Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Языки и системы записи



Существовало множество языков, иранских (или индоиранских, если постараться сохранить паралел‑ лизм в обозначении для индоарийских языков на индийском субконтиненте) и других, на которых говорили и которыми пользовались в многонациональной персидской империи от Ахеменидов до Сасанидов. На большинстве этих иранских языков в настоящее время не существует аутентичных текстов, в то время как о других, таких, как мидийский, скифский или сарматский, сохранились только косвенные свидетельства, имена собственные или имена нарицательные, заимствованные или прокомментированные в других языках (это обычно обозначается терминами «вторичная традиция» или «параллельная традиция»). Кроме того, использовались различные системы записи на базе слоговых, консонантных или алфавитных символов, клинописи или производных от арамейского и греческого алфавитов. Колыбель династий Ахеменидов и Сасанидов находилась в Фарсе, на юго‑западе нынешнего Ирана, но их языки (древнеперсидский и средне‑

персидский) использовались очень по‑разному. Вопреки тому, что можно было бы предположить, древнеперсидский язык не был распространен во всей империи Ахеменидов, его использование в письменной форме ограничивалось надписями великого царя, и он не сыграл никакой роли в управлении страной. И напротив, среднеперсидский язык был культурным, официальным языком сасанидской империи.

♦ Ахеменидская эпоха

В течение всей эпохи Ахеменидов и после нее, арамейский язык был административным языком во всех регионах мира‑империи, как в центре, так и на периферии, и использовался для межрегионального общения. Ценность других неиранских языков была ограничена во времени и пространстве: в течение приблизительно полувека новоэла‑ митский – язык региона, из которого был родом основатель персидской империи Кир – был официальным языкок придворной канцелярии Персии, что доказывают тысячи табличек, найденные в казне и арсенале Персеполиса и датированные периодом между 509 и 458 гг. до н.э. Очевидно, к середине V в. до н.э. арамейский язык заменил эламитс‑ кий и в учетных документах царских складов. Его было легче учить и легче записывать, чем эламитс‑ кий. Арамейский язык и письменность действительно обеспечивали большие преимущества. Папирус и пергаменты, написанные на арамейском языке, были менее громоздкими, и их было удобнее хранить, чем эламитские таблички. Благодаря широкому распространению на территории ахеменидского государства, задокументированному также в актах и письмах еврейского военного поселения

Элефантины на юге Египте, а также на надгробных надписях сатрапии, раскинувшейся от Даскилейо‑ на до Фригии, эта форма арамейского языка (у которой нет заметной разницы с предшествующей ей формой языка) обозначается при помощи формулировки «арамейский язык империи». Эламитский язык также использовался в царских надписях наряду с нововавилонским. Этот нововавилонский язык использовался, в основном, в Вавилонии для написания хроник, астрономических текстов и пророчеств, а также в важных храмовых архивах в Уруке и Сиппаре, а также в записях крупных торговых семейств Эгиби и Мурашу. В других районах империи использовались другие языки, например, египетский в Египте или греческий, лидийский или ликийский в Малой Азии.

Что касается древнеперсидского языка, то он, в основном, являлся разговорным языком царской семьи и оставался все же искусственным наречием, поскольку был усеян архаичными формами и иностранными диалектическими словами. Кроме того, язык использовался, по всей видимости, великим царем только для представительских целей. Он использовался вместе с клинописью, изобретенной для этого случая (создатели ее концентрировались больше на записи, чем на последовательном прочтении без двусмысленности). По всей видимости, это произошло по приказу Дария I и имело целью точно написать на его собственном языке огромную надпись на скале Бехистун. Новая надпись занимает промежуточное положение между буквенной и консонантной записью и была вдохновлена другими клинописными алфавитами месопотамского региона, однако она представляет собой самостоятельное произведение, а не развитие уже имеющегося. В отличие от других моделей разработчики исполь‑

зовали простой стилистический принцип, избегая, таким образом, использования слишком сложных знаков или пересечения элементов.

♦ Аршакидская и сасанидская эпохи

С падением ахеменидской империи устный и письменный арамейский язык не погиб. Напротив, клинописная древнеперсидская письменность (и с нею способность прочитать ее) быстро исчезла, так как она не была достаточно практичной в употреблении на таких материалах, как папирус или пергамент. Приученные постоянно переводить местные наречия на арамейский язык и наоборот, арамейские писцы императорской администрации вскоре начали просто обозначать языки и местные диалекты согласно арамейскому начертанию. Этот процесс с еще большей легкостью проходил в тех провинциях бывшей ахеменидской империи, которые не имели ранее письменности и где, таким образом, не имелось реальной альтернативы. В то же самое время тексты, созданные таким образом, включали все больше иранских слов и процент местных выражений все увеличивался по мере того, как арамейские писцы постепенно были заменены местными писцами и переводчиками.

Еще одним последствием этой эволюции было то, что региональные писцы не владели в той же степени арамейским языком, как носители языка: количество ошибок в арамейской грамматике все увеличивалось до такой степени, что арамейские речевые формы стали условно фиксированными, без какой‑ либо связи с арамейской грамматикой. На этой стадии (имевшей место в III или II вв. до н.э.) они стали арамеограммами, которые иначе называли также гетерограммами. Таким образом, арамеограмма

Древнеперсидский клинописный силлабарий и надпись Дария I

AMY на среднеперсидском обозначает просто «мать» и не имеет больше смысла арамейского слова ’m‑у «моя мать», т.е. имени существительного, следующего за энклитическим притяжательным местоимением. Писцы пошли еще дальше, присоединяя под видом фонетических дополнений окончания множественного числа к именам нарицательным или различные окончания, указывающие на число или глагольную форму. При этом добавляется тот факт, что эти застывшие формы не читались более на арамейском языке, но напрямую переносились в иранский язык при помощи явления, которое сами персы называли uzvari§n понимание, интерпретация (букв. uz‑var‑i§n «открывание»). Если рассмотреть те же примеры, имена существительные AMI и MLKAn читаются теперь соответственно /mad/ и /sahan/, а глагол YBLWNtn произносится как / burdan/. По мере того как писцы начинали забывать первоначальный смысл арамейских слов, все сильнее становилась необходимость создавать глоссарии: известен, например, «Словарь среднеперсидского языка», в котором описано около четырехсот арамеограмм с их эквивалентами на среднеперсидском и (иногда) их приблизительные фонетические альтернативные начертания.

Это явление постепенного ввода арамеограмм происходило во всех иранских языках, в которых система записи основывалась на арамейском алфавите, т.е. в парфянском, среднеперсидском, согдийском и хорезмийском. Все эти языки (и их диалекты или диалекты различных социальных слоев) имеют то общее, что на них говорили и на них записывались тексты в парфянскую и сасанидскую эпохи, даже если для некоторых большая часть, собственно, записей датируется более поздней эпохой. Парфянский язык (III в. до н.э. – III в. н.э.) был языком аршакидского двора, а также использовался как административный язык наряду с арамейским языком (последние манихейские тексты на парфянском языке датируются даже X в.). Основная часть текстов на парфянском языке датируется все‑таки началом сасанидской эпохи: поэзия и религиозные истории по‑ прежнему широко передавались изустным путем, надписи на царских Аршакидских монетах делались по‑гречески до середины I в. н.э., а другие древние тексты, то есть редкие наскальные надписи или гли‑

няные таблички из Нисы или пергаменты Аврома‑ на, содержали столько арамейских элементов, что не давали достаточно информации о парфянском языке. Господствующая позиция парфянского языка в аршакидский период спровоцировала внесение множества парфянских слов в другие иранские языки (а именно – в среднеперсидский и согдийский), в арамейский язык (в том числе сирийский и ман‑ дейский) и армянский.

Среднеперсидский (III в. до н.э. – VIII–IX в. н.э.) объединяется с парфянским (оба языка представляют западный среднеиранский диалект). Он стал не только языком сасанидского двора, но также получил широкое распространение как язык –посредник для межнационального общения той эпохи. В период, предшествующий Аршакидам, он был все еще ограничен Персией и использовался, например, в надписях на монетах династии Фратарака («сатрапы?» в конце III в. до н.э. – в начале III в. н.э.). Язык оставался живым и после сасанидского периода, до VIII–IX в. и продолжал использоваться иранскими маздеиста‑ ми как «мертвый» литургический язык до X в. и даже до XIII в. в среде манихейцев Центральной Азии. Время от времени язык также назывался «пехлеви», но это обозначение неточное и говорит, скорее, о письменности, произошедшей от арамейской и использованной в наскальных надписях, текстах на монетах и печатях, в папирусах и пергаментах, в маздеистских книгах и т.д. т.е., в различных формах. Только ма‑ нихейцы использовали систему, производную от пальмирской письменности, которая была намного ближе к реальному произношению III в., чем консервативное и архаичное начертание на пехлеви маздеистских книг. Два других письменных языка, основанных на арамейском начертании символов, согдийский и хорезмийский (которые принадлежат к группе

среднеиранских восточных вместе с бактрийским и обоими вариантами языка шаков Хотана и Тумшуга), достигли максимального распространения в хронологических и/или географических рамках, выходящих за пределы доисламского Ирана того времени. Конечно, согдийская литература (существовавшая до VIII в.), сообщавшая о жизни буддистских, манихей‑ ских и христианско‑несторианских сообществ, достаточно хорошо сохранилась, но с точки зрения лингвистических критериев нам интересны только небольшая часть надписей на монетах II в. и сотни граффити, датируемых IV в. При этом граффити были обнаружены на пересечении некоторых дорог Шелкового пути, в верхнем течении Инда (на севере нынешнего Пакистана), где их оставляли многочисленные соглийские торговцы, пришедшие из Самарканда и других мест, в память о своем путешествии – совсем как нынешние туристы. Древние «письма», найденные на Китайской стене между Дуньхуаном и Лоуланом, также датируются этим периодом, но касаются отношений между Согдианой и Китаем. Хо‑ резмийский язык, на котором говорили в области на севере от Согдианы и который был очень близок к согдийскому языку, лучше всего сохранился в своей поздней форме (XI–XIII в.) и в арабской записи, но наиболее древними документами являются две надписи на глиняных сосудах, датированные III или II в. до н.э., написанные местным вариантом местного письма. Тот же язык с гетерографическими элементами можно найти на многочисленных монетах, в надписях на серебряных сосудах, привезенных с Урала, в документах на древесине и коже, на кости и алебастре. Подавляющее большинство бактрийских текстов написано скорописью (документы и письма, а также печати и надписи на монетах) или в лапидарной форме (монументальные надписи) местным ва‑

риантом греческого письма. Бактрийский язык был административным языком огромной кушанской империи (I–III в. н.э.) которая раскинулась от китайского Туркестана до северной Индии, частично интегрированный в Сасанидскую империю, он продолжал использоваться по крайней мере до IX в. Необходимо напомнить, что Кушаны заняли древную грекобак‑ трийскую империю (расположенную в том регионе, где греческий язык уже использовался после завоевания Александра Великого в 329 г. до н.э.) в течение первой половины II в. н.э.

Из неиранских языков, уже упоминавшихся, когда речь шла об ахеменидском периоде, армянский язык появляется также в V в. н.э. в качестве литературного языка. Многочисленные парфянские слова были заимствованы армянским языком, однако, ещев аршакидскую эпоху и в начале сасанидской эпохи. Арамейский язык всегда использовался в надписях на рельефах парфянской эпохи в Элимаиде или в надписях на элимаидских монетах, а также в памятных надписях городов Ашшур или Хатра. Согласно свидетельству греческого романиста того времени сирийского происхождения Jamblique, очевидно, что на вавилонском языке говорили еще во II в. н.э., но клинописная письменность исчезла, похоже, еще на сто лет раньше. Греческий язык обильно представлен в городах Сузы (Селевкия на Эвлее) и в Селевкии на Тигре, где были найдены важные надписи.

«АВЕСТА», ЯЗЫК И ПИСЬМЕННОСТЬ

В этом калейдоскопе языков и письменностей, авестийский язык стоит особняком благодаря своему названию, которое не произошло от названия страны или народа, а получило его по наименованию

свода текстов, в которых этот язык был использован. «Авеста» что означает, возможно, «похвала» или «знание (религиозное)» является названием группы священных книг, религиозного содержания. Вторая особенность, более важная, состоит в том, что «Авеста» писалась в течение длительного периода и невозможно локализовать один или несколько регионов ее создания. Кроме того, прежде чем быть записанным, текст передавался изустно в течение многих веков.

Язык, использованный в этих текстах, не единообразен. Можно отметить два хронологически и диалектически различных варианта: древнеавестийский язык семнадцати стихотворных «Гат» (откуда также пошло название «язык “Гат”» этой фазы языка) приписываемых Зороастру [«Ясна» 28–34, 43– 51 и 53] из «Ясна» Хаптанхаити [«Ясна» 35.3–41.6] и нескольких коротких молитв, содержащихся в «Ясна» 27. Все другие тексты, то есть большая часть «Авесты», написаны на более позднем авестийском языке. Датировка по Зороастру, даже если признать его историческое существование и относящуюся к нему датировку, очень спорная, но большинство специалистов высказываются сегодня за гипотетическую датировку существования древнеавестийского языка на стыке II–I тысячелетия до н.э. Более поздние тексты не были написаны единовременно: великие «Яшты» и оставшаяся часть «Ясн», которые мы относим к наиболее древней части текстов на позднеавестийском языке, приобрели окончательную редакцию, возможно, к началу ахеменидской эпохи (в любом случае, на несколько веков позже, чем «Гаты»), в то время как более поздние части, такие, как «Видевдат», были, без сомнения, созданы после ахеменидской эпохи. И в отличие от текстов на древнеавестийском свод текстов на позднеавестийском

Авестийский алфавит и фрагмент Ясны 47.4

никоим образом нельзя считать монолитным блоком текстов. Даже лингвистические и стилистические особенности позднеавестийских текстов различны – одна группа текстов почти достигает уровня надписей Ахеменидов Дария или Ксеркса, другая же группа содержит много грамматических ошибок и слабого стилистического качества. В лингвистическом плане хронологическая разница между обеими фазами языка сосредотачивается в конечных гласных – в древнеавестийском языке они обычно долгие, тогда как в позднеавестийском они краткие (за исключением односложных слов). Можно обнаружить диалектный вариант в окончаниях прилагательного vlspa‑ «все, целое», склоняемого на древнеавестийском как имя существительное, а в позднеавестийском – как наречие.

Датировка авестийских текстов достаточно трудна, но их локализация ничуть не легче. Все, что мы можем сказать с уверенностью, это то, что язык не является диалектом персидского, даже при том, что именно на территории Персии была осуществлена запись текстов. Известно, что тексты «Авесты» содержат некоторые локализируемые и идентифицируемые географические названия, относящиеся к восточному региону Ирана. Для того чтобы более точно локализовать регион, где Зороастр осуществлял свою деятельность, выдвигались различные тезисы. В текстах можно достаточно четко выделить диалектные черты. Проблема состоит в том, что невозможно уточнить, в какой момент были внесены эти элементы (в момент создания текста, в ходе устной передачи, во время записи, или при копировании этих текстов?).

История «Авесты», от создания до записи была зафиксирована сасанидскими и постсасанидскими комментаторами, но эти легенды кажутся ненадежными когда речь идет о наиболее древней ее части. Запись «канонического» текста «Авесты», похоже была выполнена в сасанидскую эпоху – это можно понять по лингвистическим и историческим признакам – по всей видимости, до VI в. н.э. Конечно, нельзя исключить вероятность более ранней записи (в аршакидский период, арамейским алфавитом?). Можно подозревать, что момент «переноса» «Авесты» с места разработки ее замысла, где‑то в восточном Иране, на место, где она была записана, в Персии, относится к ахеменидскому периоду. Для записи была изобретена особая система письма ad

Гробница Кира II Великого в Пасаргадах

Цилиндр Кира II с записью о завоевании Вавилона в 539 г. и пленении последнего царя Вавилона Набонида

Врата народов. Персеполь

Ахурамазда и ахеменидский царь. Рельеф трона из Зала ста колонн в Персеполе. IV в. до н.э.

Золотое украшение в виде фантастического животного. IV–III вв. до н.э.

Сфинксы. Изображение на керамической панели. VI–V вв. до н.э.

Предположительное изображение Ксеркса I. Рельеф из Персеполя. V в. до н.э.

Дарий I. Рельеф из дворца Дария в Персеполе. Конец VI – начало V в. до н.э.

Гробницы ахеменидских царей в Накш‑и‑Рустаме

Александр Македонский и Дарий II в битве при Иссе. Мозаика из Помпей

Селевк I Никатор. Эллинистический бюст из Сирии

Парфянский шлем

Парфянский вооруженный воин, сражающийся со львом

Муса, жена царя Фраата IV. I в. до н.э.

Пряжка с изображением орла. Парфия. I в. до н. э.. – I в. н. э.

Парфянский ритон с изображением кота, терзающего петуха

Изображение солнечного бога Шамаша на монете II в. из Хатры

Резные панели из дворца в Ктесифоне

Авестийская богиня Ардви‑Сура возносится на небо священной птицей Симург. Блюдо Сасанидской эпохи

Голова Шапура II. Скульптура IV в.

Руины Храма Огня в Фирузабаде

Монета Ардашира I и Бахрама I с изображением алтаря Огня. III в.

Инвесттура Нарсеса. Скальный рельеф в Накш‑и‑Рустам. IV в.

Инвеститура Хосрова II. Нижняя часть композиции. Так‑и‑Бустан. VII в.

Инвеститура Ардашира II. Слева крайний – бог Митра. Скальный рельеф в Так‑и‑Бустане. IV в.

hoc. Эта система включала 53 знака значительной фонетической точности и была изобретена, по всей видимости, для того, чтобы как можно точнее передать литургическое произношение сасанидских авестийских текстов. К несчастью, этот сасанидский прототип не сохранился. Наиболее древняя рукопись «Авесты» находится ныне в Копенгагене и датируется концом XIII в., но большая часть хорошо сохранившихся иных рукописей была скопирована между XVI и XVIII вв. Палеографический анализ позволяет отнести создание единой основной рукописи к IX–X вв.

В ходе перевозки многие тексты были утеряны, потому что они в тот момент не были скопированы. На основании информации из маздеистских книг той эпохи мы можем с уверенностью сказать, что свод авестийских текстов, который дошел до нас, представляет только часть первоначальной «Авесты», но традиционно упоминающаяся цифра потери трех четвертей текстов, скорее всего, все же является чрезмерной. Что бы там ни было, похоже, что наиболее старинные и наиболее важные части канонических текстов были спасены. Наступление ислама и регулярные ссылки маздеистов в Индию (а именно – в Гуджарат, с начала X в., где их называли «парсы»), бесспорно, спровоцировали потерю рукописей. Авеста в своем оригинальном состоянии включала 21 наск (книги), распределенные на три большие группы «Гатхи», литургических и юридических текстов. Вот книги, которые составляют нынешнюю Авесту:

«Ясна» («жертвоприношение»): компиляция литургических текстов в 72 главах (авест. хаити‑, среднеперс. хад), среди которых стихотворные «Гаты» Заратуштры и «Ясна» Хаптанхаити («Ясна»

в семи главах) в прозе являются наиболее старинными частями текста.

«Виспрад» («[Молитва ко] всем всевышним»): сборник формул воззваний к богам из 24 разделов, дополняющий «Ясну».

«Малая Авеста»: включает краткий перечень произведений для светских лиц и сборник формул молитв, используемых при различных обстоятельствах.

«Тридцать дней»: содержит перечисление бо‑ гов‑защитников на тридцать дней месяца зороастрийского календаря.

«Яшт» («Молитвы»): коллекция из 21 гимна со стереотипными формулами в начале и конце, включающая «великую» «Яшт», гимны важнейшим божествам (Анахита, Тиштрийа, Митра, Вэрэтрагнаит.д.).

«Видевдад» («Закон против дэвов»): достаточно поздний сборник из 22 глав, включающий религиозные законы, ритуальные предписания и правила очищения.

Другие, более малозначимые тексты, такие, как «Нерангестан» (с «Хербедестан»), учебник для священников по организации культа; «Вопросы», маленький катехизис; «Мы принимаем», сборник литургий над покойниками; или «Книга надписей», содержащая молитву, где описывается судьба души в загробной жизни.

В сасанидскую эпоху был выполнен перевод «Авесты» на среднеперсидский язык, сопровождаемый более или менее подробными комментариями: в случае, если речь идет о религиозной практике повсев‑ ной жизни, пояснительные примечания длиннее, в то время как догматические вопросы излагаются без лишних пояснений. Однако были переведены не все авестийские тексты. Мы располагаем только переводами «Ясны», несколькими переводами «Яшт»,

«Видевдат» и «Нерангестан» (авсестийские рукописи без перевода на средненперсидский именуются техническим термином «чистый»). Перевод буквально следует оригиналу, даже в синтаксисе, что дает повод рассматривать его как неловкий, иногда даже создающий ряд темных мест. Вся «Авеста» с переводом на средненперсидский и комментариями называется «Занд» («Знание, умение»). Маздеистские са‑ санидские священники начали понемногу забывать авестийский язык, и по этой причине возникла необходимость в глоссарии, таком, как «Фраханг‑и Оим». В нем приведены авестийские слова с их эквивалентами на среднеперсидском. Они получали название согласно первому слову из списка значений. Забыв в исламскую эпоху среднеперсидские слова, составляющие двусмысленные записи на пехлеви, маздеистские священники считали себя обязанными переписать комментарии «Авесты» на пехлеви (и другие тексты) авестийскими или арабскими буквами, фонетически более понятными. Еще позже, после эмиграции в Индию, персидские священники сделали из переводов – часто сомнительного качества – «Авесту», написанную на гуджарати и санскрите (один из наиболее важных – авестийский перевод «Ясны», выполненный парсом священником Нериосангом в XIII в.).

«НАЦИОНАЛЬНАЯ ЛЕГЕНДА» И XVADAY NAMAG

В «исторических» разделах «Авеста», «Занд» и другие религиозные труды на среднеперсидском языке, такие, как сборник IX в. «Денкарт» или «Бун‑ дахишн», представляют «национальную» историю

Ирана, идущую от первого мифического человека Гайомарда до конца сасанидской эпохи. Та же тема рассматривается позже в «Хвадай‑Намак». Однако у сасанидских персов не было никаких точных воспоминаний о прошлом ввиду малочисленности письменных источников. Для того чтобы дополнить явный недостаток знаний о прошлом, знаний, которые сводилсь преимущественно к истории нескольких поколений, предшествующих правящей царской династии, сасанидские цари использовали все имеющиеся в их распоряжении легенды, а именно – священническую традицию, сохраненную в «Авесте», а также народную коллективную память и героические предания, передаваемые в течение многих веков бродячими аэдами. Напротив, иностранные источники (за исключением сирийской версии «Романа об Александре»), хотя и богатые сведениями, едва ли принимались во внимание. Ввиду большого интереса иранцев к развлекательным и нравоучительным историям, из «Хвадай‑Намак» практически исчезли факты, уступив место «поучительным» легендам, причем даже в том, что относилось к совсем недавней истории. В результате в нем появляются мифические Пишдадиды и легендарные Кейаниды, так что от ис‑ торических»династий не остается практически ничего: славный период Ахеменидов сокращен до неясного упоминания «Дара, сына Дара», а название парфянской династии Аршакидов, история которой, к тому же, тесно связана с кейанидскими легендами, занимает позже, в «Шахнаме», всего лишь двадцать строчек – и превращается в «Ашканидов».

Первая письменная редакция книги, нечто вроде официальной хроники иранской истории, заказанной сасанидскими царями, была создана, возможно,уже во времена Хосрова I (531–579), но ясно, что в эпоху Хосрова II (590–628) и Ездигерда III

(633–651) в нее были внесены значительные преобразования и добавления. Причины, лежащие в основе этого, двойственные: с одной стороны, это знак зарождения письменной литературы, которая вытесняет понемногу устное художественное творчество, а с другой стороны – желание увести в славное прошлое на фоне современного положения дел, незавидного как с точки зрения внутренней политики (мятежи и повторяющиеся голодные годы), так и внешней (непрерывные войны с кочевниками). Цель создания такого труда не является только исторической (письменная фиксация событий прошлого), или только литературной, или занимательной, но, кроме всего прочего, этот труд носит дидактический характер (духовное, религиозное и социально‑политическое воспитание подданных). Оригинальная версия «Хвадай‑Намак» не сохранилась. С книги делались переводы на арабский язык, но все прямые переводы, как в данном случае перевод арабского автора Ибн аль‑Макаффа, сделанный в VIII в., были утеряны. В настоящее время существуют только вторичные арабские и персидские переводы, датированные главным образом IX и XI вв., а кроме того, имеются также косвенные ссылки в «Шахнаме» поэта Фирдоуси (труд, законченный в начале XI в.





Дата публикования: 2015-01-15; Прочитано: 382 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.019 с)...