Декабря 1898

В настоящее время у меня сезонный ангажемент в Ричмонде; театр «Плаза» расположен на берегу Темзы. Сегодня, отдохнув у себя в гримерной между дневным и вечерним представлениями, я как раз собирался пойти перекусить вместе с Адамом и Гертрудой, когда в дверь постучали.

Это была Оливия. Я впустил ее, не соображая, что делаю. Она выглядела прелестно, но казалась усталой; сказала, что весь день меня разыскивала.

– Робби, мне удалось добыть сведения, которые тебя интересуют, – сообщила она и показала мне запечатанный конверт. – Они здесь, хотя ты должен понимать, что я к тебе не вернусь. Пообещай мне сию же минуту прекратить вражду с Альфредом. Если дашь слово, получишь этот конверт.

Я напомнил, что с моей стороны вражда давно прекращена.

– В таком случае, зачем тебе его секрет?

– Как будто ты не знаешь, – ответил я.

– Только для того, чтобы продолжать войну!

Она была недалека от истины, однако я сказал:

– Это простая любознательность.

Тут Оливия заторопилась, сказав, что Борден, прождав ее целый день, и так заподозрит неладное. Я не стал ей напоминать, сколько пришлось ждать мне самому.

Я спросил, к чему было писать письмо, если все можно передать на словах. Она ответила, что все это чересчур сложно, чересчур запутанно, и что информация переписана из личного архива Бордена. В конце концов она отдала мне конверт.

Принимая письмо из ее рук, я спросил:

– Здесь и вправду содержится разгадка тайны?

– Да, думаю, так.

Она уже взялась за ручку двери.

– Можно задать тебе последний вопрос, Оливия?

– Ну, что еще?

– Борден – это один человек? Или их двое?

Она улыбнулась, и внутренне я вскипел: так улыбается женщина, думая о своем любовнике.

– Это один человек, можешь мне поверить.

Я вышел с нею в коридор, но там в пределах слышимости сновали техники и рабочие сцены.

– Ты счастлива? – спросил я ее.

– Да, счастлива. Прости, если ранила тебя, Робби.

С этими словами она ушла, не улыбнувшись, не обняв меня на прощание, даже не протянув руки. За минувшие недели мое сердце превратилось в камень, и все же такое расставание отозвалось в нем болью.

Вернувшись в гримерную, я затворил дверь, оперся на нее спиной и нетерпеливо распечатал конверт. В нем оказался жалкий листок бумаги, на котором рукой Оливии было написано одно-единственное слово.

Тесла.