Вторая Лиза

Как-то раз в отделение приняли другую Лизу. Чтобы отличить ее от нашей Лизы, мы обращались к ней полным именем и фамилией – Лиза Коди. Наша Лиза осталась просто Лизой, словно принцесса.

Наши Лизы подружились. Их любимейшими занятиями были телефонные разговоры.

Три телефонные будки, расположенные рядом с двойной дверью, были единственным местом, гарантирующим нам хотя бы чуточку личной жизни. Мы могли войти вовнутрь и плотно задвинуть за собой раздвижные двери. Даже самая шизанутая среди нас могла в любой момент усесться рядом с аппаратом, взять в руки трубку и вести разговоры – правда, исключительно сама с собою. Дело в том, что после снятия трубки производилось автоматическое соединение с дежуркой. У медсестер имелся список телефонов, по которым каждой из нас разрешалось звонить.

Говорить нужно было, приблизительно, следующее:

– Алло! Это Джорджина (или же Цинтия, или Полли), я хочу связаться с номером пятьсот пятьдесят пять сорок два семьдесят.

– Этого номера в твоем списке нет, – отвечала дежурная.

И связь на этом прерывалась.

Но оставалась запыленная и тихая телефонная будка со своей старомодной, черной трубкой с изогнутой спинкой.

Когда Лизы вели телефонные разговоры, они заходили в две будки, закрывали за собой двери и орали в трубки. Если отвечала дежурная, Лиза вопила; «Разблокировать линию!» – и они свободно продолжали свою беседу. Иногда они осыпали друг друга ругательствами, но чаще всего кричали о планах на целый день.

– Ну что, заскочим на обед в кафетерий? – вопила Лиза Коди.

Но нашей Лизе не разрешалось покидать отделение, посему она орала приблизительно следующее:

– И тебе охота жрать эти помои в компашке целой банды психопатов?

– А как тебе кажется, ты сама какая?

– А я социопатка! – с гордостью заявляла Лиза.

Лизе Коди диагноз еще не поставили.

У Цинтии имелась депрессия, у Полли и Джорджины – шизофрения, у меня – расстройства характера, которые иногда определялись как личностные расстройства. Когда мне поставили диагноз, для меня он не звучал слишком серьезно, но через какое-то время начал звучать более зловеще, чем случаи других пациенток. Я представляла собственный характер вроде сорочки или жестяной кастрюльки, которые были произведены с дефектом и теперь сделались просто бесполезными.

Лизе Коди диагноз поставили только лишь через месяц от даты ее приема к нам. Тоже социопатка. Лиза Коди была этим ужасно довольна, поскольку во всем желала быть похожей на Лизу. Вот только Лизе это это не нравилось, которая до сих пор была единственной социопаткой в нашем отделении.

– Нас исключительно мало, – объясняла она мне как-то, – и в большинстве своем мы мужчины.

Когда Лиза Коди уже узнала собственный диагноз, наша Лиза начала доставлять все больше неприятностей.

– Твое поведение переходит нормы, – указывали ей медсестры.

Но мы то знали в чем тут дело – наша Лиза пыталась доказать, что Лиза Коди вовсе не социопатка.

В течение целой недели Лиза прятала под языком получаемые снотворные таблетки, собирала их в укромном местечке, а затем заглотала их все разом. Целые сутки она ходила совершенно дурная. Лизе Коди удалось собрать всего лишь четыре таблетки, а когда их заглотала, все выблевала. В шесть тридцать утра, во время пересменки медсестер, наша Лиза загасила сигарету у себя на предплечье. В тот же самый день после полудня Лиза Коди выжгла себе на запястье тоненькую черточку и целых двадцать минут держала руку под струей холодной воды.

Обе Лизы постоянно вели между собой биографические споры. Не известно откуда, но наша Лиза узнала, что Лиза Коди родилась в Гринвиче в штате Коннектикут.

– Гри-и-инвич, в Конне-е-ектикуте? – издевалась она. – Да там еще ни один социопат не рождался. Ты у нас пионерка, так?

Амфа, кока, героин, гаш – все это Лиза уже перепробовала. Лиза Коди уверяла нас, что тоже кололась. Она подкатывала рукав и показывала всем следы от уколов: едва видимые царапинки вдоль вен, как будто давным-давно, может с год тому назад, случайно наткнулась на куст шиповника.

– Тоже мне, наркеша садовая, – подначивала ее Лиза. – Свистишь ты, вот и все.

– А чего ты хочешь? Наркоман – он наркоман и есть, разве не так? – оправдывалась Лиза Коди.

Наша Лиза закатала рукав по локоть и подсунула руку Лизе Коди под самый нос. От ладони вверх тянулись затвердевшие, бледно-розовые, деформированные утолщения, самые настоящие шрамы.

– Видала, тетка? Вот это дорожки, – говорила Лиза. – А ты со своими цыпками можешь заткнуться.

Лиза Коди была побеждена, только не в ее обычае было капитулировать легко. Все так же во время общих собраний она садилась рядом с нашей Лизой, все так же запиралась в телефонной будке, ожидая соединения, которое никогда не могло быть реализовано.

– Я должна избавиться от нее, – как-то раз сказала Лиза.

– Ты подлая, – заявила Полли.

– Сука блядская, – процедила Лиза.

– Это кто же? – отозвалась Цинтия, защитница Полли.

Только Лизе не захотелось уточнять.

Когда однажды вечером медсестры вышли в темный коридор, чтобы зажечь лампы, благодаря которым наше отделение купалось в розовом свете будто какой-нибудь дешевый луна-парк, они обнаружили, что нет ни единой лампочки. Нет, они не были разбиты, их попросту не было.

Мы знали, кто это сделал. Вопрос заключался в другом: где она их спрятала? В темноте поиски было вести сложно: исчезли даже лампочки из комнат.

– У Лизы душа истинного художника, – таинственно произнесла Джорджина.

– Вы не болтайте, а давайте ищите, – приказала старшая медсестра. – Все ищем лампочки.

Лиза пересидела охоту на лампочки в рекреационной комнате у телевизора.

Лампочки обнаружила Лиза Коди, точно так, как наш Лиза и предполагала. Сама Лиза Коди, скорее всего, запланировала, что принимать участия в поисках не станет, а просто переждет ее в своем любимом местечке, напоминавшем ей ее любимые деньки, то есть – в телефонной будке. Наверняка при отодвигании раздвижных дверей она чувствовала сопротивление, должна была его почувствовать, потому что внутри будки лежали десятки лампочек. Только Лиза Коди не имела привычки поддаваться, так что и в данном случае решила проявить подобную неуступчивость, которую проявляла в спорах с Лизой. Чудовищный грохот и звон толченого стекла мгновенно привели нас к телефонной будке.

– Они разбились, – только и сказала Лиза Коди.

Мы все расспрашивали Лизу, каким чудом она запихала столько лампочек в закрытую будку, а она ответила лишь следующее:

– У меня длинные и худые руки.

Через пару дней Лиза Коди исчезла. Где-то между нашим отделением и кафетерием она крутнулась, и только ее и видели. Ее так и не нашли, хотя поиски длились более недели.

– Больше она уже не могла здесь выдержать, – констатировала Лиза.

И хотя мы ожидали услыхать в ее голосе нотку зависти, ничего такого не произошло.

Где-то через месяц, во время контрольного визита к гинекологу, нашей Лизе вновь удалось сбежать. На сей раз ее не было целых два дня. Когда же она вернулась, то выглядела исключительно довольной собой.

– Я видела Лизу Коди, – открыла она нам.

– Оох… – прикрыла рот Джорджина. Полли покачала головой.

– Вот теперь она сделалась настоящей наркешей, – сообщила Лиза и усмехнулась.