Путь к началу начал. Археологическо‑лингвистическая прелюдия

Я думаю – ученые наврали, –

Прокол у них в теории, прорез:

Развитие идет не по спирали,

А вкривь и вкось, вразнос, наперерез!

В. Высоцкий

Открытие цивилизации, которую многие считают еще древнее египетской, началось с человека, стоявшего и у истоков исследования Древнего Египта, – с датчанина Карстена Нибура. Правда, до европейцев и раньше доходили сведения о клинописных надписях Востока (их копии впервые попали в Европу еще в XVII веке благодаря итальянскому путешественнику и купцу Пьетро делла Валле), но Фридрих I Датский был первым европейским монархом, организовавшим научную экспедицию в Египет, Месопотамию[58]и Персию. Экспедиция эта проходила в нечеловечески трудных условиях; ее участники один за другим гибли от жары и тропических болезней, и в конце концов в живых остался один Нибур. Возможно, ему помог выжить тот жадный интерес, который он питал ко всем достопримечательностям, попадавшимся на его пути.

Возле Шираза Нибур исследовал развалины древнего здания, верно угадав в них руины дворца Персеполя – легендарной резиденции персидских царей. Когда‑то здесь пировали Дарий и Ксеркс, и Диодор Сицилийский повествует о том, как сопровождавшая войска Александра Македонского афинская гетера Тайс призвала уничтожить столицу ненавистных персидских царей в отместку за все зло, которое персы причинили Элладе. Схватив пылающий факел, гетера бросила его меж колонн пиршественного зала, а Александр и его воины присоединились к ней, в результате чего вспыхнул пожар, уничтоживший великолепный дворец.

По счастью, от дворца осталось достаточно, чтобы в его развалинах Нибур сумел скопировать клинописные надписи, опубликованные им по возвращении в Европу. Однако в те времена еще никто не мог прочесть эти загадочные письмена, которые ориенталист Гайд называл просто узорами на камне… То же самое в свое время говорили и про египетские иероглифы!

Но вот в 1802 году молодой помощник школьного учителя из немецкого города Гетингена, Георг Фридрих Гротефенд, большой любитель ребусов и шарад, побился об заклад со своими друзьями, что расшифрует персепольскую надпись. Под общий хохот пари было заключено, и… Гротефенд выиграл его, расшифровав первые 9 букв персепольской надписи. Поистине, неисповедимы пути лингвистики и археологии!

Таким оригинальным образом – с трактирного пари – был сделан первый шаг на пути открытия цивилизации, о существовании которой никто раньше даже не подозревал.

Труд Гротефенда продолжили француз Эжен Бюрнуф и норвежец Кристиан Лассен, чьи работы (независимо друг от друга) вышли в свет в 1936 году. А потом пришла пора выступить на сцену археологам.

Еще в 1820 году молодой адвокат Ост‑Индской компании Клавдий Джеймс Рич был заворожен видом холмов, возвышавшихся на восточном берегу Тигра. Полагаясь лишь на интуицию и вдохновляясь надеждой, он начал копать на одном из холмов в поисках знаменитой Ниневии, о которой не раз (причем в весьма нелестных выражениях) упоминается в Библии. Рич успел обнаружить несколько десятков глиняных табличек и некоторые другие предметы, но внезапно вспыхнувшая эпидемия холеры оборвала жизнь молодого ученого вскоре после того, как он приступил к раскопкам.

Прошло двадцать лет – и Поль Эмиль Ботта, врач и коллекционер насекомых, новоиспеченный французский консул в Мосуле, тоже заинтересовался загадочными холмами. Так же, как Рич, наугад, на авось он начал раскопки на холме близ деревушки Куюнджик. Четыре месяца нанятые французом арабы работали на облюбованном им холме, однако находки были столь незначительны, что о них даже не стоило сообщать во Францию. А ведь именно под этим холмом скрывался дворец царя Ашшурбанипала!

И вдруг некий араб из местечка Хорсабад рассказал «франку», питающему непонятный интерес к грязным глиняным обломкам, что таких, покрытых непонятными значками, кирпичей в его деревне полным‑полно. Их там так много, что из них складывают амбары и печки! Зная склонность местных жителей к цветистым преувеличениям, Ботта не очень‑то поверил арабу, но все же послал в Хорсабад своих людей – чем черт не шутит? И черт пошутил со всей основательностью, на какую только способен рогатый лукавец. Спустя неделю один из людей Ботта вернулся с поразительной вестью: они раскопали стены с рисунками, с рельефами, с изображениями диковинных зверей! Немедленно бросив все работы в Куюнджике, Ботта устремился в Хорсабад…

Результаты его трудов оказались такими ошеломляющими, что вскоре он дал телеграмму во Францию, сообщая, что нашел Ниневию, сердце «логовища львов»! Однако это была не Ниневия, а всего лишь ее дальний пригород Дур‑Шаррукин, резиденция царя Саргона II. А настоящая Ниневия осталась под холмом у Куюнджика, где Ботта так поспешно свернул раскопки…

И все же открытие первого ассирийского дворца потрясло весь тогдашний ученый мир. Ботта работал в Хорсабаде с 1843 года по 1846‑й, преодолевая ожесточенное противодействие местного паши, и его усилия то и дело вознаграждались удивительными находками. Из песка вставали рельефы и скульптуры, появлялись необыкновенные по своей реалистичности рисунки. Охота, война, угон пленных, подсчет отрубленных вражеских голов, пытки, взимание дани, снова охота и вновь война… Суровая и жестокая жизнь самого могущественного народа Древней Месопотамии оживала перед глазами французского исследователя.

Однако вскоре выяснилось, что древний алебастр не выдерживает горячего ветра пустыни. Рисунки на глазах блекли, статуи рассыпались в пыль… Тогда из Парижа на место раскопок срочно откомандировали художника Эжена Наполеона Фландена, который должен был сохранить для человечества то, что Ботта извлекал из‑под земли. Бесценность работы Фландена, запечатлевавшего все найденные в Хорсабаде сокровища, вскоре доказало одно печальное событие: первый груз археологических находок, погруженный на плоты, затонул в бурном течении Тигра. Только следующий транспорт, отправленный со всеми мерами предосторожности, благополучно достиг цели, и древности ассирийской земли впервые предстали перед жителями Европы, заняв почетное место в Луврском музее.

По возвращении на родину Ботта издал пятитомное исследование «Памятники Ниневии, открытые и описанные Ботта, измеренные и зарисованные Фланденом». Из пяти томов два полностью посвящались ассирийским надписям.

Но хотя француз тщательно копировал клинописные тексты, расшифровать их он еще не мог. И тут опять пришла пора подхватить эстафету лингвистам.

Вы заметили, что зачастую важнейшие открытия в области лингвистики совершаются неспециалистами? Шампольон был профессором истории, Гротефенд – школьным учителем, Джордж Смит, о котором речь пойдет впереди, – гравером. А Генри Кросвик Раулинсон, внесший неоценимый вклад в дешифровку клинописи, был майором английской армии и политическим агентом в Кандахаре. Этот удивительный человек, ничего не зная о работах Гротефенда и его последователей, самостоятельно расшифровал имена трех персидских царей и пошел еще дальше: прочитал несколько слов, в правильности расшифровки которых, впрочем, сомневался… Кто‑то может заявить: «Подумаешь, достижение! Всего‑навсего несколько слов, да к тому же, возможно, неправильно прочитанных!» Этому скептику можно посоветовать взять книгу, написанную на китайском языке, и попытаться прочесть в ней хотя бы десяток слов, не пользуясь словарями и не консультируясь с преподавателями кафедры восточных языков… Когда же бедняге наскучит водить пальцем по непонятным значкам, пускай он для разминки попробует повторить то, что Раулинсон проделал на двуглавой скале в районе Бехистуна.

Для продолжения работы по дешифровке английскому майору отчаянно требовались новые надписи – и он начал копировать надпись на скале близ дороги из Керманшаха в Багдад. На этой естественной стеле царь Дарий когда‑то приказал высечь надписи и рельефы, прославляющие его победы. Каменные фигуры изображали великого правителя, правой ногой попирающего мятежного мага Гаумату, там же красовались связанные веревкой девять царей‑самозванцев, а по сторонам этого рельефа и под ним разместились четырнадцать колонок текста на трех языках. Вися на веревке над 56‑метровой пропастью, Раулинсон тщательно скопировал староперсидский текст. А несколькими годами позже, дополнив экипировку гигантскими лестницами и альпинистскими «кошками», бесстрашный майор срисовал и вавилонскую часть надписи.

В результате своих альпинистских и лингвистических подвигов Раулинсон в 1846 году представил Лондонскому Королевскому Азиатскому Обществу копию староперсидской надписи с переводом.

Исследование цивилизаций Месопотамии начало продвигаться вперед семимильными шагами: в 1845 году Остин Генри Лайярд, бывший клерк, с детства бредивший Востоком, бросил скучную службу в конторе и отправился навстречу своей мечте. Располагая всего 60 фунтами, которые подарил ему английский посол в Константинополе, он начал раскопки в Нимруде. И неважно, что в стране, где очутился Лайярд, полыхало восстание, – вырвавшегося на волю романтика не могли смутить подобные пустяки. Каким‑то чудом заручившись помощью воинственных бедуинов, Лайярд на следующий же день после начала работ наткнулся на ассирийский дворец! Вскоре – на второй; и его находки превзошли все найденное Ботта в Хорсабаде.

С невольным трепетом новоиспеченный археолог заглянул в глаза колоссальным статуям крылатых человеко‑львов и человеко‑быков, которые охраняли дворец Ашшурнасирапала II в IX веке до н. э. – в ту пору, когда мир не знал еще ни Гомера, ни Сократа, а Троянская война не успела полностью погрузиться в зыбучие пески древней истории… Под лопатами рабочих Лайярда крылатые боги и дворец могущественного ассирийского царя впервые за два с лишним тысячелетия снова увидели свет.

Подобный успех давал возможность почить на лаврах, не искушая капризную судьбу, но Лайярд вновь бросил ей вызов: в 1849 году он начал работать в Куюнджике, там, где раньше копали Рич и Ботта. Казалось бы, что можно было найти в таком бесперспективном месте? Везучий и упорный англичанин нашел то, что оказалось ценнее даже обнаруженных им ранее ассирийских дворцов в Нимруде. Наконец‑то поднялись из‑под земли развалины легендарной Ниневии, проклинаемого в Библии «города крови»!

Но самое главное – в пристройке ко дворцу Ашшурбанипала Лайярд обнаружил тысячи глиняных табличек, среди которых оказались и учебники языка с расшифровкой клинописных знаков. Такие таблички служили пособием для школьников в те времена, когда старая силлабистическая письменность и письмо‑рисунок начали заменяться простым алфавитным письмом, – по сути дела, это были самые настоящие древние словари! Значение подобной находки просто невозможно переоценить. Она сразу разрешила многие трудности, стоявшие перед учеными на пути дешифровки клинописных текстов, – но в то же время задала миру новую загадку.

Дело в том, что помимо надписей на вавилонском и ассирийском в библиотеке Ашшурбанипала оказалось множество табличек с надписями на языке, разительно отличавшемся от семитских и иранских. То был язык шумеров – загадочного народа, создавшего первую великую цивилизацию Междуречья.

Надо сказать, что Лайярд и его преемник Ормузд Рассам не сразу поняли уникальность своей находки. И все же, как и полагается добросовестным археологам, они отправили в Англию не только эффектные барельефы и статуи, но и ящики, наполненные битыми глиняными табличками… В Британском музее за этот глиняный бой взялись «кабинетные ученые», кропотливо восстанавливая из разрозненных обломков удивительное прошлое Месопотамии; там и сделал свое знаменитое открытие Джордж Смит, рабочий‑гравер и талантливый лингвист‑ассиролог.

С его открытием мы еще познакомимся, а пока окинем беглым взглядом самые существенные археологические находки в Месопотамии.

Спустя 40 лет после открытий Ботта помощник французского консула Эрнест де Сарзек начал раскопки в шумерском городе Лагаше, обнаружив там культуру столь древнюю, что Ассирия времен Ашшурбанипала в сравнении с ней кажется чуть ли не современностью. Конечно, это преувеличение, но при попытке заглянуть на 45 веков в прошлое вполне может закружиться голова… Находки Сарзека заставили замолчать тех скептиков, которые упорно отказывались верить в существование шумерского народа. Кстати, сам термин «шумеры» ввели в обиход не историки, а французский лингвист Жюль Опперт: в 1869 году на заседании Французского общества нумизматики и археологии он порядком огорошил почтеннейшую публику, заявив, что непонятный язык многих клинописных табличек Месопотамии – шумерский. А раз существует шумерский язык, значит, когда‑то должен был существовать и шумерский народ!

Слова Опперта встретили яростный отпор многих историков и археологов. В частности, Жозеф Галеви обозвал так называемый «шумерский» язык фантасмагорией. Какой еще там шумерский? Это просто вавилонские жрецы прибегали к шифрованным записям, дабы непосвященные не совали нос в их религиозные таинства!

И вот Сарзек обнаружил в Лагаше множество записей на этом «фантасмагорическом» языке – в том числе списки продуктов, купчие и другие деловые документы, которые не стал бы засекречивать даже писец, страдающий манией преследования в тяжелой форме. Впридачу Сарзек нашел статуи правителей, живших одновременно с самыми древними египетскими фараонами; откопал «Стелу коршунов», призванную увековечить победу Лагаша над другим шумерским городом – Уммой около 2470 г. до н. э.; открыл надписи правителя Уруинимгины – полного благих намерений, но печально кончившего реформатора XXIV века до н. э.

Вслед за этим последовали сенсационные открытия немца Роберта Кольдевея, нашедшего древний Вавилон в 90 км от нынешнего Багдада: в ходе восемнадцатилетних работ удалось извлечь на свет божий грандиозные крепостные стены, дворец Навуходоносора II, храм Мардука, Ворота Иштар, Дорогу Процессий и знаменитую Вавилонскую башню.

Двадцатый век, переболев Первой мировой войной, ознаменовался открытием древнего города Мари – соперника‑союзника Вавилона (его откопали французские археологи под руководством А. Парро) и поразительно интересными находками англичанина Леонарда Вулли, сделанными в Уре, на родине библейского Авраама.

Помните достославного фараона Менеса, объединителя Египта? Вот и жители Ура хорошо его помнили. Не то чтобы они были знакомы с ним лично, но наверняка обитатели этого древнего города (к тому времени насчитывавшего уже немало лет) оживленно обсуждали последние новости, привезенные купцами из страны, кормящейся дарами Хапи. Да, хорошенькую трепку задал молодой Менес своим противникам из нижних номов! Говорят, фараон начал строить новую столицу, которая будет называться «Весы Обеих Земель»[59]– да пошлют боги удачу и процветание этому городу! И все‑таки Мемфису никогда не сравниться в великолепии и славе с великим Уром… Интересно, подешевеет ли теперь привозное средство от змей – знаменитая талапия нильская?

Так судачили люди на рыночной площади и в трактире, отрытых английскими археологами через 24 века после того, как великий Ур прекратил свое существование и был занесен землей…