Философские и эстетические основы натуральной школы

В разном видели единство натуральной школы Виноградов, Кулешов, Манн. Важны выводы Манна: общность ощутима и связана с закреплением в литературе 40-х гг. переворота, совершенного Гоголем. Близка нам и другая мысль ученого: натуральная школа определяется по единой художественной философии. Очевидно, что творчество конкретных писателей и критиков никогда не может целиком уложиться в рамки какой-либо художественно-философской доктрины. Нас будут интересовать доминантные тенденции их творческих устремлений в 1840-е гг. Для Белинского натуральная школа была именно школой, направлением, хотя и в художественном плане – «широкого типа». Само слово «школа» предполагает нечто, возникающее не произвольно, а создаваемое сознательно, имеющее в виду какие-то заранее данные цели.

В мировоззренческом плане – это определенная система взглядов на действительность, ее содержание, ведущие тенденции, возможности и пути ее развития. Общность мировоззрения – важное условие формирования литературной школы. И между тем, литературную школу объединяют прежде всего структурно-поэтические моменты. Так, молодые писатели 40-х гг. восприняли гоголевские приемы, но не гоголевское мировоззрение. По мысли Белинского, гений творит, что и когда хочет, его деятельность невозможно прогнозировать и направить. Его произведения неисчерпаемы по количеству возможных интерпретаций. Одна из задач беллетристики, считал Белинский, - пропаганда передовых научных идей.

У истоков натуральной школы стоят Белинский и Герцен, во многом воспитанные на идеях Гегеля. Даже впоследствии, споря с ним, это поколение сохраняло гегелевскую структуру мышления, приверженность рационализму, такие категории, как историзм, примат объективной действительности над субъективным восприятием. Однако стоит заметить, что гегелевский историзм и выведенная на его основе «русская идея» - отнюдь не монопольное достояние Белинского и кружка писателей, объединившихся вокруг «Отечественных записок» в начале 40-х гг. Так, московские славянофилы на основе тех же историко-философских посылок, что и Белинский, сделали противоположные выводы: да, русская нация вышла на всемирно-исторические рубежи; да, история – ключ к современности, но полное осуществление «духа» нации и грядущая великая слава – не столько в успехах цивилизации и западного (общечеловеческого, универсального) просвещения, как полагали Белинский и Герцен, а прежде всего в проявлении православно-византийских начал.

Говоря о людях первой половины 40-х гг., исследователь Скабичевский справедливо заметил: «Как славянофилы, так и западники, одинаково верили, что будущее принадлежит России, которой суждено сказать новое слово цивилизации после Европы, но сказать его не иначе, как в духе своей народности. Пункт же их разделения начинался с определения путей, по которому Россия должна идти для выполнения своего исторического назначения».

Недаром в «Былом и думах» Герцен сравнил обе партии с двуликим Янусом, имевшем, как известно, одну голову, но два лица, обращенных в разные стороны.

Итак, хотя гегелевские идеи были в основе «натуральной школы», не они определяли ее своеобразие на литературном фоне эпохи 40-х гг. В самом деле, не только натуральная школа в начале 40-х гг. обратилась в своих произведениях к так называемой реальной действительности: пафос отражения и изучения русской жизни.

Впервые название «натуральная школа» было употреблено Булгариным в фельетоне «Северная пчела» от 26.01.1846г. Под пером Булгарина это слово было бранным. В устах Белинского – знамя русской реалистической литературы. Наконец, историко-литературный термин. И защитники, и враги, а позднее – исследователи «натуральной школы», относили к ней творчество молодых писателей, вступивших в литературу после Пушкина и Лермонтова, непосредственно вслед за Гоголем: Гончаров и Герцен, Достоевский и Некрасов, Тургенев и Григорович, Соллогуб и Панаев. Белинский в годовом обзоре «Взгляд на русскую литературу 1847 года» писал: «Натуральная школа стоит на первом плане русской литературы». Белинский относил первые шаги натуральной школы к началу 40-х гг. Ее конечный хронологический рубеж был позднее определен началом 50-х гг. Таким образом, натуральная школа объемлет десятилетие русской литературы. По мысли Манна, одно из ярчайших десятилетий, когда заявили о себе все те, кому во второй половине 19 века суждено было составить основу русской литературы. Сейчас понятие «натуральная школа» принадлежит к общепринятым и наиболее употребительным. Исследователи Благой, Бурсов, Поспелов, Соколов обращались к проблеме «натуральной школы».

Основные направления, в которых изучалась натуральная школа:

1. наиболее распространен тематический подход подчеркивается, что натуральная школа начала с зарисовок города, широко изображала жизнь чиновников, но не ограничивалась этим, а обращалась к самым обездоленным слоям населения русской столицы: дворникам (Даль), шарманщикам (Григорович), купеческим приказчикам и сидельцам в лавке (Островский), деклассированным обитателям петербургских трущоб («Петербургские углы» Некрасова), характерным героем натуральной школы был демократ-разночинец, отстаивающий свое право на существование.

2. жанровый. Исследователь Цейтлин в докторской диссертации и в созданной на ее основе книге («Становление реализма в русской литературе (Русский физиологический очерк)» – М.: Наука, 1965) исследует становление натуральной школы главным образом как развитие «русского физиологического очерка». По его мнению, натуральная школа своим рождением обязана была физиологическому очерку. С этим выводом согласен и исследователь Манн. А.Герцен роман «Кто виноват?» и традиции «натуральной школы»

Первый роман Герцена. Первая часть романа была напечатана в 1845-1846гг. на страницах «Отечественных записок», а полное издание – в 1847 гг. Художник-публицист, писатель- исследователь и мыслитель, опирающийся на силу глубокой социальной и философской мысли. Герцен обогащает искусство слова, художественные принципы реализма достижениями науки и философии, социологии и истории. По мнению Пруцкова, Герцен является основоположником в русской литературе художественно-публицистического романа, в котором наука и поэзия, художественность и публицистика слились в одно целое.

Белинский особенно подчеркивал наличие в творчестве Герцена синтеза философской мысли и художественности. В этом синтезе он видит своеобразие писателя, силу его преимущества перед современниками. Герцен расширил рамки искусства, открыл перед ним новые творческие возможности. Белинский отмечает, что автор «Кто виноват?» «умел довести ум до поэзии, мысль обратить в живые лица…». Белинский называет Герцена «натурой по преимуществу мыслящей и сознательной».

Роман – своеобразный синтез художественного отражения жизни с научно-философским анализом общественных явлений и человеческих характеров. Художественная структура романа оригинальна, она свидетельствует о смелом новаторстве писателя. Завязка первой части романа: разночинец Дмитрий Круциферский нанимается домашним учителем в семью отставного генерала, помещика Негрова. Но не эту симптоматическую ситуацию Герцен сделал завязкой всего романа, не она развернулась в основной конфликт, определяющий движение сюжета в целом. Демократизм позиций писателя. Герцен впервые столкнул в романа плебея и дворянина, генерала, это столкновение он сделал художественным стержнем изображения жизни в первых главах романа. За завязкой следуют два биографических очерка: «Биография их превосходительств», «Биография Дмитрия Яковлевича» (жизненные судьбы бедного молодого человека и богатого помещика).

В первой части романа – три биографических очерка (Негровы, Круциферский, Бельтов). Белинский, характеризуя жанровые особенности романа, писал: «собственно не роман, а ряд биографий», «связанных между собою одною мыслию, но бесконечно разнообразных, глубоко правдивых и богатых философским значением». Каждая их глав первой части романа осложнена введением в нее других художественных биографий. Глава о Негрове включает и историю жизни Глафиры Львовны; биография Вл.Бельтова – историю жизни его матери – Софи. Глава о Дм.Круциферском содержит рассказ и о судьбе его отца. В первой части романа рассказана биография Любоньки (в главах «Биография их превосходительств» и «Житье-бытье»).