Взяли мы домой

Вместо задумчивого дактиля — энергичный и четкий хорей. К.И.Чуковский привел в свое время пример перестройки «Онегина», где также знаменитый пушкинский ямб заменен веселым хореем: Дядя самых честных правил, Он не в шутку занемог и т. д.

Часто ребенок переделывает сюжет, привнося в него больше ра­дости и оптимизма.

Незнакомые собственные имена, например наименования горо­дов и рек, дети могут реконструировать, при этом их удовлетворя­ет даже бессмыслица:

Впереди — страна Болгария, Впереди — страна Болгария,

Позади - река Дунай. ПОЗАДИРИКАДУНАЙ.

Другой ребенок переделал текст «с измением смысла», хотя и не понятно, как этот фрагмент по содержанию соотносится со всем целым:

Впереди страна Болгария, ПОСАДИЛИ КОЛДУНА.

Детские образы всегда более осязаемы и конкретны, чем наши: Ах, эта девушка Меня с ума свела, Разбила... (Что же в самом деле могла она разбить, что так огорчило того, кто об этом рассказывает?) Разбила... ЧАШЕЧКУ, Покой взяла.

Фильмы с песнями, особенно исторического или приключенчес­кого плана, — обильный источник материала для улучшения: Когда твой друг в крови УПРЯТАН ДО КОНЦА, -вместо будь рядом до конца.

(Из песни к фильму «Три мушкетера»).

«Надежда — мой компас земной» — метафора для ребенка слишком отвлеченная; к тому же не все слова понятны. Отсюда раз­личные перестройки фрагмента: «Надежда — МОЙ КОМ ПОД ЗЕМ­ЛЕЙ» (не очень ясная связь с надеждой, зато проста и понятна связь кома и земли). Другой ребенок сказал иначе: «Надежда — МОЙ КОНЬ ПОДЗЕМНОЙ».

Еще один вариант перестройки текста от отвлеченного к конк­ретному:

Ты - моя надежда, Ты - моя ОДЕЖДА,

Ты — мой идеал. Ты — мой ОДЕЯЛ.

Особенно затрудняют ребенка экзотические слова. Маленькая Лена Петрунина перестраивала песню, которую пела ее мама: Много дней дует знойный сирокко, Но он слезы мои не осушит. Караван твой в пустыне далекой, Нет с тобой моих рук, Нет с тобой моих глаз. Если смерч тебя встретит жестокий, Знаю я — ты пред ним не отступишь...

Непонятный для ребенка сирокко превращался в его сознании в СИРОТКУ, а чужое слово смерч в более знакомое СМЕРТЬ. Вспо­миная об этом эпизоде в зрелом возрасте, автор (который является обладателем большой коллекции подобных высказываний) пишет: «Я помню, что неувязка в роде существительного и прилагательно­го доставляла мне некий дискомфорт, но я уговорила себя, что смерть из песенки является в образе мужчины».

Кто-то из детей пел в свое время вместо «Хотят ли русские войны» - «КОТЯТКИ РУССКИЕ БОЛЬНЫ».

Знаменательно, что перестраиваются обычно несколько слов, что­бы смысл целого оказался мотивированным. Соня X. вместо «Я - Земля, я своих провожаю питомцев» пела: «Я ЗМЕЯ, я своих про­вожаю ПИТОНЦЕВ». Змея и питоны (ПИТОНЦЫ) в языковом со­знании ребенка соединяются более естественным образом, чем зем­ля и питомцы.

Примеры свидетельствуют о том, что сам процесс восприятия речи отнюдь не является механическим. Воспринимая текст, мы его интерпретируем, проводя через свое сознание. В детском возрасте эти процессы более активизированные и живые. В них отражаются психология и мировосприятие ребенка.

Тексты у ребенка всегда соотносятся с живыми, осязаемыми об­разами. Если ассоциаций нет, дети незаметно для себя меняют текст, и образы появляются, помогая тексту прочнее зафиксироваться в сознании.

Фиксируются многочисленные совпадения не в том, как имен­но перестраиваются, например, стихотворные строки, а в том, что именно перестраивается. Если многие дети не принимают одних и тех же строчек, значит, есть в этом проявление определенных зако­номерностей.