Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Павел Гросс, Виктор Точинов 5 страница



Сталь штыка скребла по кости. Черви извивались.

- Зачем, зачем, зачем… - твердил я. - Ведь "Оклахома"…

Сержант рванул надпиленную руку изо всех сил. Рука оторвалась. Кровь не текла - она вся вышла из перерезанной глотки. Пропитала седую бороду Санты. За что тебя, мой Санта… Вслед за рукой из раны потянулось что-то мерзкое, длинное… Сержант, не глядя, махнул по этому штыком.

- Держи, - сержант протянул мне окровавленную руку. - Жри!

Я непонимающим взглядом посмотрел вначале на сержанта, потом на мертвого Санту. И тут что-то во мне надломилось. Я направил винтовку на сержанта в тот момент, когда он абсолютно спокойно произнес:

- Санта перед смертью попросил о том, чтобы мы его съели…

Съели? Санта попросил о том, чтобы мы его съели? Что за бред? Чушь собачья.

- Жри! - Сержант кинул руку мне под ноги.

Я ничего не мог сказать. Только молча мотал головой. Он был святым, наш Санта. Святым…

- Санта сказал, что только так мы сможем избежать смерти. Жри!

Я мотал головой. Сержант выстрелил. В меня, из пистолета. Не знаю, как он смог прицелиться своими червяками. Пуля попала в ухо. Кровь потекла на шею. Боли я не почувствовал.

- ЖРИ!!!

Нет, нет, нет…

- Вторая - в лоб! - прохрипел сержант, поднимая пистолет.

Не хочу… Санта, мой милый Санта, сделай чудо…

И он сделал чудо. Последнее свое чудо. Это оказалось чудесней всего, даже того случая, когда меня разнесло на куски прямым попаданием 105-миллиметрового снаряда - и я не умер…

Санта исчез. На земле лежала свинка, розовая упитанная свинка.

Два штыка от винтовок "Гаранд" поворачивались над крохотным костерком. Запах ласкал ноздри. Пересохшие рты наполнялись слюной. Мы не смогли дождаться - и вгрызлись в полусырую свинину.

- Ну вот, Стиви, - прочавкал сержант почти ласково. - Я же знал - раз ты сумел его зарезать, сумеешь и съесть… Кстати, обернись!

Я, обернувшись, увидел пылающую "Оклахому". Фигурки катались по земле, объятые напалмовым пламенем. Вертолету пришел конец, и людям тоже, но давешней птице показалось этого мало, она прошла на второй заход. Я заметил белые буквы на ее оранжевом брюхе: "USAАF".

Сержант сыто рыгнул, и продекламировал:

Оклахома - штат богатый,

Гребут пшеницу там лопатой!

Его черви шевелились в такт словам.

Раскрыв тетрадь, Мак принялся писать:

"Меня зовут Джейсон Мак-Рей. Я родился в прошлом веке, в тысяча девятьсот тридцать втором году. Это уже шестьдесят девятое Рождество, которое случается на моем веку. Санта-Клауса я съел во вторник. После того, как начался проливной дождь. Дожди на Рождество большая редкость. По крайней мере, на моей родине, в Айдахо. Многое ли осталось в моей памяти с той давней, вьетнамской поры? Трудно сказать, но это уже пятидесятый Санта-Клаус, которого я съел. Все они превращались в свиней, вроде того, которого я съел на пару с сержантом. Мир его праху! Сержант Эйб Рабинович почил через год после окончания Вьетнамской кампании. Он умер под Рождество… от голода. Уморил себя сам. А я живу. Три года назад я был на приеме у врача. Тот сказал: "Гм-м, весьма и весьма странный вы, дедушка. Вам уже шестьдесят девять, а вашему организму может позавидовать любой юнец…". Диета, правильная диета, подумал я тогда и ничего ему не сказал. Ешь свинину под Рождество - и постоянно будь молодым. Это не шутка. Если сравнить фотографии, сделанные во Вьетнаме и мои тогдашние, трехлетней давности - различий не найти. Я внешне не постарел. То же лицо, те же глаза. Даже волосы не поседели. Ничего не болело - лишь постоянно чесалось отстреленное сержантом ухо. Но я сдерживался, не чесал при людях - дурная привычка.

Год назад все изменилось. Мое письмо не дошло до милого моего Санты. Не дошло… Я стал стареть… Я не знал, что делать… Я вернулся сюда, где начал свой путь - не помогло. Я снова и снова посылал письма к Санте - и не слышал ответа… Неужели я остался один???… Где ты, милый Санта?

Мне кажется - я слышу порой его слабый голос. Изнутри… Санта во мне, и мне надо отправиться во Вьетнам. И выпустить его на волю. Тогда он отпустит меня… Может, это и бред. Но я устал есть свинину на Рождество. Устал - и не могу остановиться… Билет до Ханоя в кармане. Осталось последний раз плюнуть на землю этой страны.

До встречи, милый Санта!"

Мак-Рей поставил точку и закрыл тетрадь. Он уже не помнил, что написал. Его губы шевелились, и раздавались звуки - но он не понимал слов. Потому что Стив (Я?) никогда не пытался выучить вьетнамский язык… Всё закончилось. Джейсона Мак-Рея - придуманной личности, литературного персонажа - больше нет… Здравствуй, милый Санта.

14.

Она дочитывает последнюю страницу как раз в тот момент, когда в управление возвращается Малиновски. Он взбешен - дичь опять ускользнула.

Бросает на стол синюю куртку.

- Посмотрите! - говорит он Скалли. - Чертовщина какая-то… Он что, бесплотный призрак? Или новая модель терминатора?

Скалли смотрит. На куртке четыре отверстия. Два на спине - ровные, аккуратные. Два на груди - с рваными краями, наружу торчат волокна утеплителя. Санта-Клаус не промахнулся. Но внутри - никаких следов крови.

Скалли подзывает Меллоу (он вернулся вместе с шефом полиции).

- Наденьте. Размер вроде ваш.

Хомяк мнется и колеблется.

- Надевай! - рявкает Малиновски.

Хомяк понуро вздыхает и облачается. Куртка ему действительно впору.

Скалли и шеф полиции обмениваются взглядами. Однако… Одна из пуль прошла в районе сердца, другая - в непосредственной близости от позвоночника. Человек с такими ранами никак не мог продолжить бег…

- Трюк… - говорит Малиновски неуверенно. - Снял, натянул на что-то, - и прострелил… Но зачем, черт возьми?!

Скалли качает головой.

- Не думаю… Помните, эпизод в дневнике, где комбинезон солдата превратился от пуль вьетконговцев в москитную сетку? А парень остался цел и невредим?

Малиновски тоже читал дневник - вернее, лишь вырванные из него листы. И реагирует на такую ссылку однозначно:

- Бред! Весь дневник - бред!

- Возможно. А то, что человек за тридцать три убийства не оставил ни единого ведущего к себе следа - не бред? У вас большой опыт - вы когда-нибудь слышали о таком? Не бывает серийников-невидимок! Не бывает! Кто-то что-то да заметит неладное…

- Вы предлагаете принять на веру всю ахинею, что Свинопас тут написал?

- Не всю. Лишь последний пассаж. Посмотрите…

Оба склоняются над дневником. Читают вместе.

- Решил, значит, плюнуть… - цедит шеф полиции. - Как бы эта страна тоже не плюнула ему в спину - свинцовым плевком. Вы считаете, это имя - Джейсон Мак-Рей - подлинное?

Скалли с большим сомнением пожимает плечами.

Шеф связывается с аэропортом. Через несколько минут выясняется: человек с таким именем не брал билет ни на один из предстоящих или отложенных из-за непогоды рейсов. Что, впрочем, ничего не значит.

- Он не проскочит, - говорит Малиновски уверенно. - Ни под своим именем, ни под чужим, ни в мужском обличье, ни в женском… Аэропорт под плотным контролем.

- До сих пор Свинопас проскакивал сквозь все расставленные сети. Если - в порядке бреда - предположить, что он не просто субъективно чувствовал себя моложе после каждого акта каннибализма? Если - действительно молодел? Или - становился способен внушить это и окружающим, и даже себе самому?

Она видит, что Малиновски не верит. Спрашивает его резко:

- Когда вылетает первый самолет?

- Через полчаса.

- Куда?

- Во Фриско, с посадкой в Карсон-Сити…

- Из Сан-Франциско наверняка есть прямые рейсы на Ханой. Я еду в аэропорт. Вы - как хотите.

Скалли встает из-за стола, надевает пуховик, перекладывает пистолет в наружный боковой карман. Выходит. Малиновски, помедлив несколько секунд, - за ней.

15.

Они едва успевают - на восьмимильной дороге, ведущей к аэропорту, ликвидированы далеко не все последствия снегопада.

Когда Малиновски и Скалли торопливо входят в диспетчерскую аэропорта, пассажиры уже прошли регистрацию. Вот-вот отправятся к самолету.

- Задержите посадку, - командует шеф полиции.

Начальник аэропорта недоволен - люди и без того сутки просидели в ожидании летной погоды - но подчиняется. Пассажиры остаются в накопителе - небольшом зале, выход из которого ведет прямо на летное поле.

Пару минут спустя Малиновски просматривает список пассажиров, параллельно слушая объяснения О'Нила - седовласого ветерана полиции Форт-Тийч. Патрик О'Нил служит тридцать семь лет - и, кажется, нет в городе человека, которого он не знает. Именно поэтому О'Нил был назначен руководить прикрывавшей аэропорт командой полицейских.

- А это кто такая - Гортензия Донелли? - спрашивает шеф полиции.

- Теща Мэлса Седжена, - без запинки выдает Патрик из своей головы-компьютера. - Прилетала погостить из Невады, но Рождество торопится встретить дома.

Шеф продолжает изучение списка.

- Так… Так… Баскетболисты, надо думать, вне подозрений… Зараеску - кто такой? Вроде не из местных.

- Приезжий, но весь снегопад не покидал аэропорта. Личность колоритная, и все время был на виду…

Дальше Скалли не слушает. Идет в накопитель. Медленно ходит среди пассажиров, вглядывается в лица. Ожидает какого-то внутреннего толчка, всплеска интуиции, позволяющего понять: он! Свинопас!

Ничего. Лица как лица - напряженные, усталые, недовольные еще одной задержкой. Скалли натянута, как струна, все чувства обострены, она замечает самые тончайшие нюансы мимики, видит и оценивает самые малозаметные рефлекторные жесты… Ничего.

Входит Малиновски. Встречается с ней глазами. Еле заметно качает головой. Скалли повторяет его жест… Репродуктор объявляет посадку.

Взлетная полоса расчищена - темно-серый шрам на безбрежной белизне огромного поля. Расчищены и рулежные дорожки для самолетов. Но автобусу по сугробам не проехать. И пассажиры идут пешком, по одному, по узенькой протоптанной дорожке, протянувшейся от аэровокзала к середине ВПП, - в начале которой застыл "Боинг".

Скалли и Малиновски в это время шагают к выходу из аэропорта. Скалли мрачна. Впервые ее подвела интуиция. Впервые отказало шестое чувство. Шеф полиции говорит утешающе:

- До Ханоя можно добраться разными путями…

Рядом, у стойки досмотра, - два молодых парня, сотрудники аэропорта. Смеются. Скалли внезапно хватает шефа за рукав. Тот замолкает. Оба слышат обрывок фразы одного из парней:

- …поросята! Нет, ты представляешь, просветили багаж: полный чемодан разных статуэток - и сплошь поросята!

Скалли и Малиновски ревут в один голос:

- У кого???!!!

Парень - говоривший про поросят - объясняет сбивчиво:

- Тут… на посадке… девчонка, лет пятнадцати… похоже, китаяночка, симпатичная… а может, и…

Они уже не слышат. Мчатся обратно. Накопитель, удивленные лица персонала, хлопок двери, морозный ветер в лицо… Цепочка пассажиров тянется медленно, задние еще не дошли до серого бетона. Они мчатся, догоняют, бегут рядом, по колено в снегу, торопливо заглядывая в лица…

Она! Симпатичное молоденькое лицо выглядывает из капюшона парки. Действительно, китаянка… Или… ИЛИ ВЬЕТНАМКА??

- Извините, мисс… - с трудом хрипит запыхавшийся Малиновски. - Разрешите еще раз осмотреть ваш багаж.

Скалли не говорит ничего. Опускает руку в карман, нащупывает рукоять пистолета.

Глаза девушки удивленно округляются. Ничего не произнеся, она ставит чемоданчик на сугроб, щелкает замками.

Черт! Никаких поросят! Немного одежды, яркий плоский пакет с иероглифами, пять или шесть Си-Ди…

- Ваше имя? - резко спрашивает шеф полиции. Резкость маскирует растерянность.

- Ли Фей, - говорит девушка.

- Куда следуете?

- В Лос-Анжелес, к родителям. - В ее мелодичном голоске слышен легкий акцент.

Еще несколько столь же бесплодных вопросов-ответов. Скалли молчит, кусает губы.

Остальные пассажиры уже поднимаются по трапу. Стоящая внизу стюардесса машет рукой Ли Фей.

- Извините, мисс… - повторяет Малиновски. Он готов признать ошибку и распрощаться.

Скалли вынимает руку из кармана. Нагибается, касается пальцами плоского пакета. Что за… Вместо ровной глянцевой поверхности пальцы ощущают нечто небольшое, неровное, с вмятинками и выступами.

- Стоять!!! - орет над ухом Малиновски.

Скалли поднимает голову. Девушка, почти не проваливаясь, бежит к самолету напрямик, по сугробам. Но ее крохотные, изящные башмачки оставляют следы огромные, мужские, восьмого или девятого номера…

"ЗИГ-Зауер" грохочет ей вслед. Через долю секунды к нему присоединяется пистолет Малиновски. Получи!!! За Фреда!!! Скалли стреляет в тело, в голову, в шею - должны же быть у твари уязвимые точки! Должны!!!

Она не промахивается. Но эффект нулевой. Бесформенная серая фигура - явно ставшая выше и шире, чем миниатюрная Ли Фей, бежит и бежит…

Стрельба заканчивается - вместе с обоймами.

Они бросаются вслед - и тут же вязнут по пояс. По инерции пытаются было таранить сугробы…

Серое нечто подбегает к трапу. Поднимается по нему - вместе со стюардессой. Неужели та ничего не видела? - думает Скалли. Не слышала выстрелов? И сам себе отвечает: не видела. И не слышала.

Самолет медленно начинает движение.

- Назад! - кричит Малиновски. - В диспетчерскую! Свяжемся с пилотами!

Они продираются сквозь сугробы обратно на тропинку. Там - у опрокинутого чемоданчика - куча маленьких поросят. Ярких, разноцветных…

Диспетчерская. Сквозь широченное окно видно, как вдали "Боинг" отрывается от земли. Малиновски грязно ругается. Радист - бледный, волосы слиплись на потном лбу - нервно колдует над аппаратурой. Из нее - лишь вой, треск, скрежет…

- Мать вашу… - опускает руки радист. - Похоже, у них на борту был активный постановщик помех. И только что врубился на полную катушку…

Скалли думает: так оно и есть. А пилоты, наверное, слышат сейчас спокойный голос диспетчера, говорящий именно те слова, которые они ожидают…

- Связь с Карсон-Сити! - отрывисто командует Малиновски.

Бесполезно, думает Скалли. Разве что сбить "Боинг" на подлете - и то без какой-либо гарантии… Тварь улетит в Ханой. Тварь, много лет крохотным отравленным зернышком сидевшая в съевшем ее психе - и прораставшая, прораставшая, прораставшая… Тварь улетит в Ханой. Но, может быть, когда-нибудь вернется… Скалли будет ждать. Терпеливо ждать и тщательно готовиться. Не бывает абсолютно неуязвимых людей и не-людей…

Она медленно идет к выходу. До Рождества осталось совсем недолго. Тетя Мергерит, наверное, хлопочет у духовки - в честь приезда Скалли она обещала запечь вместо традиционной индейки молочного поросенка. И наверное обидится, когда гостья не возьмет в рот ни кусочка…

Скалли выходит на улицу. Покров туч становится все реже - в их разрыве видна первая звезда.

16.

Стюардесса, затянутая в униформу "Эйр-Америки", негромко обращается к средних лет даме, сидящей на первом за пилотской кабиной ряду кресел - та не то дремлет, не то задумалась.

- Миссис, извините, вы будете ужинать? У нас сегодня праздничный ужин - в полете мы встречаем Рождество.

Коллектив стюардесс чисто женский - ни одного мужчины-стюарда. И на девушке, поверх униформы, - распахнут легкий, из тонкой ткани, полушубок. На голове - красный колпак из такой же ткани с невесомой белой опушкой.

Дама открывает глаза - она вовсе не спала. И видит: затянутая в униформу, над ней наклонилась аппетитнейшая розовая молодая свинка.

Дама улыбается. Протягивает руку, ласково гладит нежнейшую щетину чуть выше переднего копытца.

- Буду, милочка, обязательно буду!

И вновь плотоядно улыбается.

Санкт-Петербург 09.12.2003





Дата публикования: 2014-12-08; Прочитано: 174 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.014 с)...