Нестроения в церковном богослужении

После исправлений в церковном управлении и в духовенстве особенное внимание церкви обращено было на исправление церковной обрядности. Нестроения в ней не только не уменьшались против прежнего времени, но, кажется, еще более увеличивались, несмотря на всю важность, какую придавало церковному обряду русское общество того времени. Встречаем сильные обличения против неблагочинного совершения богослужения, порчи церковного чтения и пения, многогласия при богослужении, происходившего от того, что для сокращения времени службы один читал, другой пел, третий возглашал ектению в одно и то же время, так что ничего нельзя было понять. В пении, вместо прежнего праворечия, явилось раздельноречие, растяжение слов через изменение полугласных букв в гласные и через бестолковые вставки в слова лишних звуков, — пение так называемое «хомовое», в котором многих слов нельзя было и понять. Против всех этих нестроений восставал Стоглав, писали в своих сочинениях и грамотах пастыри церкви. В XV и XVI веках мы уже ясно можем следить за проявлениями тех обрядовых мнений, из которых выродился после раскол старообрядства. В 1479 году великому князю наговорили, что при освящении Успенского собора митрополит Геронтий не по правилам ходил с крестами около храма, не по солнцу. Великий князь осердился, стал говорить, что за это Господь пошлет гнев Свой. И поднялся спор о том, по солнцу или против солнца ходить при освящении храмов. На стороне митрополита стояло большинство духовенства и книжных людей, но так как против него был сам великий князь, то дело дошло до того, что митрополит даже отказался было от кафедры. Истины так и «не обретоша», но великий князь почел нужным уступить митрополиту и бил ему челом о возвращении на кафедру. В XVI веке распространилось сильное сомнение о том, двоить или троить аллилуйю. В псковском Евфросиновом монастыре двоили, прикрываясь авторитетом преподобного Евфросина. Но во Пскове и в Новгороде этим смущались, как латинством. Владыка Геннадий нарочно спрашивал об аллилуйи жившего в Риме ученого переводчика Димитрия Герасимова. Герасимов прислал ответ, который никого тогда не мог удовлетворить, что все равно — двоить или троить аллилуйю; поэтому вопрос остался по-прежнему спорным. Отголосок тогдашних споров можно видеть в древней повести о преподобном Евфросине неизвестного автора начала XVI века и в житии преподобного Евфросина, написанном священником Василием (в 1547 г.). И в том и в другом произведении аллилуйи придается необыкновенно великое значение божественной тайны воскресения (аллилуйя, по мнению Василия, значит будто бы «воскресе»), и необычайная спасающая сила, троение же аллилуйи называется жидовством и латинством, даже почтением языческого бога. Стоглавый собор поверил сказанию Василия и велел двоить аллилуйю. Кроме того, он внес в свои определения (высказывавшееся еще раньше него митрополитом Даниилом) мнение о двоеперстии в крестном знамении; на троеперстие изречено даже проклятие. При смешении существенного с несущественным обрядовый религиозный взгляд простирался и на обыкновенные житейские вещи и обычаи; все свое, русское, казалось православным, все чужое — еретическим и басурманским. Русские носили бороду, и борода стала существенною принадлежностью православия, а брадобритие — латинской ересью. Стоглав определил над брадобритцем ни отпевания, ни сорокоуста не творить, ни просфоры, ни свечи по нем в церковь не приносить — «с неверными да причтется».