III. Пробная теория происхождения Евангелий

В свете всего сказанного выше можно предложить пробную теорию, учитывающую все, что можно считать весомым вкладом ученых в исследование Нового Завета.

Этап 1. Апостольские проповедники уделяли исключительное внимание повествованию о Страстях Господних, но они не могли изложить его отдельно от другого материала. Поэтому в своих проповедях Петр дал связанное описание событий в жизни Иисуса (ср. его проповедь в Деян. 10.39 и далее), и оно могло стать стандартным образцом.

Этап 2. В то же время катехизические наставления давались новообращенным, что несомненно требовало определенного распределения этого материала. Основным содержанием катехизиса скорее всего были изречения Иисуса, специально выбранные под руководством Святого Духа. Такой катехизис мог иметь исключительно устную форму, либо исключительно письменную, либо смешанную. Последнее предположение весьма убедительно, и если оно верно, то позволяет полагать, что были изданы какие-то официальные трактаты в помощь учителям катехизиса. Методы, которые Церковь использовала в этом процессе, к сожалению нам не известны. Возможно, что этот первый катехизис был тесно связан с Евангелием от Матфея и существовал в своей первой форме на арамейском языке.

Этап 3. Марк, который был тесно связан с Петром и много раз слышал его проповеди, записал содержание его проповедей. В результате появилось Евангелие, в котором больше места отводилось делам, чем беседам. Вполне возможно, что Марк делал записи во время своего сотрудничества с Петром и позже использовал их, когда писал свое Евангелие. Если внешнее предание верно, то Марк и Петр были вместе в Риме, и после ухода Петра Марк записал свои воспоминания.

Этап 4. После того, как было написано евангелие от Марка, очевидно в Риме, Матфей получил его копию и расширил его, добавив довольно большой материал поучений из катехизиса и другого материала, в который входили и личные воспоминания. Многие изречения сохранились в беседах и были использованы Матфеем, чтобы связать учение с содержанием Евангелия от Марка.

Этап 5. Лука, который лично знал Марка, решил описать ход событий с самого начала (т.е. с пришествия Иисуса). Он изучил весь материал, который мог достать, и все устные свидетельства, данные ему очевидцами. По-видимому, он имел копию Евангелия от Марка, хотя получил ее только после того, как написал черновик, состоящий из поучительного и большого повествовательного материала (если верна теория какой-то формы Прото-Луки). Основной материал поучений он взял главным образом из катехизиса, когда был в Кесарии, где очевидно оставался некоторое время. Он мог даже иметь копию Евангелия от Матфея, хотя в этом нет никакой уверенности. Но если он использовал Евангелие от Матфея, то дополнил его материалом из устного предания. Катехизис, который имел Лука, сохранил более короткие беседы, чем мы имеем в Евангелии от Матфея. Это может объяснить разное расположение изречений у Матфея и у Луки. В целом очевидно легче объяснить особенности каждого, если Лука не использовал Матфея в качестве своего источника, но если оба независимо друг от друга заимствовали материал из катехизиса.

Этап 6. Вполне возможно, что сначала церкви пользовались только одним из трех Евангелий, потому что необязательно все они имелись в одной и той же области. Мы не можем с уверенностью определить сколько времени прошло, прежде чем все три стали известны, но обмен ими, как в случае с Посланиями Павла, вполне мог происходить. Легкость сообщения в древнем мире могла очень облегчить этот процесс. Но почему сохранились все три Евангелия? Разные акценты и содержания очевидно не помешали эвентуальному признанию всех трех. Не понимали ли первые христиане эти проблемы, или же они считали их неважными по сравнению с огромным преимуществом иметь множество свидетельств о жизни и учении Иисуса? Здесь также нельзя забывать, что они были людьми Духа, которые сразу же признали те литературные произведения, которые действительно были написаны под руководством Святого Духа, и потому считали, что сами по себе расхождения в повествованиях имеют откровенный характер.

Пройдя эти разные этапы, синоптические Евангелия могли принять формы, в которых мы их теперь знаем. Но нельзя упускать из виду экспериментальный характер этих предположений, потому что в конечном счете, наших данных недостаточно, чтобы сделать окончательный вывод. В лучшем случае мы имеем дело только с догадками, в правильности которых не можем быть уверены, но мы можем утверждать огромное влияние, которое эти Евангелия имели на ранней стадии своей истории. Если еще не сказано последнего слова об их происхождении, то их важность во всей христианской истории бесспорна.

¹ Memory and Manuscript (1961).

² В своей статье "The Gospel Tradition and its Beginning", in StEv (1959), pp. 43-65.

³ "Die Sprache im Neuen Testament", in Das Problem der Sprache in Theologie und Kirche (ed. W. Schneemelcher, 1959), pp. 21-55.

⁴ "Form-history and the oldest tradition", in Neotestamentica et Patristica (ed. W. C. van Unnik, 1962), pp. 3-13.

⁵ "The Gospel Tradition", in Neotestamentica et Patristica, pp. 14-34. Дэвис добавил к своей книге приложение (W. D. Davies, The Setting of the Sermon on the Mount (1964), pp. 464-480), в которой подверг критике Герхардссона. Однако последний выступил с зашитой своих воззрений в работе: Gerhardsson, Tradition and Transmission in Early Christianity (1964). Хотя в общем признается, что Герхардссон зашел в своих рассуждениях слишком далеко, все-таки его исследования обладают несомненной ценностью, которая заключается в том, что он обратил внимание на иудейские методы устной передачи предания. Ср. также замечания Дэвиса в статье: W. D. Davies, "Reflexions on Tradition: The Aboth revisited", in Christian History and Interpretation (eds. W. R. Farmer, C. F. D. Moule and R. R. Niebuhr, 1967), pp. 127-159; а также: E. R. Sanders, The Tendencies of the Synoptic Tradition (1960), pp. 26 ff. Б. Герхардссон вкратце излагает свои более поздние воззрения: Gerhardsson, The Origins of the Gospel Traditions (1979).

⁶ M. Смит (M. Smith, JBL 82 (1963), pp. 169-176) выступил с резкой критикой Герхардссона за неправильное представление как о раввинистическом, так и о христианском предании. Смит утверждает, что у нас нет никаких данных в пользу существования техники запоминания в иудаизме до 70 г., и далее он обращает внимание на то, что Герхардссон не принимает во внимание многие иудейские группы, а рассматривает только фарисеев. Смит полагает, что эти части Мишны, которые касались повседневной жизни (в противовес историческим трактатам), написаны раввинами во втором веке от Р.Х. Более того между раввинистическим и новозаветным материалом существует значительная разница, что необходимо принимать во внимание, хотя это в целом по признанию критика не отвергает гипотезу Герхардссона. Вполне возможно, что различные типы материала требовали применения разных техник его запоминания, однако сведения об этом в I в. настолько скудны, что трудно сформировать какое-либо определенное мнение относительно данной проблемы. Ср. также: W. S. Green, "What's in a name? - The Problematic of Rabbinic "Biography"", in Approaches to Ancient Judaism: Theory and Practice (ed. W. S. Green, 1978).

⁷ "Le Role de la Tradition orale dans la composition des Evangiles synotiques", in La Formation des Evangiles (ed. J. Heuschen, 1957), pp. 70-84. Ср. также: idem, Jewish Hermeneutics in the Synoptic Gospels and Acts (1954), pp. 177 ff.

⁸ Testimonies, I (1916).

⁹ Primitive Gospel Sources (1951).

¹⁰ According to the Scriptures (1952).

¹¹ Рассмотрение Иисуса Христа как Учителя представлено в книге Кертиса: W. A. Curtis, Jesus Christ the Teacher (1943). Автор проводит параллели между методами обучения Иисуса и методами раввинов, причем показывает превосходство в этом Христа.

¹² См. дальнейшее обсуждение этой позиции в следующем разделе.

¹³ Memory and Manuscript (1961), pp. 157 ff.

¹⁴ Герхардссон (Gerhardsson, op. cit., p. 335) полагает, что евангелисты "работали на основе установленного особого предания об Иисусе - предания, которое частично запоминалось, а частично записывалось в отдельные записки и личные свитки, однако вне всякого сомнения, что оно не испытало влияния других авторитетных учений того времени.

¹⁵ Необходимо решительно отвергнуть искусственные методы экспериментальной проверки передачи устного предания, подобные тем, которые проводил в аудиториях В. Тейлор: V. Taylor, Formation of the Gospel Tradition (1935), pp. 202-209. По мнению автора эксперимента его ценность обуславливалась тем, что он проводился среди студентов, чьи мыслительные процессы во многом определяются устной передачей. К. Гробель (К. Grobel, Form-geschichte und synoptische Quellenanalyse, 1937, p. Ill) подверг резкой, уничижительной критике этот метод, исследователь назвал его абсурдным, поскольку академическая атмосфера не может правильно воспроизвести условий, при которых это устное предание передавалось.

¹⁶ Многие ученые придерживаются предвзятого мнения о том, что Евангелия необходимо рассматривать под тем же углом зрения, что и любые другие книги (ср.: V. Taylor, The Gospels, p. 11; Т. Henshaw, New Testament Literature, 1952, p. 63). Однако это мнение спорно, так как Евангелия рассматривают уникальные события. В то же время эта уникальность не означает, что они вовсе не подлежат критическому исследованию. Это просто говорит о том, что не все методы, применяемые для других писаний хороши для Евангелий.

¹⁷ Вуд (Н. G. Wood, Jesus in the Twentieth Century, 1960, p. 80), подчеркивая уникальность Евангелий, обращает внимание на отсутствие точных литературных параллелей. Ср. также: Н. Е. W. Turner, Jesus, Master and Lord (1954), pp. 29 ff. Вне всякого сомнения, что там, где этот факт учитывается, он помогает избежать многих критических спекуляций, основанных на сомнительных параллелях.

¹⁸ См.: S. H. Hooke, Alpha and Omega, 1961, p. 137. Автор указывает на то, что в основе текстуальной критики, критики источников и метода "истории форм" лежит представление о Евангелиях, как о произведениях человеческой мысли, посвященных раскрытию способа искупления перед Богом. Исследователь присоединяется к выступлению Остина Фаррера против подобных воззрений, которые превращают авторов Евангелий в "бесцветных учеников".