлю вас, но да будет известно каждому из вас, что если пришли работать Богу и хотите здесь со мною безмолвствовать, то уготовайте себе претерпеть беды и печали, и нужды, и недостаток; ибо многими скорбями подобает нам внити в Царствие Небесное… Но не бойся же, мало стадо, я верю, веруйте и вы, что Господь не предаст вас до конца искушенными быть против ваших сил. Ныне печалью исполнены будем, а завтра печаль наша радостью будет и преизбудет, и никто не может взять радости нашей. Дерзайте, дерзайте, люди Божии!» Замечательно, как часто мы встречаем в его словах, обращенных к ученикам и приходящим к нему, слово «радость». Оно звучит и в наставлении к труду, и в молитве, исполненной радости духа, и в радости несения подвига. Не этот ли призыв к радости, не эта ли радость, полагаемая им в основание всякого действия, и привлекала к нему столько сердец и, впоследствии сделала его Обитель средоточием духовной культуры, опорою и прибежищем во все тяжкие минуты Земли Русской?

На первых порах пустынножители не руководствовались никакими правилами или уставами, но имели перед собою лишь живой пример истинного подвижничества в лице своего основоположника. Когда собралось к Сергию до двенадцати учеников и было построено двенадцать отдельных келий, то вокруг всего застроенного пространства поставили высокий деревянный тын с вратами для безопасности от диких зверей, и тихо потекла жизнь отшельников в новоустроенной Обители.

Из первых учеников Преподобного известны – Сильвестр (Обнорский), Дионисий, Мефодий (Песнощекий), Симеон Экклесиарх и Исаакий Мольчальник, Макарий, Андроник, Феодор, Михей и другие. Как сказано, образцом всевозможного труженичества и подвигов для вновь прибывших был сам Преподобный, носил воду с двумя водоносами для братии, молол ручными жерновами, пек просфоры, варил квас, катал церковные свечи, кроил и и шил одежду, обувь и работал на братию, по выражению Епифания, «как раб купленный». Летом и зимою ходил в той же одежде, ни мороз его не брал, ни зной, и, несмотря на скудную пищу, был очень крепок, «имел силу против двух человек», и ростом был высок. Был и на службах первым. В промежутках между службами была введена им молитва в келиях, работа в огородах, шитве одежды, переписывание книг и даже иконописание. Для совершения литургии в дни праздничные приглашали из ближайшего села священника.

Приходя в церковь к полунощнице и расходясь по келиям после вечерни, братии земно кланялись друг Другу и обменивались целованием, заповеданным Апостолами. По уходе братии в келии, в Обители воцарялась тишина, нарушаемая разве воем диких зверей, нередко приближавшихся ночью к самой ограде Обители, или же тихим пением псалмов бодрствующего брата.