Эхнатон – еретик и поэт

К тому времени фиванское жречество давно уже превратилось в своеобразное «государство в государстве». Вспомните трудный путь египтян в Дуат – и вам станет ясно, какими богатствами и каким влиянием пользовались люди, в чьих руках находилась загробная жизнь всех людей Та‑Мери, от землепашца до фараона. А воинственные владыки Нового царства, хотя и расширили свои владения от моря до моря, мало‑помалу утратили ореол божественности, которым обладали их предки. Царь‑воин, царь‑охотник, царь‑полководец слишком стал похож на человека и слишком мало – на бога, в отличие от великих фараонов Древнего царства. В эпоху Джосера, Хуфу, Менкауры один только царь имел право напрямую общаться с богом, в официальных надписях иногда даже говорилось, что он превыше всех богов; а теперь жрецы осмеливались влиять на передачу власти от одного фараона к другому, ссылаясь на указание верховного фиванского божества Амона!

И Аменхотеп III решил вернуться к славным временам, когда фараон являлся для своих подданных земным богом. Но для этого ему требовалось сокрушить тех, кто стоял на пути к его единовластному могуществу – жрецов Стовратных Фив. В противовес поклонению Амону царь мало‑помалу выдвинул на первый план поклонение Солнцу – Атону, изображавшемуся в виде солнечного диска со множеством лучей‑рук.

До сих пор идут споры о том, был ли Аменхотеп IV искренне верующим человеком или же он создал культ Атона как средство борьбы со своими противниками‑жрецами? По‑моему, одно не исключает другое. А наблюдая за ходом его борьбы, трудно отделаться от мысли, что чем дольше фараон поклонялся солнечному богу, тем большим приверженцем Атона он становился. Разве не могло случиться так, что царь‑богоборец, царь‑еретик, царь‑поэт поддался очарованию им самим же созданного культа и стал фанатиком бога, который хотя и существовал прежде, но не обладал теми чертами, какие придал ему этот яростный солнцепоклонник? Что вдохновленный своим воображением фараон в некотором роде предвосхитил историю влюбившегося в собственное творение Пигмалиона?

Человеческая натура – причудливая вещь, и эта причудливость очень ярко воплотилась в Аменхотепе IV.

Имя Аменхотеп, что означало «Амон доволен», на пятом году царствования царь сменил на имя Эхнатон, означавшее «Полезный Атону», и провозгласил главным божеством Солнце – подателя жизни, владыку всего сущего на земле. Культы остальных богов были запрещены, многочисленные жрецы остались не у дел, утратив привычное высокое положение. Но даже те жрецы и высшие сановники, которые вслед за фараоном начали поклоняться Атону, уже не могли рассчитывать на восстановление своего былого влияния.

Культ Атона был неразрывно связан с культом самого царя; как солнце в зените возвышалось над землей, так и Эхнатон возвышался над всеми своими подданными. Фараон объявил себя возлюбленным сыном солнечного светила и потребовал не только царских, но и божественных почестей. Один лишь Эхнатон – и никто иной – мог общаться с богом, всем остальным полагалось обращаться с молитвами уже к царю. «Дозволь мне всегда насыщаться лицезрением тебя!» – льстиво просил хитрый сановник Эйя, сам будущий фараон, у Эхнатона.

Насыщаться лицезрением царя его подданные могли во время религиозных церемоний в новой столице Эхнатона – Ахетатоне (Горизонте Солнца). Фараон велел построить между Фивами и Мемфисом город с великолепным храмом Атона, с многочисленными государственными учреждениями, с кварталом ремесленников, с богатыми домами знати и, покинув логово ненавистных фиванских жрецов, навсегда перебрался в Ахетатон.

Эхнатон и его жена Нефертити, как божественная чета, вместе возглавляли торжественные церемонии, посвященные солнечному светилу; сохранились рельефные изображения грандиозных праздников, во время которых царь изливал свои милости на принявших новую веру людей, так же как Солнце‑Атон изливало благостные лучи на землю.

Само собой разумеется, новая религия далеко не всем пришлась по вкусу; не только жрецы старых богов, но и большинство простых людей не захотели отречься от прежней веры. Однако культ Атона наверняка приобрел и достаточно приверженцев – кто‑то искренне уверовал в солнечное божество, а кто‑то соблазнился милостями фараона. Эхнатон, порвавший со старым жречеством, приблизил к себе много незнатных, «служилых», людей; недаром в ту пору были очень популярны имена, означавшие в переводе «Эхнатон меня сделал»…

К тем же, кто не пожелал уверовать в бога‑Солнце, фараон был беспощаден. Земное светило могло не только даровать блага, но и опалять! Стоит вспомнить надпись в гробнице Туту: «Всякий ненавистный попадает на плаху… он подпадает мечу, огонь пожирает (его) плоть… Обращает он (Эхнатон) мощь свою против тех, кто игнорирует учение его, милости свои – к тем, кто знает его».

Безжалостный к противникам своего вероучения, но выстроивший святилище для своей матери, царицы Тэйе, которая, по‑видимому, осталась верна старым богам; велевший предать пленных нубийцев мучительной казни,[40]но нежно любивший жену и шестерых дочерей; поставивший внешнюю политику Египта на грань катастрофы, но создавший одно из самых поэтичных произведений древности – «Гимн Атону» – каким он был, фараон‑еретик? Его личность до сих пор ставит в тупик многочисленных исследователей «периода Амарны»,[41]вызывая столько противоречивых толков, сколько не вызывает личность никакого другого фараона. Сама внешность Эхнатона, с чересчур широким тазом, выпуклым животом, выступающими грудями, странно вытянутой головой так и провоцирует на догадки одну невероятнее другой. Эхнатона называли душевнобольным человеком, эпилептиком, оскопленным пленным нубийцем, гермафродитом, больным синдромом Фрелиха[42]и даже… женщиной!

Страсти бушуют и по сей день; их еще больше подогревает то, что мумия Эхнатона до сих пор не найдена, знаменитая гробница 55 в Долине царей, сохранившая, как полагали одно время, мумию царя‑еретика, теперь считается гробницей одного из приближенных Эхнатона – Сменхкары.

Зато раскопки в городе солнца – Ахетатоне добавили много штрихов к портрету этого неординарного человека.

Эхнатону (и мастерам, которые трудились над украшением его столицы) впервые удалось преодолеть застывшие каноны древнеегипетского искусства, показав человеческие фигуры в иных ракурсах, с иными пропорциями, чем это делалось из века в век. Очень часто в «амарнском искусстве» встречаются пейзажные мотивы, отличающиеся необыкновенным реализмом. Во дворце царя пол и стены были расписаны под «живую природу»: заросли папируса, цветы, вьющаяся по полу тропинка, парящие в небе птицы…

В рельефах, посвященных семейной жизни фараона, решительно преобладает романтизм. Вновь и вновь показывается нежная любовь Эхнатона и Нефертити друг к другу и к своим дочерям. Фараон и его жена в сопровождении играющих на систре маленьких принцесс подносят цветы солнцу, протягивающему им в руках‑лучах знак жизни «анх», они целуют своих детей, играют с ними, держат их на коленях… Еще никогда в египетском искусстве не встречалось таких пронзительно‑трагических сцен, как оплакивание царской четой их умершей дочери. И немного в литературе Египта найдется столь ярких и талантливых произведений, как «Гимн Атону», обнаруженный в гробнице Эйи:

Великолепен, Атон, твой восход на горизонте.

Живой солнечный диск, положивший жизни начало,

Ты восходишь на восточном горизонте,

Красотою наполняя всю землю.

Ты прекрасен, велик, светозарен и высок над землею,

Лучами ты обнимаешь пределы земель, тобой сотворенных…

Ты заходишь на западном горизонте – земля во мраке, как мертвые

Спят люди, с головою укрывшись, не видя друг друга.

Их обирают грабители, они не слышат.

Из логовищ львы выходят.

Змеи жалят во мраке.

Земля безмолвствует.

Творец ее за горизонтом.

Земля расцветает, когда ты восходишь на горизонте,

Мрак разгоняя лучами.

Обе земли в ликовании.

Обе земли торжествуют.

Пробуждаются люди…

Птицы из гнезд вылетают,

Взмахами крыльев душу твою прославляя.

Скачут, резвятся все твари с каждым твоим восходом.

Плывут корабли на Юг и на Север.

Любые пути открыты в твоем сиянье.

Рыба в воде играет, на свет твой выходит,

Ибо ты проницаешь лучами глубины.

Животворишь младенцев в материнских утробах.

Даешь рожденным дыханье и им уста отворяешь.

Зародыш в яйце тебя, Атон, славословит,

Птенец в яйце жив тобою.

Сквозь скорлупу ты его насыщаешь, даруешь дыханье.

Ее пробивая клювом, к тебе он стремится

На шатких ножках.

Человеку твоих творений не счесть:

От глаз они скрыты.

Ты земли создатель, ее наполняешь жизнью,

Всем, кто на ногах своих ходит,

Кто парит над нею на крыльях,

Каждого, где бы он ни жил,

Ты судьбой наделяешь.

Пусть языки различны, разного цвета кожа,

Всех одаряешь пищей, жизни конец назначаешь.

Нил сотворен тобою в глубинах подземных.

Он выведен по твоему желанью

На благо Египту…

Ты един во многих обличьях, солнечный диск животворный,

Пылающий, сверкающий, далекий и близкий,

Нет числа твоим проявленьям.

В моем пребываешь ты сердце.

У тебя сыновей мириады,

Но я, Эхнатон, правдой живущий,

Единственный в твои посвященный тайны,

Твое постигший величье.

Ведаю я, что землю ты создал

Своей могучей рукою,

Что люди – твое творенье:

Поднимаешься ты – они живы, спрячешься – умирают.

В тебе дыхание жизни.

Ты украшаешь землю.

Людей от сна пробуждаешь для службы царской,

Делаешь слугами сыну, владыке обоих Египтов

И возлюбленной им Нефертити,

Царицы земель обеих.

Да будет она жива, молода и здрава

Вечные веки.[43]

Ахетатон современники называли «небесным видением» и, как любое видение, он не просуществовал долго. После смерти Эхнатона его столица пришла в упадок, и вскоре «великий очарованием, приятный красотой для глаз» город полностью обезлюдел и был занесен песками.

Само имя Эхнатона безжалостно искоренялось теми, кто спешил вернуться к прежней вере, к прежним богам. Сменхкара, преемник фараона‑еретика, перенес столицу обратно в Фивы и принялся восстанавливать поврежденный солнцепоклонниками храм Амона. А полный реванш за перенесенные испытания фиванское жречество взяло при молодом фараоне Тутанхамоне, муже одной из дочерей Эхнатона, Анхесенпаамон.