Тринадцать часов 5 страница

– Ксандра?

– Ее сценический псевдоним, – пояснил Гриссел.

– Значит, она была певицей?

– Конечно. И очень хорошей певицей, – ответил Пейджел.

– И давно это было, профессор?

– Лет пятнадцать‑двадцать назад.

– Никогда о ней не слышал. – Деккер покачал головой.

– Она сошла со сцены. Довольно внезапно.

– Застукала мужа с другой женщиной, – сказал Гриссел. – Тогда‑то она и начала пить…

– Да, так говорили. Итак, вот вам пока неофициальные и неподтвержденные данные: по моим прикидкам, смерть наступила… – Пейджел посмотрел на часы, – между двумя и тремя часами ночи. Как вы уже, несомненно, установили, причина смерти – две огнестрельные раны, нанесенные из малокалиберного пистолета. Локализация ранений и малое количество частиц пороха позволяет предположить, что стреляли с расстояния двух‑четырех метров… Убийца – неплохой стрелок: раны расположены на расстоянии менее трех сантиметров друг от друга.

– И убили его не здесь, – сказал Деккер.

– Вот именно.

– Всего две раны? – уточнил Гриссел.

Патологоанатом кивнул.

– Из этого пистолета произвели три выстрела…

– Профессор, – сказал Деккер, – его жена алкоголичка. Известно, что вчера вечером она напилась в стельку. Я распорядился взять у нее кровь на анализ, но будет ли от него толк восемь или даже десять часов спустя?

– Дорогой Франсман, сейчас в нашем распоряжении имеется этил‑глюкуронид. С его помощью можно определить наличие алкоголя в крови и через тридцать шесть часов. А если брать на анализ мочу, то и через пять суток после приема алкоголя.

Деккер вздохнул с облегчением.

– Не скрою, я согласен с Никитой. Не верится, что Барнарда убила жена.

– Почему, профессор?

– А вы сами на него взгляните, Франсман. Рост у него под метр девяносто. Слегка толстоват; по моим прикидкам, килограммов сто десять, а то и больше. Даже нам с вами с трудом удалось бы втащить его труп наверх по лестнице, а мы ведь трезвые. – Пейджел споро собирал инструменты. – Его необходимо доставить в морг; здесь я больше ничего сделать не могу.

– Кому‑то пришлось здорово попотеть, чтобы втащить его на второй этаж, – заметил Деккер.

– «Да, вот помеха»… – снова процитировал Пейджел.

– Женщины… – вслух рассуждал Деккер.

Пейджел выпрямился.

– Кстати, Франсман, не нужно недооценивать нравы в кругах южноафриканской музыкальной индустрии. Постоянные конфликты, столкновение интересов…

– Простите, не понял…

– Вы читаете массовые издания?

Деккер неопределенно пожал плечами.

– Да, жизнь представителя закона – не сахар: одна работа и никаких развлечений. Франсман, в музыкальной индустрии, в сегменте музыки на языке африкаанс крутятся деньги. Большие деньги. Но деньги – только верхушка айсберга, или, как говорят у нас, только ухо гиппопотама. Постоянные интриги. Скандалы. Разводы, сексуальные домогательства, педофилия… Здесь чаще наносят друг другу удары в спину, чем в «Юлии Цезаре». Грызутся из‑за всего – записи аккомпанемента, контрактов, участия в том или ином фестивале или концерте, вознаграждения, кому дозволено поставить мюзикл об исторических личностях, кто какого места достоин в истории музыки…

– Но почему так, профессор? – спросил разочарованный до глубины души Гриссел.

– Никита, люди есть люди. Если на кону богатство и слава… Обычное дело: в музыкальной индустрии, как везде, есть свои клики, враждующие лагеря. Добавьте сюда огромное самомнение, артистический темперамент, повышенную ранимость, ненависть, ревность, зависть. Бывает, люди годами не разговаривают друг с другом, становятся заклятыми врагами… Список можно продолжать до бесконечности. Наш Адам находился в самой гуще событий. Неужели этого недостаточно для убийства? Как совершенно верно заметил Франсман, в нашей стране возможно все.

В библиотеку вошли эксперты‑криминалисты Джимми и Арнольд.

– А, профессор уже здесь! Доброе утро! – поздоровался толстяк Арнольд.

– Входят Розенкранц и Гильденстерн. Доброе утро, господа.

– Профессор, можно кое о чем вас спросить?

– Конечно.

– Вот в чем дело… – начал Арнольд.

– Мы тут поспорили… – подхватил Джимми.

– Профессор, зачем женщинам такая большая грудь?

– Я что хочу сказать, если посмотреть на животных…

– У них различия не так заметны, профессор…

– Вот болтуны! – в сердцах воскликнул Франсман Деккер.

– По‑моему, все дело в революции, – глубокомысленно заметил Арнольд.

– Не в революции, а в эволюции, дубина! – уточнил Джимми.

– Да ладно, какая разница? – отмахнулся Арнольд.

Пейджел наградил криминалистов добродушно‑отеческим взглядом:

– Интересный вопрос, коллеги. Но нашу беседу можно продолжить и в другом месте. Приезжайте ко мне на Солт‑Ривер.

– В морге нам как‑то не по себе, профессор…

У Деккера зазвонил мобильный телефон. Он посмотрел на экран.

– Клуте! – воскликнул он.

– «Подайте кубки, и пусть литавра говорит трубе…» – снова процитировал Пейджел, направляясь к выходу. Клуте заведовал отделом общественных связей ЮАПС. – До свидания, коллеги!

Все попрощались и стали слушать, как Франсман Деккер сообщает Клуте все, что можно. Гриссел покачал головой. Что‑то будет… Достаточно выглянуть на улицу, чтобы понять: заваривается каша. Тут зазвонил его собственный телефон.

– Гриссел слушает!

– Бенни, – сказал Вуси Ндабени, – по‑моему, тебе стоит приехать.

Рейчел Андерсон крадучись пробиралась по дну оврага. Рельеф постепенно понижался; она ощупывала руками крутые каменистые склоны. Это уже не овраг, а какое‑то ущелье! Хорошо, что можно стоять не сгибаясь. Им непросто будет разглядеть ее сверху. Идти становилось все труднее. К тому же жара… Всего начало девятого утра, а уже так душно! Она карабкалась по камням, хватаясь за корни деревьев. В горле пересохло, ноги все время подгибались. Нужно найти воду, нужно что‑нибудь поесть, нельзя останавливаться.

Повернув голову направо, она увидела, что по крутому склону вверх поднимается узкая тропа. Кое‑где на ней были даже прорублены ступени. Рейчел Андерсон остановилась и задумалась. Она понятия не имела, что ждет ее там, наверху.

Алекса Барнард смотрела, как тело ее мужа выносят из дома; вдруг лицо ее скривилось. Тинки Келлерман пересела на диван, поближе к Алексе. Алексе вдруг ужасно захотелось выплакаться, пусть даже на плече у этой хрупкой сотрудницы полиции. Тем не менее она не шелохнулась. Сидела, обхватив себя руками за плечи и опустив голову. Слезы затекали в рукав белого платья и исчезали, как будто их никогда не было.

Подтянувшись, Рейчел Андерсон вскарабкалась почти на самый верх и, приподняв голову над краем оврага, тяжело дыша, огляделась по сторонам. Только гора. И тишина. Она поползла выше и вдруг поняла: они ведь могут увидеть ее сзади. В страхе она развернулась, но на той стороне оврага никого не было. Последние сантиметры она ползла особенно осторожно. С левой стороны показались крыши домов, за ними – самый высокий кряж горного массива. Дома можно обойти сзади по дорожке. Под деревьями идти безопаснее и не так жарко. С правой стороны высился крутой горный склон, а над ним – плоская вершина.

Рейчел Андерсон оглянулась в последний раз и быстро зашагала по дорожке, не поднимая головы.

Возвращаться на Лонг‑стрит оказалось значительно легче; утренние пробки рассосались. Вуси попросил Гриссела приехать в хостел «Кот и лось».

– Что случилось? – спросил его Гриссел.

– Расскажу, когда приедешь. – Гриссел понял, что Вуси не хочется обсуждать подробности дела при посторонних. На время он отбросил мысли о том, что его ждет. По пути в хостел он размышлял об Алексе Барнард. О ее голосе и ее жизни, о красоте, похороненной двадцатью годами беспробудного пьянства. Воспоминания о ней, молодой и красивой, не монтировались с ее теперешним внешним видом. Невозможно совместить два образа – прошлый и настоящий. Прошлое и настоящее Александры Барнард очень давно разошлись и в то же время оставались неразделимыми. Гриссел вспомнил, с какой жадностью Алекса пила джин. Для него небезопасно быть свидетелем подобных сцен! Она‑то опохмелилась, так сказать, «поправила здоровье», а он? Глядя на нее, он сам испытывал острую потребность выпить. Даже сейчас, спустя какое‑то время, его жажда не ослабла. Внутренний голос услужливо подсказывал: совсем рядом, на Клоф‑стрит, есть винный магазин. Стоит только заехать туда, и жажда перестанет его мучить. Кровь снова потечет по жилам, вернутся силы, вернется радость жизни.

– Господи! – воскликнул Бенни, ни к кому не обращаясь, и нарочно свернул в противоположную сторону, на Бре‑стрит. Подальше от искушения.

Когда Алекса перестала плакать, Тинки Келлерман заметила:

– Вам станет полегче, если вы примете ванну.

Подумав, Алекса кивнула и встала. На ногах она держалась не вполне твердо, поэтому Тинки пришлось поддерживать ее под руку. Они вместе поднялись по лестнице и вошли в спальню, к которой примыкала ванная комната.

– Подождите меня в коридоре, пожалуйста.

– Не могу, – ответила Тинки голосом полным сострадания.

Сначала Алекса удивилась. Потом до нее дошло. Полицейские боятся, как бы она чего‑нибудь с собой не сотворила! Алекса прекрасно понимала, что она сейчас способна на что угодно. Но первым делом надо раздобыть спиртное. В бутылке, спрятанной в шкафу, под трусиками, еще осталось немного джина.

– Я ничего с собой не сделаю.

Тинки Келлерман смерила ее сочувственным взглядом своих огромных глаз.

Алекса вошла в спальню.

– Посидите здесь. Надеюсь, в туалет вы со мной не пойдете?

Можно прихватить бутылку вместе с одеждой и незаметно пронести в ванную.

– Садитесь. – Кивком она указала на стул у туалетного столика.

Кто‑то настойчиво барабанил в дверь. Франсман Деккер пошел открывать. На крыльце рядом с Вилли Маутоном, бритоголовым «Зорро», стоял как будто его двойник – такой же высокий и худой, только на голове у двойника красовалась густая темная шевелюра, аккуратно расчесанная на косой пробор. Незнакомец очень походил на гробовщика: мрачное выражение лица, цепкие, проницательные глаза, угольно‑черный костюм.

– Приехал мой адвокат. Теперь я готов поговорить с вами.

– Ах вот как! Вы, значит, готовы поговорить со мной? – вспыхнул Деккер. Белый слишком много себе позволяет! Жаль, что нельзя ответить: на крыльцо нацелены объективы камер и глаза многочисленных журналистов и зевак, облепивших ограду.

Адвокат покачал головой, словно извиняясь за поведение своего клиента.

– Регардт Груневалд. – Он осторожно протянул руку.

Его миролюбие вынудило цветного детектива сбавить обороты. Он пожал узкую, дряблую ладонь.

– Деккер, – представился он, оглядывая адвоката с головы до ног.

– Мой клиент имеет в виду, что мы готовы к разговору, – пояснил Груневалд.

– Где Алекса? – спросил Маутон, заглядывая в дом поверх плеча Деккера.

Груневалд положил дряблую руку на плечо Маутону, словно сдерживая его.

– Она в надежных руках.

– Чьих?

– Сотрудницы Социальной службы.

– Я хочу ее видеть! – рявкнул белый нахал, но адвокат снова принялся его утихомиривать:

– Спокойно, Вилли!

– Сейчас о свидании не может быть и речи, – сказал Деккер.

Маутон с упреком посмотрел на адвоката:

– Регардт, что он себе позволяет?

Груневалд вздохнул:

– Вилли, не сомневаюсь, Алексе уже растолковали ее права. – Он говорил как бы извиняясь, но вместе с тем медленно и взвешенно.

– Она нездорова!

– Миссис Барнард предпочла беседовать без адвоката.

– Да ведь она несменяема! – воскликнул Маутон.

– Невменяема, – негромко поправил его Груневалд.

– На данном этапе миссис Барнард ни в чем не обвиняется, – сказал Деккер.

– А горничная Адама говорит совсем другое!

– Насколько мне известно, горничная Барнардов не служит в полиции.

– Видишь, Регардт? Он откровенно издевается! А ведь я только что лишился друга и коллеги…

– Вилли, мистер Деккер, давайте сохранять спокойствие…

– Я и так спокоен, Регардт.

– Мой клиент располагает важными сведениями, которые имеют отношение к делу, – заявил Груневалд.

– Что за сведения?

– Важные. Но мы не можем…

– Передать важные сведения полиции – ваш долг.

– Ничего не скажу, если будете выступать!

– Мистер Маутон, у вас нет выбора. Сокрытие улик также является преступлением…

– Прошу вас, перестаньте! – взмолился Груневалд и заботливо предложил: – Может, поговорим в доме?

Деккер никак не мог решить, что делать.

– У моего клиента имеются серьезные подозрения, связанные с личностью убийцы.

– Но я не желаю ни на кого клеветать, – заявил Маутон.

– Вилли, при данных обстоятельствах ни о какой клевете и речи быть не может.

– Вам известно, кто убил Адама Барнарда?

– Доказательств у моего клиента нет, но он считает своим гражданским долгом поделиться с представителями закона важными сведениями.

Франсман Деккер посмотрел на толпу, потом на Груневалда и Маутона.

– Заходите в дом.

Рейчел Андерсон шла по дорожке на горном склоне. Спустившись ниже и выйдя из‑под укрытия сосен, она заспешила. Слева, окруженные высокими стенами, располагались просторные участки с бассейнами, садами, высокими особняками. А ниже, словно в чаше, перед ней открылся большой город. Она увидела залив, синий, как на открытке, океан… В центре лепились друг к другу небоскребы, словно ища друг у друга поддержки.

Все открыточные красоты – фальшивка, подумала Рейчел. Ложный фасад. Они с Эрин позволили себе увлечься…

Впереди замаячило водохранилище. Тропа, огибая его, уходила вправо. Еще несколько сот метров можно не бояться, что ее заметят: высокий земляной вал укроет ее.

Войдя в ванную, Алекса Барнард сняла платье и ночную сорочку и тут же схватила бутылку, спрятанную под чистым бельем.

Дрожащей рукой отвинтила колпачок. Джина на донышке… Она поднесла бутылку к губам. Взгляд ее невольно устремился в большое зеркало. Она посмотрела на свое отражение. Фигура у нее еще и сейчас ничего, но вот лицо… Длинные сальные космы падают на глаза, подмышки небриты, губы кривятся – так ей не терпится допить все до последней капли. Собственная одержимость поразила ее до глубины души, а женщина в зеркале вдруг показалась незнакомой.

Неужели это она?

Допив джин, Алекса отвернулась, но легче ей не стало. Она поставила бутылку на пол и, вытянув руку, дотронулась до стены.

Неужели это правда она?

Всклокоченный детектив с добрым взглядом и каким‑то славянским лицом прошептал название одной из ее песен, «Пресная вода». Наверное, он тоже не понимает, как она могла так опуститься. Алекса разоткровенничалась; ей показалось, она рассказала ему все, но сейчас, взглянув в зеркало и поразившись собственному отражению, она поняла: одних слов недостаточно.

Алекса снова повернулась к зеркалу и посмотрела на себя – высокая, статная женщина, но вместе с тем такая беззащитная! Длинные ноги, округлые бедра, талия слегка расплылась… Крепкая грудь, зато шея дряблая и лицо – старое, морщинистое, испитое.

Это все она. И тело ее, и лицо ее.

Боже!

– Как же ты дошла до жизни такой? – вслух спросила саму себя Алекса с неподдельным любопытством.

Она отвернулась от зеркала и встала под душ. С нее хватит! Ниже падать просто некуда.

Машинально она включила воду.

Адам умер. Что же ей теперь делать? Сегодня, завтра?

На нее накатила волна страха; чтобы не упасть, пришлось прислониться ладонями к кафельной плитке. Так она простояла некоторое время. Струи горячей воды обжигали, но Алекса ничего не замечала. Таблетки – вот что ей сейчас пригодится! Она примет снотворное и уплывет далеко‑далеко. Больше она не увидит опустившуюся старуху в зеркале, больше не почувствует жажду, больше не будет бояться маячащей впереди тьмы.

Потом она вспомнила. Снотворное в спальне, но там сидит Тинки Келлерман.

Придется придумать что‑нибудь другое. Может, здесь, в ванной, что‑нибудь найдется? Алекса выскочила из‑под душа, рывком распахнула шкафчик. Руки у нее дрожали. В спешке она хватала один флакон за другим и тут же отшвыривала их в сторону. Не то, все не то! Нащупала бритву – лезвие затупилось, бросила бритву на пол, принялась рыться на полочке. Ничего нет, ничего…

– Миссис Барнард! – окликнула ее Тинки Келлерман.

Алекса живо развернулась и заперла дверь на задвижку.

– Оставьте меня в покое! – Даже собственный голос показался ей незнакомым.

– Прошу вас, мадам, откройте…

Алекса схватила пустую бутылку из‑под джина. Держа за горлышко, грохнула бутылку о стену. Отлетевший осколок оцарапал лоб. Она оглядела зазубренные края разбитой бутылки. Подняла левую руку и что было сил резанула – от ладони до локтя. Кровь хлынула фонтаном. Она резанула снова.

Маутон и Груневалд сидели бок о бок на диване в гостиной. Деккер расположился напротив.

– У меня нет доказательств, – повторял Маутон.

– Вилли, расскажи им, что произошло, и все.

Они похожи на парочку комиков из черно‑белого кино, подумал Деккер. Как их звали?

– Тот тип ворвался ко мне в кабинет и заорал, что убьет Адама…

– Что за тип?

Маутон повернулся к адвокату:

– Регардт, ты уверен, что меня не привлекут за клевету?

– Уверен.

– А если мне придется давать показания под присягой?

– Вилли, о клевете и речи нет.

– Регардт, я могу сломать ему карьеру. То есть… а если его все‑таки убил не он?

– Вилли, у тебя нет выбора.

Неожиданно Деккер вспомнил фамилии белых комиков. Лорел и Харди! Вот кого ему напоминают Маутон и Груневалд.

– Мистер Маутон, так кто же это? – спросил он вслух.

Маутон глубоко вздохнул; кадык заходил на шее вверх‑вниз.

– Джош Гейсер, – выпалил он и откинулся на спинку дивана с таким видом, словно спустил с привязи ураган.

– Кто?

– Они поют духовные гимны, – досадливо объяснил Маутон. – Дуэт «Джош и Мелинда».

– Никогда о них не слыхал.

– Не слыхали о «Джоше и Мелинде»? Да их все знают! Последний диск разошелся тиражом в шестьдесят тысяч, причем четыре тысячи раскупили всего за один день, когда они выступали на радиостанции RSG! Они настоящие звезды!

– И за что же Джош Гейсер собирался убить Адама Барнарда?

Маутон с заговорщическим видом наклонился вперед и понизил голос:

– Потому что Адам оприходовал Мелинду у себя в кабинете.

– Оприходовал?

– Ну, понимаете… занимался с ней сексом.

– Барнард? У себя в кабинете?

– Совершенно верно.

– А Гейсер их застукал?

– Нет. Мелинда призналась.

– Джошу?

– Нет. Всевышнему. Но Джош находился рядом и слушал ее исповедь.

Франсман Деккер не знал, что делать – то ли злиться, то ли смеяться.

– Мистер Маутон, вы, наверное, шутите.

– Да вы что! – возмутился Маутон. – По‑вашему, в такое время я могу шутить?

Деккер покачал головой.

– Вчера под вечер Джош Гейсер влетел ко мне в кабинет, как вихрь, чуть Наташу не убил по пути. Сказал, что ищет Адама. Я спросил, в чем дело, а он сказал, что убьет его, потому что, мол, Адам изнасиловал Мелинду. Я пробовал его урезонить, попросил не орать так, но Джош был вне себя. Я спросил, откуда он знает, и он ответил, что Мелинда сама ему рассказала. Тогда я спросил, что именно она ему рассказала, и Джош ответил, что она во всем покаялась. Мол, согрешила с Адамом в его кабинете, на столе. Мелинда уверяет, что в нее вселился бес, но он, Джош, знает: во всем виноват Адам, уж такие у него наклонности. Он собирался забить его до смерти. Он был вне себя. Когда я заикнулся, что Адам вроде не насильник, он схватил меня за грудки. Джош парень крепкий, до того, как обратился к Богу, выступал в шоу «Гладиаторы»… – Маутон снова понизил голос: – Говорят, он ничего не может… понимаете… как мужчина… потому что долго принимал стероиды.

– Вилли, это к делу не относится, – вмешался Груневалд.

– У него есть мотив, – возразил Маутон.

– Нет, нет… – Адвокат покачал головой.

– Значит, забить его до смерти? – переспросил Деккер. – Так и сказал?

– Еще он сказал, что убьет его… нет, он собирался его кастрировать, отрезать ему яйца и повесить их на платиновый диск у себя в гостиной.

– Наклонности Адама. О каких «наклонностях» говорил Гейсер?

– Адам… – Маутон помолчал. – Поверить не могу, что Адам мертв! – Он выпрямился и потер бритый затылок. – Он был моим другом. Моим компаньоном. Мы вместе прошли большой путь… Когда‑то я сказал ему: однажды кто‑нибудь…

В гостиной повисло молчание. Маутон вытер глаза тыльной стороной ладони.

– Простите… Мне тяжело.

Адвокат протянул к клиенту длинную тонкую руку.

– Все понятно, Вилли.

– Без него как‑то пусто…

Вдруг сверху послышался громкий голос Тинки Келлерман:

– Франсман!

Деккер вскочил и подошел к двери.

– Франсман!

– Я здесь! – крикнул он в ответ. Подняв голову, он увидел Келлерман на площадке второго этажа.

– Иди сюда, помоги! – сказала Тинки. – Быстрее!

В ста метрах перед водохранилищем тропа уходила под гору влево и исчезала в широком, но неглубоком овраге. Рейчел Андерсон шла мимо сосен, огибая большие валуны. Впереди показалась каменная стена с проломом посередине. Заглянув в пролом, она увидела громадный дуб, а за дубом – недостроенный дом. Прохладный оазис, место, где можно передохнуть. А если там еще есть водопроводный кран, можно напиться, унять мучительную жажду.

Рядом с домом на участке стоял гараж на две машины. Проходя мимо, Рейчел не спускала глаз с дорожки. В дверях гаража высился штабель ровно напиленных сосновых чурбаков. А вот и кран – рядом с дверью черного хода. Только бы воду не отключили! Рейчел почти подбежала к крану, нагнулась и повернула колесико. Сначала вода была теплой, но скоро сделалась просто ледяной. Она опустилась на одно колено, подставила лицо под воду и стала жадно пить.

Франсман Деккер за свою жизнь высадил немало дверей и отлично понимал, что плечом сейчас бить бесполезно. Он отошел на шаг и что было сил ударил ногой. Дверь ванной проломилась, но не вылетела из петель. Он ударил еще, а потом еще раз. Наконец дверь подалась, но открылась всего сантиметров на сорок. Он увидел кровь на полу.

– О господи! – воскликнула стоящая у него за спиной Тинки Келлерман.

– Что там? – спрашивал Вилли Маутон, пытаясь протиснуться поближе.

– Туда нельзя…

Деккер ворвался в ванную и увидел лежащую на полу Алексу Барнард. Шагнул прямо в лужу крови, перевернул обнаженное тело на спину. Хотя глаза Алексы были широко распахнуты, она, по всей вероятности, никого не узнавала.

– Скорую, – приказал он Тинки. – Живо!

Деккер нагнулся, чтобы осмотреть раны. На левой руке три глубоких разреза. Довольно сильное кровотечение. Деккер схватил валявшееся на полу платье и попробовал туго замотать раненую руку. Алекса что‑то сказала, но так тихо, что он не расслышал.

– Что, мадам? – переспросил он.

– Другую руку, – прошептала она.

– Не понимаю…

– Разрежьте и другую руку, пожалуйста. – Она протянула ему разбитую бутылку.

Утолив жажду, Рейчел Андерсон вымыла окровавленные руки, шею и лицо. Встала, завернула кран и глубоко вздохнула. Внизу раскинулся большой город…

Она завернула за угол. Беспокойство немного отпустило, она уже не так боялась… И тут она увидела их – на улице, всего в двадцати шагах от нее. Она оцепенела; к горлу подступил ком. Они стояли бок о бок, спиной к ней. Она их узнала.

Рейчел Андерсон словно приросла к месту. В ушах гулко стучала кровь.

Они смотрели не на участок, а на улицу, которая спускалась вниз, к центру города. Гараж. Дрова… За ними можно спрятаться. Гараж в пяти шагах от нее. Рейчел не могла оторвать глаз от своих преследователей. Она осторожно пятилась назад. Только бы не наткнуться на что‑нибудь, не поднять шума. Только бы они не обернулись! Она нащупала ладонью стену гаража. Еще шаг… И тут один из них начал разворачиваться. Тот самый, с кого все началось. Тот самый, кто совсем недавно склонился над Эрин с ножом…

Девятнадцатилетний Оливер Сэндс, которого все называли просто Олли, сидел за столиком в зале ресторана, закрыв голову руками. Полный, рыжеволосый, белокожий – таким нельзя находиться на солнце. Кожа у него пошла красными пятнами. Перед ним на столе лежали узкие очки в черной оправе. Напротив Олли, ближе к двери, сидели инспекторы Вусумузи Ндабени и Бенни Гриссел.

– Мистер Сэндс опознал жертву. По его словам, убитую звали Эрин Рассел, – сказал Вуси, сжимавший в руке фотографию убитой девушки и блокнот.

– Господи, господи! – повторял Сэндс, тряся головой.

– Они вместе с мисс Рассел и ее подругой, Рейчел Андерсон, путешествовали по Африке. Где сейчас находится мисс Андерсон, ему неизвестно. В последний раз он видел их в ночном клубе «Ван Хункс»,[2]на Касл‑стрит. – Вуси посмотрел на Сэндса.

– Господи, – повторил Олли, опуская руки и придвигая к себе очки. Гриссел заметил, что глаза у парня красные.

– Мистер Сэндс, вы приехали в Кейптаун вчера?

– Да, сэр. Мы приехали из Намибии. – Акцент безошибочно выдавал в парне американца. Голос дрожал, срывался. Сэндс водрузил очки на кончик носа и заморгал, словно увидел Вуси в первый раз.

– Вы путешествовали втроем? – спросил Гриссел.

– Нет, в нашей группе было двадцать человек. Точнее, двадцать три, когда мы выехали из Найроби. Но в Даре от нас откололись парень и девушка из Нидерландов. Им… не понравилось.

– Что не понравилось? – не понял Гриссел.

– Тяжелые бытовые условия. Наш тур организовало агентство «Африканские сухопутные приключения». Мы передвигались в основном на грузовиках.

– До поездки вы были знакомы с Эрин Рассел и Рейчел Андерсон?

– Нет, сэр. Мы познакомились в Найроби. Они из Индианы, а я из Финикса, штат Аризона.

– Но вчерашний вечер вы провели вместе? – спросил Вуси.

– Мы всей компанией пошли в клуб.

– Сколько вас было?

– Не знаю… Человек десять, точно не помню.

– Обе девушки точно были?

– Да, точно.

– Что произошло в клубе?

– Мы немножко оттянулись. Ну, понимаете… – Сэндс снова снял очки и потер глаза рукой. – Выпили, потанцевали… – Он надел очки.

Его жест навел Гриссела на определенные мысли.

– Когда вы ушли из ночного клуба? – спросил Вуси.

– Я… немного устал. Вернулся в хостел около одиннадцати.

– А девушки?

– Не знаю.

– Когда вы ушли, они еще оставались в клубе?

– Да, сэр.

– Значит, в последний раз вы видели мисс Рассел живой именно в клубе.

Сэндса перекосило. Он молча кивнул, словно боялся говорить.

– Они тоже пили и танцевали?

– Да.

– Держались вместе с остальными?

– Да.

– Назовите, пожалуйста, имена людей, с которыми они там были.

– Мне кажется… там был Джейсон. А еще Стивен, Свен, Кэти…

– Вы их фамилии знаете? – Вуси придвинул блокнот поближе.

– Не все. Фамилия Джейсона вроде бы Эклерк, а Стивена – кажется, Чиксингер…

– Пожалуйста, повторите еще раз, по буквам.

– Джейсон – ну, наверное, как обычно. Джейсон. А… Как пишется его фамилия, точно не знаю. Можно спросить…

– А Стивена? – Ручка Вуси зависла над блокнотом.

– Не знаю.

– Фамилию не знаете?

– Погодите… сейчас. У меня в номере есть список группы. Там есть все имена, фамилии, в том числе и проводников.

– Будьте так добры.

Сэндс поднялся и зашагал к двери. На пороге он остановился.

– У меня есть фотки… Там Рейчел и Эрин.

– Фотографии?

– Да.

– Захватите их, пожалуйста, с собой.

– Они у меня в камере, но я вам покажу…

– Было бы неплохо.

Олли Сэндс вышел за порог.

– Если у нас будет фото пропавшей девушки… – начал Вуси.

– Он что‑то недоговаривает, – сказал Гриссел. – В связи со вчерашней ночью.

– Ты так думаешь, Бенни?

– Только что, когда он снял очки… он начал врать.

– Перед тем как ты приехал, он плакал. Может, поэтому…

– Он что‑то скрывает, Вуси. У всех очкариков… такая манера… – Гриссел помолчал. Он уже понял, что наставлять Ндабени нужно очень осторожно. – Понимаешь, в чем дело, Вуси… Не обижайся, но, когда ты проведешь столько допросов, сколько я, ты тоже начнешь разбираться…

– Бенни, я не обижаюсь. И с удовольствием поучусь у тебя.

Гриссел встал.

– Во‑первых, пересядь сюда. Допрашиваемый должен всегда сидеть спиной к двери. – Гриссел переставил стулья и сел на один из них. Вуси устроился рядом. – Так легче заметить несообразности поведения… Допустим, он сидит здесь, наискосок от меня, значит, лицом к двери. Самое выгодное положение! Но, если дверь у него за спиной, ему кажется, что он в ловушке. Допрашиваемый невольно выдает себя. Он усиленно потеет, дергает себя за ворот, трясет ногой, трет глаза, а если носит очки, постоянно то снимает их, то снова надевает. Наш парень занервничал, когда ты спросил, в какое время он вчера ушел из ночного клуба.