ГЛАВА 2. §5. Образы детства в антропологии

Возраст человека является фундаментальной антропологической характеристикой. Можно выделить несколько периодов в жизни каждого человека, которые настолько радикально отличаются друг от друга, что можно считать, как будто человек проживает несколько различных жизней или мы наблюдаем жизнь разных людей. Такие этапы жизненного пути различаются по многим параметрам: физическим, психическим и духовным, как по самочувствию и самосознанию самого человека, так и с позиций внешнего наблюдателя. В определенном смысле можно говорить о различных способах существования человека, о разных типах его бытия.

Причем определение этих этапов в значительной степени зависит от конкретных культурно-исторических условий и социально-экономического контекста. Осознание и оценка обществом возрастных характеристик человека определяются мировоззренческими установками и способами бытия того или иного народа. Например, в архаических обществах в жизни человека выделялись только два возраста: детство и зрелость. После инициации ребенок сразу приобретал статус взрослого, а до старости в нашем понимании в то время обычно не доживали. В цивилизованных обществах постепенно добавились еще два четко выраженных жизненных периода: юность и старость.

Но, кроме того, есть нечто общее в отношении всех людей к детям или старикам. Существуют общечеловеческие антропологические универсалии, которые основываются на единых для всех народов метафизических предпосылках и выражаются в архетипических структурах, мифологических мотивах и сюжетах. Возможно, что между детьми разных национальностей и принадлежащих различным культурам общего больше, чем со своими родителями. Ребенок, юноша, взрослый и старик могут быть рассмотрены как различные антропологические типы; а детство, юность, зрелость и старость как самоценные онтологические феномены. Условно говоря, дети, молодежь, взрослые и старики принадлежат разным, чуть ли не враждебным, цивилизациям, сосуществующим на Земле. И человек в своей жизни последовательно переходит из одного лагеря в другой, каждый раз искренне отождествляя себя с другой социальной группой и последовательно отстаивая именно ее интересы.

Попробуем определить, как должно быть устроено человеческое бытие, чтобы в нем были возможны такие разные способы развертывания человеческой сущности, такие непохожие типы существования человека. Наиболее общая постановка вопроса возможна в категориях фундаментальной онтологии и метафизики, а для содержательного анализа потребуется привлечь мифологические образы и архетипические символы.

Рассмотрим детство, юность, зрелость и старость с точки зрения их собственного содержания, пытаясь обнаружить внутренний смысл, самостоятельную ценность и непреходящее значение для любого человека каждого их этих этапов жизненного пути.

Может показаться странным, что почти все мифологии и религии, рассказывая о происхождении человека, говорят о появлении или сотворении сразу взрослого человека. Хотя перед глазами у всех творцов и сказителей мифов всегда были дети. Почему? Или дети не могли считаться людьми? Однако архетип младенца, божественного ребенка, священного дитяти присущ многим традициям: здесь можно вспомнить Лао-Цзы (старый ребенок), слова Христа о детях, Дитятю Ницше, архетип младенца у Юнга, представления Берна об Отце, Ребенке и Взрослом. Мифы о рождении и детстве героя существуют почти во всех религиях. На наш взгляд оппозиция взрослый - ребенок характеризует не только возрастные и психические различия, но некоторые фундаментальные типы отношения человека к бытию. Каждый человек может принять на себя роль взрослого или ребенка по отношению к другим людям, к жизни, к Богу.

Мифологема юности - амбивалентна. Образ юноши в мифологии раздваивается на героя и его антагониста - трикстера. В юности равно возможны подвиги и преступления, самоотдача и искушение. Происходят некие флуктуации бытия, немотивированные действие, необдуманные поступки. Свобода выбора принимает крайние формы.

Мифологема взрослого тоже имеет сложную структуру. В ней присутствуют такие элементы как господин и слуга, власть и служение. Статус взрослого позволяет занять центральное положение в социальной иерархии, вплоть до царя. Если военная и светская власть обычно принадлежала самому сильному и опытному войну, зрелому мужчине, то власть духовная всегда оставалась в руках стариков, старейшин. И они занимали весьма существенное место в структуре общества и особенно в священной иерархии.

В некоторых сферах человеческой деятельности молодые и здоровые юноши имеют преимущество (война, спорт, физический труд) или творческая одаренность может проявиться очень рано (музыка, математика, шахматы). А в других областях принципиальное значение имеют жизненный опыт, профессиональные навыки и многолетняя практика (философия, религия, в которых неизвестны вундеркинды). Настоящий философ или мудрец, шаман или колдун, жрец или святой всегда были преклонного возраста, причем обычно именно они и отличались долголетием.

Итак, в любой период своей жизни человек имеет определенный онтологический статус, который он может реализовать только в данный момент времени; получить некий уникальный опыт, который в других случаях будет недоступен. Лучшее, что можно сделать – это последовательно и с полной самоотдачей прожить все жизненные этапы, не забегая вперед и не возвращаясь назад.

Мир детей обладает уникальными свойствами, не зависящими от уровня развития цивилизации, специфики культуры и научно-технического прогресса. Можно утверждать, что между детьми разных стран и культур намного больше общего, чем между взрослыми в тех же культурах. Более того, между детьми разных стран и культур намного больше общего, чем между взрослыми и детьми в одной культуре. На Земле сосуществуют две цивилизации, две разные культуры, две вселенные – мир детей и мир взрослых. Между этими мирами сложные отношения притяжения и отталкивания, зависимости и борьбы, любви и войны.

Удивительно даже не столько столкновение интересов, сколько взаимное непонимание. И если для детей простительно такое отношение, то взрослые все когда-то были детьми и должны бы помнить и учитывать систему детских ценностей. Однако становясь взрослыми, они переходят в противоположный лагерь, забывая и предавая свои прежние идеалы. Конфликт поколений воспроизводится заново, так как взрослые и дети имеют заведомо противоположные жизненные стратегии. Сосуществование двух миров в одном пространстве культуры заведомо противоречиво. У взрослых и детей есть свое особые мировосприятие, специфическое мышление и язык, эмоции и желания, интересы и ценности.

Рассмотрим как менялось восприятие и осознание детства в сознании взрослых в разные культурные эпохи.

Архаика: Длительность детства (11-13 лет) невелика по нашим меркам, хотя тогда это была почти половина жизни. Существовала четкая грань между детством и взрослым состоянием человека. Был резкий, мгновенный переход из одного социального статуса в другой посредством обрядов перехода, посвящения и инициации.

Детство не воспринималось как самостоятельное и ценное состояние, однако во многих проявлениях архаическая культура очень близка детскому мировосприятию и мышлению. Персонажами мифов очень редко являются дети, иногда описывается детство богов и героев, которые сразу же начинают совершать подвиги (например, Геракл). С другой стороны, хотя человек сотворен взрослым, но, пребывая в раю, он фактически является ребенком, по отношению к богу/богам занимает фундаментальную позицию ребенка.

В античности ставится проблема правильного воспитания гармоничного человека. Ребенок предстает как материал для изделия, “болванка” для будущего взрослого. В средневековье детство не признавалось вообще. Дети рассматривались как недоделанные люди, неполноценные, недоразвитые взрослые. Детской психологией никто не интересовался.

В эпоху Просвещения детство представляется как подготовка ко взрослой жизни. Образ ребенка определяется через идеал взрослых и детство не является самостоятельной ценностью. Дети вторичны по отношению ко взрослым. Ребенок – это всего лишь потенциальный взрослый. Путем становления и взросления ребенок с помощью родителей и воспитателей может достичь взрослого состояния и приблизиться к образу совершенного человека.

Только в ХХ веке детство рассматривается наравне со взрослым состоянием. Модернистский проект совершает прорыв в отношениях к ребенку и признает значимость и ценность детства. От воспитателя требуется уважение к личности ребенка, воспитание рассматривается как сотрудничество.

Признается необходимость детства, взаимозависимость, взаимное определение и ограничение детства и взрослости. Однако, мышление остается в рамках бинарной оппозиции “детство-взрослость”. Их принципиальная противоположность не может быть устранена в рамках модернистской парадигмы.

В эпоху постсовременности происходит не только реабилитация детства, но и радикальная переоценка его смысла. Для постмодернизма характерен интерес ко многим феноменам человеческого бытия, которые могут быть соотнесены с детством: игре, празднику, смеху и к детскости самой по себе. Признается самодостаточность, самоценность детства. Детство – это самостоятельный феномен, естественное состояние человека. И может быть оно более фундаментальное и подлинное, чем взрослость, так как укоренено в самом основании бытия человека.

Детство – первично. В ребенке наиболее адекватно проявляется сущность человека, его место и предназначение в мире, экзистенциальное измерение человеческого бытия. Ребенок – вот истинный человек, подлинный, правильный. А взрослый – это искаженный образ человека.

Дети демонстрируют, реализуют, расширяют масштаб человеческого в человеке и экспериментируют с нечеловеческим (сверхчеловеческим и дочеловеческим) в человеке. Ребенок хочет испытать и попробовать все что возможно и придумать, сыграть во все, что невозможно.

Дети, расширяют пределы человеческой природы, раскрывают все многообразие человеческой сущности. Они любят все необычное, неожиданное, странное, загадочное. Именно в детях проявляется тяга к выходу из себя, за свои пределы, к экстазу и трансцендированию, к превосхождению своей природы.

Опыт детства является фундаментом, основанием всякого взрослого опыта, культуры, цивилизации. Детство – источник творчества и фантазии, исток свободы и любви. А взрослые, приспосабливаясь к внешним условиям, неизбежно ограничивают границы и пределы возможного, отказываются от свободы. В этом контексте взрослый предстает как несчастный ребенок, заблудившийся, исковерканный, искалеченный жизнью. Взрослые – это испорченные дети, уставшие, забывшие себя, предавшие свое детство.

Однако, происходит не просто переворачивание иерархий и перестановка ценностных акцентов. Предпринимается попытка мыслить человека вне бинарной оппозиции “детство-взрослость”. Снимается противопоставление между ними. Взрослые – это дети, играющие во взрослые игры, играющие слишком серьезно.

Итак, нам еще только предстоит понять смысл детства, осознать его в широком антропологическом контексте, соотнести с фундаментальными человеческими ценностями.

При всех успехах медицины еще долгое время придется иметь дело с больными детьми, имеющими наследственные болезни или тяжелые последствия родовых травм. И так тягостно родителям видеть страдания своих детей, понимая, что у них никогда не будет счастливого детства и нормальной взрослой жизни. И особенно трудно примириться с кажущейся бессмысленностью детских страданий. Намного легче было бы выдержать такие испытания, понимая в чем смысл и цель мучений. Труднее всего ответить на вопросы: почему болеют дети, за что они страдают?

Рассмотрим различные точки зрения на проблему болезни и физических страданий. С естественнонаучных позиций наследственная болезнь является просто ошибкой природы, отклонением от нормы. И нужно сделать все возможное для излечения. Приговор врачей практически не оставляет надежды на выздоровление. К чему или к кому обратить свои молитвы?

Но если есть милосердный и любящий Бог, то как он допускает страдания невинных детей?

В античности считалось, что есть судьба, которую невозможно обмануть и нужно стоически выносить все страдания, выпавшие на долю человека. Восточные религии и оккультисты говорят о карме, которую человек приобретает в прежних жизнях, а теперь страдает за свои прежние грехи. Надеяться на лучшее можно только в следующих жизнях. Есть представление о родовой карме, когда дети страдают за грехи их предков.

Католики утверждают, что каждый человек расплачивается за первородный грех, совершенный Адамом и Евой, в котором нет его личной вины. Некоторые протестанты считают, что каждый человек уже от рождения предопределен Богом к греху и погибели или добродетели и спасению, а болезнь или благополучие прямо свидетельствуют об этом. Во всех этих случаях у человека не остается надежды на помощь высшей силы и нет никакого утешения в горе.

Другую крайнюю позицию занимают экстрасенсы, которые утверждают, что могут вылечить любую болезнь. Практически все причины болезней они сводят к соотношению энергий и биополей в организме человека, исключая духовные причины заболеваний.

Нужно обратить внимание на то, что в основных мировых религиях, таких как христианство, ислам и буддизм, не обещается исцеление больных и страждущих в этой жизни. И только различные секты и ереси спекулируют на этом вопросе, гарантируя спасение всем тем, кто вступит в их ряды. Мало кому известны взгляды православной церкви на проблему болезни. Рассмотрим их более подробно.

Болезнь не есть следствие личного греха ребенка или его родителей. Это следствие общего греховного состояния всего человечества. Мы единосущны в своем добре (образе Божием), но мы единосущны и в своем зле. Через грехопадение вошли в мир страдание и смерть. И только с приходом Спасителя появилась возможность исправления поврежденной человеческой природы. Досталось это ценой его добровольной крестной жертвы.

Мы все больны смертностью, больны грехом, мы больны колебанием между добром и злом. Поэтому путь богопознания лежит через опыт страдания. А болезнь есть один из наиболее верных путей стяжания духовности. Святые не отличались хорошим здоровьем, а иногда и добровольно принимали на себя болезни и физические страдания. Святые сознательно избирают крестный путь и разделяют ношу Христа. “Кто хочет идти за мною, отвернись себя, и возьми крест свой”. В страдании, как в огне, закаляется душа, приобретается духовный опыт. “Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос”, - говорит апостол Павел.

Болезнь дается как испытание и принимается как жертва, самопожертвование. Во время болезни происходит внутренняя работа, идет борьба добра и зла, свершается духовный подвиг. Положительную роль страдание имеет для человека только тогда, когда он его принимает сознательно, а не тогда, когда это страдание на него наложено, как пытка, которую он не понимает и не принимает. Некоторые люди страдали очень тяжело, но принимали страдания и не отказались бы от них, потому что знали, что они несут его с какой-то целью, что они созревают сами или что они свидетельствуют о чем-то. Человек верит, что все происходящее с ним постепенно готовит его к встрече с Богом. “Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь (вечную), и немногие находят их”.

А как же - дети? Они ведь не давали своего согласия на такие испытания. Однако что мы можем знать о Божием промысле? Сказано, что пути Господни неисповедимы. Не судите Бога, да не судимы будете. Самое худшее, когда родители восстают против Бога, проклинают его. Сердце должно подсказать путь смирения, труда и надежды. Болезнь ребенка нужно принимать как задание для родителей, возможность (и необходимость) служения, покаяния и молитвы.

Как могут слабые детские плечи выдержать такой груз страданий? Но каждому человеку дается испытание в той мере, в какой он может его выдержать, и оказывается благодатная помощь. “Иго Мое - благо, и бремя мое легко”. Но почему же не происходит явного исцеления, видимого чуда? Когда апостол просил Бога избавить его от телесной слабости, ему было сказано: - “Довольно тебе благодати Моей, сила Моя в немощи совершается”.

Мы можем молиться за здоровье ребенка и его научить молитвам. “Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам”. Очень важно создать условия для участия больного ребенка в церковных таинствах (особенно - в причастии). “Отец ваш Небесный знает, в чем вы имеете нужду. Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам”.

Нельзя сказать: “Я своими молитвами и полной отдачей Богу обеспечу свое здоровье”. Можно сказать: “В руки Твои, Господи, предаю дух мой”. И желать только одного: “Да будет воля Твоя, а не моя, Господи”. И быть готовым принять все, что будет послано свыше, даже самое страшное. И все-таки всегда, в любой самой безвыходной ситуации остается надежда: “Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят”.

Болезнь - это пограничная ситуация, когда Бог держит человека в неопределенности над бездной, между смертью и этой преходящей жизнью. Поэтому болезнь можно рассматривать как печать Божию, как знак свыше. Болезнь дается человеку и через нее мы получаем шанс на встречу с Божественным. Возможно принять то, что с тобой случается, как дар Божий. Не как наказание Божие, а как обстоятельство, которое Бог дает, чтобы человек обратился к нему. Надо поставить себя перед лицом Божиим, отдать себя в руки Божие.

Нужно открыться Богу настолько, чтобы болезнь или прошла, или стала нам во спасение. В болезни и страдании человек может услышать зов, голос, который призывает его к иной жизни. Сможет ли человек реализовать этот шанс, зависит только от него. “Много званных, да мало избранных”. Нужно дать свободу Духу Святому действовать в нас. Именно в болезни человек открыт и для боли, и для чуда исцеления.

Лучшее, что мы можем пожелать любому человеку - это встреча с Божественным и стяжание Духа Святого. Эта встреча и этот дар происходят ценой страдания. Ценой раны достается жизнь вечная. Как писал Феофан Затворник: “Неболезненно шествующий не получит плода”. Через боль и страдание рождается к жизни ребенок, и тем более через боль и страдание человек рождается к жизни новой.

Страдающие дети ближе всего находятся к Царствию Божьему. Для них предназначена благодать и дары Духа Святого. Их души уже спасены. Их ожидает воскрешение и преображение.