Явление 17

Рославлев‑старший, Рославлев‑младший (в виде больного в тележке), Юлия (развозит его по цветнику).

Рославлев‑старший. Какие заботы! Как она усердно хлопочет около этого бездушного, недвижимого старика. (Обращаясь к ней.) Я принес обещанное и давно жду вас.

Юлия (прибегая к нему из цветника). Дайте сюда, разберемте вместе, я вам много обязана, я вам очень много благодарна.

Рославлев‑старший. Я вам во сто раз более… Нынешний день, например, думал ли быть на что‑нибудь годным, но вы вдохнули в меня ту же страсть к добру, которая вас одушевляет, и я на всё хорошее способен.

Юлия. Коли так, повозите больного, сударь, я устала, привезите его сюда.

Рославлев‑старший. О! хоть отсюда до Петербурга на себе, на моих плечах. (Идет и останавливается; задумавшись.)

Ручаться можно ли за что?

Наш ум – ужасный своенравец;

Давно ль мной было принято

Намеренье – не знать красавиц?

Нельзя ручаться ни за что!

Нельзя ручаться ни за что!

(Бежит в цветник и везет тележку с больным.)

Юлия (смотря на него). Чего ж мы с мужем пугались! Он очень послушлив, возит и не жалуется.

Рославлев‑старший(довезши до Юлии, останавливается; она отпирает аптеку, он поет.)

Ваш лазарет я прикатил;

Пущусь опять, коли то надо,

Лишь только бы уверен был,

Что не замедлите наградой!

Что не замедлите наградой!

Лишь только б я вам угодил!

Лишь только б я вам угодил!

Юлия. Лишь только… что вы говорите?

Рославлев‑старший. Лишь только б я вам угодил. Скажите, что вам нужно, я достаточно имею навык в этих травах, порошках, эликсирах, и, может быть, скорее выберу то, что требуется.

Юлия. Какое‑нибудь легкое средство к возбуждению испарины.

Рославлев‑старший. Дайте, примусь за дело. (Что‑то высыпает, растворяет водою, мешает ложкою в стакане, между тем продолжает разговор.) Давно ли вы посвятили ваши нежные старания этому старику?

Юлия. Недавно.

Рославлев‑старший. Он вам родственник?

Юлия. Несколько.

Рославлев‑старший. Нет, от меня не кройтесь, я всё знаю, он вам чужой, совершенно чужой. Вы нынче в первый раз его увидели, здесь нашли нечаянно, и ваши заботы об нем тем более заставляют удивляться.

Юлия. Не дивитесь, это делается не по рассудку, но по быстрому чувству сострадания; оно скоро вспыхнет и скорей того остывает. Завтра, может быть, я не с таким рвением попекусь об этом недужном, и, видите ли, нынешний мой подвиг превратится в ничто. Изведайте постоянство в добрых делах, и тогда только называйте человека добродетельным. (Между тем оправляет больного.)

Рославлев‑старший. Как мило она отклоняет от себя всё, что на лесть похоже. Вот раствор, он готов, мне всегда был целебен. Ужасно противен вкусу, но во всяком случае безвреден. (Подносит Рославлеву‑младшему, тот рукой машет, что не хочет.)

Юлия. Не понуждайте его, он не хочет, будет время после.

Рославлев‑старший. Как вам угодно; однако какая у него здоровая жилистая рука!

Юлия. Это идропическая пухлость, в лице он совершенно иссох.

Рославлев‑старший. Лицо его слишком увязано, ему душно, я его немного освобожу от этих свивальников.

Юлия (торопливо удерживая его). Оборони боже, не делайте того; малейшее неосторожное прикосновение произведет в нем жестокую боль. Один луч дневного света, как острие ножа, глаза ему колет.

Рославлев‑старший(отшедши, смотрит на больного издали). Передвижная мумия, одною ногою уже в гробе, а придется позавидовать жребию подобных ему жалких существ! Для них только вы имеете душу пламенную, все прочие вам чужды.

Когда в вас сердце признает

Права священные несчастья,

Когда к страдальцу вас влечет

Порыв нежнейшего участья, –

Ужель могли б вы не внимать

Души тоскующей взыванью?

Ужель могли б не сострадать

От вас рожденному страданью?

Ах нет! Несчастливей не тот,

Кто бедность получил в наследство,

Недужным помощь подает

Искусства быстрое посредство;

Но нам дано мученье знать,

Где след один есть к упованью,

Где тот лишь может сострадать,

Кто сам виною был страданью.

Будьте искренны, – если бы человек, не старик, не тягчимый болезнями, но добрый, в цвете лет, полюбил вас всем сердцем, преданный во власть вашу безусловно, в вас бы поставил одну свою отраду, цель жизни и всё свое блаженство, неужли бы вы ему в пользу не склонились ниже к малейшей взаимности?

Юлия. Отчего же нет; но, во‑первых, он бы не должен быть русским!

Рославлев‑старший. Не русским? кем же, ради бога!

Юлия. Нас, выезжих из Польши, не любят в вашей России!

Рославлев‑старший. Напротив: мужчины, мы все боготворим вас.

Юлия. Свет не из одних мужчин составлен, ваши дамы…

Рославлев‑старший. О! Не думайте об них. Разумеется, вы у нас явитесь, и участь их будет из‑за угла вам завидовать! Вы единственны, не бойтесь моих слов, верьте им, дайте им полную веру, они отсюда, из глубины сердца невольно вырвались; но бесполезно вам высказать всё то, что я теперь чувствую! (Осыпает ее поцелуями.)

Рославлев‑младший. Он не путем пристает!

Рославлев‑старший. Больной простонал что‑то.

Юлия. Он просится к себе, ему назад пора. (Юлия идет к больному.)

Рославлев‑старший. Неужели мы расстаемся? О! я за вами всюду! Не правда ли, вы позволите мне за вами следовать?

Юлия. Я вам не запрещаю!

Рославлев‑старший(отнимает у нее колясочку). Нет, уж это мое дело; покуда мы вместе, я буду возить больного; любовь села на козлы и правит.

За кулисами слышен хор.

Любит обновы

Мальчик Эрот!

В цветнике появляются дочери почтмейстера, писарь, люди графские и сам хозяин. Шумят, поют и пляшут, все бегут навстречу везущему графу.

Рославлев‑старший. Какая ярмонка! Что вы, с ума сошли?

Юлия. Пусть их тешатся, оставьте их повольничать, пожалуйста, для меня! – У них нынче праздник!

Рославлев‑старший(уходит с Юлией и увозит больного). Веселитесь, и я весел.