Вокруг Аристотеля: возвращение к прекрасному слогу

Леонардо Бруни опубликовал во Флоренции новый перевод Никомаховой этики Аристотеля. Этот труд, по его словам, был необходим, поскольку старый переводчик (Роберт Гроссетест, а не Вильгельм Мёрбеке, как считалось, который работал для св. Фомы) плохо знал и греческий, и латынь, комментируя текст с ошибками и к тому же делая это варварским языком.

Кардинал Алонсо Гарсия Картахенский, епископ Бургоса и профессор Саламанкското университета, резко ему возражал.

Он отлично понимал, что спор касается формы и сущности. Для гуманистов первая являлась всем, тогда как для схоластов форма представляла собой лишь служанку мысли.

Мой ответ, — пишет Алонсо Гарсия, — таков. Хотя Леонардо проявил достаточно красноречия, он показал малую философ-

скую культуру. Алонсо обращает внимание на ошибки в передаче аристотелевских мыслей, совершенные гуманистом, стремящимся к красоте слога; он защищает старого переводчика, поясняя его намерения: Он не просто перевел книги Аристотеля с греческого на латынь, но также истолковал их со всей возможной истинностью. Если бы он того хотел, то от него не ускользнули бы ни величайшая элегантность, ни прекраснейшие украшения... Однако старый толкователь стремился в первую очередь к философской истине и не хотел избытка прикрас, дабы избежать ошибок, в которые впал новейший интерпретатор. Тот прекрасно видел, что латинский язык не смеет надеяться на равное с греческим богатство выражений.

Он дает гуманисту урок исторической филологии: Латинский язык не переставал заимствовать не только у греков, но также у варварских народов, у всех племен земных. Так, он впоследствии обогатился галльскими и германскими словами. Не лучше ли воспользоваться кратким и точным эквивалентом народного языка, чем обращаться к долгим периодам классической латыни?

Тот же отклик и у схоласта Джона Майра, которого раздражают насмешки эразмистов и фабристов над варварством готики: Наука не нуждается в прекраснословии.

Конечно, схоластическая латынь умирала и служила она для выражения окаменевшей науки. Национальным языкам принадлежало будущее, они отвоевывали свое высокое место, и гуманисты им в этом помогали. Но латынь гуманистов окончательно сделала из нее мертвый язык. У науки был отнят единственный международный язык, которым она могла пользоваться, помимо цифр и формул. Она сделалась сокровищем без употребления в руках элиты.