Введение 18 страница. 21 Гимн к Деметре 202 сл., Аполлодор 1, 30

21 Гимн к Деметре 202 сл., Аполлодор 1, 30. Ричардсон 213-8. Граф 140-9.

22 АП 53. 57 сл.

23 Геродот 5, 83, 2. Ср. Деметра Мисия - Павсаний 7, 27, 10.

24 Аполлодор 1, 19. Аполлоний Родосский IV, 1719-30. ГП 175 сл.

25 Gephyrismoi -HN 307.

26 HN253, 18.

27 ЗВ IX 234-52. КГГ III 103. ИГР 161.

28 Ругань в Линде - ЖРД 22, 1970, 364 сл. - Рыдания в культе Левкофеи в Элее - Ксенофан А 13 = Аристотель, "Риторика" 1400 Ь5.

7.5. Агон

1 F. Nietzsche, Ges. Werke (Ф. Ницше, Собр. соч.), изд. Musarion, II, 1920, 369-79. 382-6. Е. Vogt АВ И, 1965, 103-13. J. Burckhardt, Griechische Kul-turgeschichte, Ges. Werke (Й. Буркхардт, История греческой культуры, Собр. соч.), изд. F. Stahelin VIII (1930) 278 сл. Н. Berve, Vom agonalen Geist der Griechen, Gestaltende Krafte der Antike (X. Берве, Об агональном духе греков. Формирующие силы античности, 19662, 1-20. - РЭ "Agones" I 836-67. I. Weiler, Der Agon im Mythos. Zur Einstellung der Griechen zum Wettkampf (И. Вайлер, Агон в мифах. Об отношении греков к соревнованию), 1974.

2 Алкей 130 Лоубл-Пейдж. Феофраст у Афинея 610а. схолии А к "Илиаде" IX, 129. Ср. ФГИ 318 F 1, ФГИ 29 F 1, Павсаний 7, 24, 4.

3 ААЖ 49, 1945, 528 сл., Фридлендер-Хоффляйт, с. 165. Ср. также надпись Пеония в Олимпии - SIG 80.

4 IG 12 919. F. Hommel Gymnasium 56, 1949, 201-5.

5 Der griechische Agon (Греческий агон), 1968 (1-е изд. - 1926). Der Ursprung der Olympischen Spiele (Происхождение Олимпийских игр), Antike 17, 1941, 189-208. A. Brelich, Guerre, agoni e culti nella Grecia arcaica (А. Брелих, Войны, состязания и культы в архаической Греции), 1961. вазопись - A. Bruckner АС 35, 1910, 200-10. надписи из Беотии - Джеффери 91 сл. новые надписи о погребальных играх в честь усопших - БГК 95, 1971, 602-25.

6 Е. N. Gardinier, Athletics of the ancient world (Э. Гардинье, Атлетические соревнования в древнем мире), 1930. Н. A. Harris, Greek Athletes and Athletics (X. Харрис, Греческие атлеты и атлетические соревнования), 1966. Sport in Greece and Rome (Спорт в Греции и Риме), 1972. J. Jiithner, F. Brein, Die Leibesiibungen in der Antike (Й. Ютнер, Ф. Брайн, Физические упражнения в античности), SB Wien 1965.

7 Филострат, "О гимнастике", 5. HN 108-19. См. III 2.1 прим. 46.

8 См. V 2.2. V 2.3.

7.6. Пир богов

1 Диодор Сицилийский 5, 4, 7 - о сицилийских Фесмофориях.

2 J-М. Verpoorten, La stibas ou Г image de la brousse dans la societe grecque (Й. Верпоортен, Stibas, или изображение лесной глуши у греков), ОИР 162, 1962, 147-60. Н. Trankle Hermes 91, 1963, 503-5. F. Poland РЭ III A 2482-4. См. I 2 прим. 16. II 2 прим. 51.

3 H. Schafer, Die Laubhiitte (X. Шефер, Шалаш, 199. например, Фесмофории (Аристофан, "Женщины на празднике Фесмофории", 624.658), Карнеи (Афиней 141ef), Гиакинтии (Афиней 138f).

4 Сосна: Стефан Византийский, "Милет". в Афинах lygos - Ферле 139. Ветви маслины: Павсаний 5, 7, 7.

5 "Одиссея", VIII, 76, см. II 1 прим. 17/19. Не более чем именем остается для нас праздник феодайсий (theodaisia) - ГП 279 сл.

6 Комик Диодор, CAF = Афиней 239Ь. Харрисон (1) 354-8. Кук II1160-1210.

7 F. Deneken, De theoxeniis (Ф. Денекен, О теоксениях), дисс, Берлин, 1881. ГП 418-22. ИГР 409-11. Афины: Хионид, фр. 7, CAF I 5 = Афиней 137е. Рельефы: Лувр 746. J. Charbonneaux, La Sculpture grecque et romaine au Musee du Louvre (Ж. Шарбонно, Греческая и римская скульптура в Музее Лувра),

1963, 123. S. Reinach, Cultes, mythes et religions (3. Раинах, Культы, мифы и религии) И, 1909, 42-57. ИГР Т. 29, 5. вазопись: АКВ 1 187, 36, ЭДИ IV 601 VL 510-2. См. IV 5. 2.

8 ГП 160-2. gethyllis (луковица) Лето: Полемон у Афинея 372а.

9 См. I 2 прим. 11.

7.7. Священное бракосочетание

1 A. Klinz, Hieros Gamos, дисс., Галле, 1933.

2 S. В. Kramer, The Sacred Marriage Rite (С. Кремер, Ритуал священного бракосочетания), 1970. ОИР 181, 1972, 121^6. Н. Schmokel, Heilige Hochzeit und Hohes Lied (X. Шмёкель, Священное бракосочетание и Песнь песней), 1956. Фивы: Страбон 17, 816.

3 См. III 2.7 прим. 9. Кипр - см. II 6 прим. 23.

4 Кук III 1025-65. "Илиада", XIV, 292-351. Эсхил, фр. 125 Mette. Еврипид, фр. 898.

5 См. III 2.2 прим. 19-21.

6 АП 177 сл.

7 См. I 3.3 прим. 30. II 1 прим. 73. III 2.2 прим. 55.

8 См. I 4 прим. 57. II 5 прим. 90. III 2.2 прим. 51/4.

9 Диодор Сицилийский 5, 72, 4.

10 "Теогония" 969 сл. "Одиссея", V, 125 слл. ИГР 121 сл. Маннхардт I 480-8.

11 HN 312-4. 317-21.

12 Тит Ливии 39, 13, 10 сл. О скандале вокруг мистерий Изиды в Риме см. R. Merkelbach, Roman und Mysterium (P. Меркельбах, Роман и мистерия), 1962, 17.

13 См. V 2.4 прим. 19.

8. ЭКСТАЗ И МАНТИКА

8.1. ВДОХНОВЕНИЕ

Поскольку священное, божественное проявляется всегда как необычайное, принципиально иное, не удивительно, что потрясающие впечатления измененного, расширенного сознания оказываются если не единственным источником, то, во всяком случае, одной из существенных опор религии. Такое переживание может возникнуть у людей с определенными наклонностями, оно может быть основано на владении соответствующей техникой или стать результатом действия наркотика, но в каждом случае человек видит, слышит и переживает то, чего не дано воспринять другим, он вступает в непосредственный контакт с высшим бытием, общается с богами и духами. Для высокоразвитых культур древнего мира, впрочем, характерно, что установившийся культ, в основном, не зависит от подобных исключительных феноменов. Явления типа экстаза, медиумов и йогов вовсе не были чужды и грекам, однако они отчасти оставались чем-то маргинальным, а отчасти носили строго ограниченный характер. Они не создали основы для какого-либо откровения.

Существующие в греческом языке обозначения подобных феноменов противоречивы и не образуют единства. Одно древнее слово, использовавшееся для указания на особое душевное состояние - entheos, "бог внутри"1, бог, который, как считалось, находясь внутри человека говорит из него (или чужим голосом, или так, что ничего нельзя понять), а также принуждает совершать неестественные, при взгляде со стороны бессмысленные движения. В то же время, говорится и о том, что бог "схватывает" или "несет" человека, "удерживает его в своей власти", katechei, из чего при переводе возникло "possessio", "одержимость"2. Речь идет также и о "выходе наружу", ekstasis - не в том смысле, что душа покидает тело, но что сам человек сошел со своего при-вычныго пути, забыл свою способность рассуждать здраво3. Но можно сказать и так, что его разум (nous) больше не находится в нем4. Эти способы выражения одного и того же невозможно ни привести к общему знаменателю, ни определить как этапы некоего процесса духовного развития. Они отражают замешательство перед лицом сверхъестественного. Еще одним часто встречающимся обозначением является слово "таша", буйство, безумие.

"Буйство" описывается как болезненная вспышка, за которой стоит гнев бога. Правда, в реальности, наряду с индивидуальным, патологическим, имело место и коллективное "буйство", бывшее ритуальным и санкционированным - в первую очередь, внезапное помешательство женщин полиса во время "исключительного праздника". В реальной жизни и в мифе цель, тем не менее, была одна - находясь во власти безумия, вновь отыскать дорогу к здравому смыслу, для чего было необходимо "очищение" и помощь "жреца-очистителя"5. К экстатическим культам, сопровождавшимся игрой на флейте, греки, по-видимому, приобщились главным образом на севере Малой Азии, переняв эти обычаи у фригийцев. Так обстоит дело с получившей наибольшую известность "одержимостью", навлекаемой Матерью Богов, в чьей власти также находилось посвящение и "очищение" кори-бантов6. Впрочем, Гера, Артемида, Геката, Пан и другие боги тоже могли насылать на людей безумие. В соответствии с этими самыми представлениями эпилепсию считали "священной болезнью", которую надо лечить "очищениями", пытаясь так избавить человека от "посягательств" божества7.

Подтверждением тому, что божественное присутствие в момент перелома сознания могло восприниматься и как позитивное, несущее с собой ощущение счастья, причем происходит это в песне и танце, служит древний, впоследствии забытый пример - хоры девушек на Делосе: "Дивно умеют они подражать голосам и напевам // Всяких людей, и сказал бы, услышав их, каждый, что это // Голос его, - до того хорошо их налажены песни". Вполне правомерны в этом случае сравнения с чудом Пятидесятницы и "говорением на разных языках", о котором сообщает Новый Завет. Имеющая собственную форму песня распадается на бессвязные звуки, которые, тем не менее, для участников празднества чудесным образом исполнены смысла8. Возможно, здесь налицо рудимент восстанавливаемого для минойской эпохи явления божества в танцев

Двойственный характер носит экстаз в культе Диониса, в котором ему отводится исключительно важная роль. В итоге Дионис приобретает почти что монополию на экстаз и вдохновение. "Буйство" и в этом случае может быть представлено мифом как катастрофа, дело рук враждебной Геры9, однако то обстоятельство, что "буйствующим" здесь выступает сам бог, способствует тому, что безумие одновременно оказывается божественным опытом, реализацией и самоцелью. Правда, его практически невозможно отделить от опьянения, вызываемого вином10.

Помимо того, о чем уже шла речь выше, остается еще один феномен - одержимость совсем иного рода, "трезвое" помешательство, в которое впадает отдельный человек. Известны люди, которые, будучи "одержимы нимфами", порывали с семьей и домом, скрываясь в пещерах, в необитаемых местах11. Был такой "одержимый Фебом" Аристей, которого чудесным образом унес Аполлон и который возвратился с вестью о сказочном, живущем далеко на севере народе Аполлона - гиперборейцах12. Есть сведения, что в VII-VI вв. по земле ходило несколько подобных "чудо-людей". Исследователи усматривали в них странствующих шаманов, не исключая влияния со стороны скифских кочевых племен13. Не существует прямых доказательств того, что эти люди, подобно шаманам, устраивали экстатические представления. Однако к такому заключению можно прийти, приняв во внимание окружающие их легенды, особенно их якобы имевшие место перемещения в пространстве, способность "летать". Существует также свидетельство о Гермотиме из Клазомен, чей дух, в то время, как тело лежало без признаков жизни, пускался в странствия и узнавал обо всем, что было далеко, и даже о будущем14. Еще более распространенным и, очевидно, более древним было убеждение, что между всяким ясновидцем и божеством должна существовать особая связь, поскольку его слова предполагают наличие чего-то большего, чем простое человеческое знание. Сходным образом аэд зависел от своей богини, Музы, которая в отдельные минуты помогала ему найти нужные слова.

Платон выделяет "вдохновенное прорицание", возводимое к Аполлону, и "посвящение в таинства", возводимое к Дионису, их дополняют "творческое" и "любовное", философское неистовство15. Имена Аполлона и Диониса позволяют заключить маргинальные феномены сознания в четко ограниченные сферы - искусство прорицания, с одной стороны, посвящение в таинства, с другой, два брата, сыновья Зевса, господствуют над ними. Высшее божество, Зевс, как отец стоит над ними двумя в светлом пространстве "мысли", "phronein".

8.2. ИСКУССТВО ЯСНОВИДЕНИЯ

Совершая те или иные действия, человек нуждается в обнадеживающем прогнозе на будущее, при этом возможность узнавать волю высших существ реализуется таким образом, что за конкретными наблюдениями оказываются закреплены конкретные ожидания: человеку открываются "знаки" или "знамения", которые фиксируются в языке и передаются в русле культурной традиции. Разграничить случайные совпадения и причинно-следственные связи в этом случае не позволяло прежде всего отсутствие теории и метода, а эксперименты вряд ли были возможны. Кроме того, повышение оптимизма, которое благоприятные "знамения" несли с собой в момент принятия решения, облегчая его, был столь значителен, что случавшиеся время от времени попытки фальсификации, состоявшие в подмене "знамений" имеющимся опытом, не могли равняться с ними в силе.

Вера в те или иные предзнаменования может не иметь религиозного толкования - наподобие того, как в нашей культуре бытуют так называемые "суеверия". Механизм интерпретации знамений - как правило игры, как алгоритм решения - также вполне самодостаточен. Между тем, в древних культурах за такой верой издавно было закреплено определенное религиозное толкование: предзнаменования исходят от богов, боги через них, пусть и в зашифрованном виде, дают указания и руководят людьми. Именно в силу того, что письменного откровения не существовало, знамения приобретали значение основной формы контакта с высшим миром, превращаясь в главную опору благочестия. Так это было и у греков: всякий, кто сомневался в искусстве прорицания, рисковал прослыть безбожником. Знамения давали все греческие боги, и в первую очередь - Зевс, являя в них милость и указывая на своих избранников, искусством толкования божественных знамений наделял сын Зевса Аполлон1.

Чтобы найти убедительную, не внушавшую сомнения интерпретацию, был необходим харизматический дар, своего рода "интуиция". Поэтому с древнейших времен эта роль отводилась особому человеку, высоко чтимому согражданами - "прорицателю", mantis, как своего рода древнейшей разновидности "мудреца". Дар передавался в семье из поколения в поколение. Не только миф устанавливал родственные связи между провидцами - Мопс, согласно мифу, внук Тиресия, - но и исторические прорицатели могли возводить свой род, например, к самому Мелампу. В Олимпии известным родом прорицателей были Иамиды2.

Примечательно, что греческое слово для обозначения бога, theos, тесно связано с практикой ясновидения: истолкованное знамение по-гречески - "thesphaton", провидец - "theopropos", то, чем он занимается, обозначается глаголами "theiazein" и "entheazein"3. Прорицатель Калхант в "Илиаде" - сын Фестора (Thestor). Упоминаемый в "Одиссее" провидец, обладающий вторым зрением, зовется Феокли-меном (Theoklymenos), наконец, племя, на попечении которого находится единственный в своем роде оракул мертвых в Эпире - феспро-ты, thesprotoi. В свою очередь, поскольку ясновидящий произносит слова, находясь в особом, отличном от нормального, состоянии, он нуждается в том, кто как-то оформил бы его высказывания - в прорицателе, prophetes4. Само же слово "ясновидящий", mantis, восходит к индоевропейскому корню со значением "духовной силы", а также родственно греческому mania, "безумие".

Практика искусства прорицания со временем повсеместно приобретает черты псевдорациональности. Как "знамение" могло быть истолковано любое происшествие, лишь бы оно не было совсем уж тривиальным или зависящим от воли человека: непроизвольное чихание5, или если кто-нибудь случайно споткнется6, дрожь в членах7, неожиданная встреча, звучание вдруг услышанного имени8, небесные явления - молнии, кометы, звездопад, солнечные и лунные затмения, даже дождевые капли9. Здесь почти незаметно совершается переход к научной метеорологии и астрономии. Кроме того, сюда относятся, конечно, сновидения - "и сны от Зевеса бывают". Впрочем, уже Пенелопе в "Одиссее" известно, что не всякий сон наделен значением10.

Особая роль отводилась - ив этом, возможно, следует видеть часть индоевропейского наследства - наблюдению за полетом птиц. Оно представляло собой специальное искусство, которым владели прорицатели - герои древних эпических поэм, например, Тиресий и Кал-хант. Поэтому для них существовало еще одно наименование - "oionopolos". Под "oionos", вещей птицей, подразумевалась, прежде всего, хищная птица. Сколько их появится - одна или несколько, справа или слева - все имело свое значение. Прорицатель сидел всегда на одном и том же установленном месте11. Раз навсегда было закреплено соотношение "справа - хорошо", "слева - плохо", взгляд прорицателя, как правило, был обращен на север. Впрочем, точной науки, "дисциплины", наподобие той, какая была в распоряжении этрусских и римских авгуров, греческие гадатели по полету птиц, кажется, не создали. В гомеровских поэмах12 знамения, даваемые птицами, представляют собой поэтический вымысел, неправдоподобные построения, толкование которых от этого только выигрывает. А Ксенофонт13 уже в 401 г. обращается к провидцу за точными разъяснениями, желая узнать, как ему следует толковать услышанный с правой стороны крик сидящего орла. То - "великое знамение", как он узнал, указывающее, однако, и на предстоящие труды. В дальнейшем это помогло ему выстоять во время тяжелых испытаний.

Предметом повышенного внимания было все происходившее во время священного действа жертвоприношения. Каждое обстоятельство здесь несло знаковую нагрузку: шло ли животное к алтарю добровольно, быстро ли истекало кровью, загорался ли огонь сразу и горел ли он чистым пламенем, что происходило в огне во время сжигания жертвы - как скручивался хвост и лопался мочевой пузырь14. В особое искусство выделился осмотр печени жертвенного животного: какую форму имели и как были окрашены различные ее доли - ответа на этот вопрос с нетерпением ждали при каждом ритуальном убийстве. Подобная практика берет начало в Междуречье, ее распространение засвидетельствовано вплоть до Мари и Алалаха, в Угарите, у хеттов и на Кипре в эпоху поздней бронзы. У Гомера, по крайней мере, один раз говорится о подобных вещах15, по-видимому, такие гадания по внутренностям греки переняли в VIII-VII вв. с Востока. Этруски получили свои до мельчайших деталей разработанные "гаруспиции" из того же источника, а не через посредство греков. До сих пор не найдено греческих аналогов для пластических моделей печени с надписями и рисунками, известных по находкам в Ассирии, Угарите, на Кипре и в Этрурии.

Гадание по внутренностям прежде всего было делом прорицателей, сопровождавших войско к месту сражения. Специально для этих целей с собой вели стада жертвенных животных, предназначенных для hiera и sphagia, впрочем, вероятно, также и для пропитания. Ни одно сражение не начиналось без благоприятных знамений, полученных во время жертвоприношения. Перед началом битвы при Платеях греческое и персидское войско в течение десяти дней стояли друг против друга - из-за того, что знамения, полученные во время принесения жертв и истолкованные по одним и тем же правилам, не были благоприятны ни для одной из сторон16. Даже отряд "десяти тысяч", разбоями и грабежами прокладывавший себе путь через населенные варварами земли, не предпринял ни одного нападения с целью овладеть добычей, не принеся предварительно жертвы. Когда же в продолжение нескольких дней знамения каждый раз оказывались неблагоприятными и возникла угроза голода, то все же предпринятая вопреки божественным указаниям операция действительно закончилась неудачей. В конце концов, печень очередной жертвы оказалась соответствующей всеобщим чаяниям и положение удалось спасти17. Еще в 396 г. царь Агесилай, повинуясь неблагоприятным значениям, прервал начатый было поход18.

Все это давало почву для бесконечных споров о том, кто - гадатель или военачальник - является подлинным виновником победы. Как бы то ни было, считалось чрезвычайно важным иметь хорошего прорицателя. Во время Персидских войн спартанцы приложили немало усилий, чтобы, выказав невиданную предупредительность, заполучить прорицателя Тисамена из рода Мелампа, который затем действительно обеспечив им три победы, в числе которых была и победа при Платеях19. После одержанной в 394 г. победы при Книде афиняне письменно засвидетельствовали, что провидец Сфорис, который "предводительствовал" ими, получает право афинского гражданства20. У Александра еще были свои прорицатели, но в эллинистическом войске их влияние сходит на нет.

Нигде не говорится о том, что прорицатель при помощи тех или иных магических действий создает добрые предзнаменования, обеспечивая неминуемый успех21. Скорее считалось, что путь, ведущий к цели, прихотлив и извилист, и найти его помогают знамения. Принципиальный вопрос - как соотносятся между собой предзнаменование, предопределение и свобода воли - станет предметом продолжительных дискуссий только во времена эллинизма, в то время, когда особую роль будет играть открытие законов движения небесных тел, которое одновременно вызовет к жизни новую, обладавшую невиданной прежде силой разновидность предсказаний - астрологию. В древние времена делались попытки добиться желаемого и при неблагоприятных предсказаниях, для чего прибегали к тактике выжидания, обходным путям, "очищению", повторению. В то же время, было важно создать все условия для того, чтобы и благоприятные предзнаменования могли реализоваться в полную силу, для этого их "принимали"22, произнося при этом в знак согласия некое слово или обет. Здесь мы видим еще одно подтверждение тому, что помощь в принятии решения, а также укрепление веры в свои силы имело большее значение, чем собственно знание о том, что должно случиться: ведь и роль самих прорицателей скорее заключалась в том, чтобы решить, что следует делать и чего не следует, нежели в том, чтобы возвещать, чему суждено случиться в будущем.

8.3. ОРАКУЛЫ

Божественное присутствие проявлялось в культах, закрепленных за определенными святилищами. По этой причине божественные знамения также группировались вокруг культовых мест. Что же касается успешного толкования божественных знамений, то оно могло как ничто другое способствовать широчайшему распространению славы бога и его святилища. Начиная с VIII в. некоторые из этих мест таким путем обрели надрегиональное и даже международное значение - в них бог подавал ищущим его совета "помощь", chresmos. Греки называли подобные места chresterion или manteion, римляне - oraculum1. Еще раньше в подобной практике преуспели восточные и египетские святилища. Оракул Дафне недалеко от Антиохии2, Моп-суестия в Киликии3, Сура4 и Патары в Ликии5 и Телмесс в Карий6 составили малоазийскую традицию. Оракул Аммона в оазисе Сива7 стал известен грекам, по-видимому, вскоре после основания Кирены около 630 г. К тому времени лидийский царь Гигес уже пожертвовал золото в святилище Аполлона в Дельфах8.

Техника возвещения оракула была почти столь же многообразна, что и формы отправления культа, но на первый план все же выходит самая фантастическая разновидность передачи божественной воли, когда бог непосредственно вещает устами медиума, впадающего при этом в состояние enthusiasmos.

Славой древнейшего оракула пользовалась Додона, святилище Зевса в Эпире9. В "Илиаде" говорится о том, как Ахилл молится "Зевсу Пеласгийскому, Додонскому": "Зевс Пеласгийский, Додонский, далеко живущий владыка // Хладной Додоны, где селлы, пророки твои, обитают, // Кои не моют ног и спят на земле обнаженной!"10. В дальнейшем об этих странных жрецах ("селлах" или "геллах") больше ничего не слышно, даже в споре о том, как они на самом деле назывались, исследователи основываются лишь на тексте "Илиады". Одиссей собирается отправиться в Додону, "чтобы из высокого высокого раскидистого дуба узнать планы Зевса"11. О трех голубях, которые живут в ветвях дуба, возможно, говорилось уже в гесиодовых "Каталогах"12. Согласно позднейшим источникам, это были три жрицы, называвшиеся "голубками"13, они впадали в экстатическое состояние и "после не помнили того, что сказали"14. В ходе раскопок на свет явилось простое святилище у дерева. Лишь в IV в., после того, как молосские цари Эпира установили над Додоной свое покровительство, - к нему добавился маленький храм. С этого времени Додона стала пользоваться относительной популярностью, хотя к оракулу, в основном, обращались частные лица, спрашивавшие у бога совета в своих повседневных делах. Доказательством тому служат сохранившиеся свинцовые таблички с надписями соответствующего содержания.

Вероятно, с древнейших времен был известен оракул мертвых в Эфире15, ведь имя живших в тех местах "феспротов", очевидно, должно указывать на их "божественное" предназначение. Связь с этим конкретным местом путешествия Одиссея в царство мертвых, по-видимому, восходит к более раннему времени, чем текст "Одиссеи"16. Две реки, протекавшие здесь, носили названия Ахеронт и Коцит - как и реки подземного царства17. Около 600 г. на этом месте вызывал душу своей умершей жены коринфский тиран Периандр18. Однако сооружения, обнаруженные во время последних раскопок, относятся лишь к IV в., более древние постройки, возможно, были разрушены, чтобы освободить площадку для нового монументального строительства. В центре находился квадратный в плане комплекс, окруженный полигональными \<циклопическими" стенами трехметровой толщины, вокруг него вел совершенно темный коридор: мимо купальни, помещений, предназначенных для сна и приема пищи, мест, где происходило очищение, где кидали жребий, наконец, мимо алтаря, залитого кровью жертвенных животных, через лабиринт, имевший множество входов, к находившемуся в центре помещению - здесь, под ним, располагалась крипта со сводчатым потолком, изображавшая царство мертвых. Вероятно, имелся также механизм, при помощи которого совершалось явление духов (так истолковывают назначение найденных на этом месте железных блоков), предполагают также, что употребление в пищу особого вида бобов вызывало галлюцинации, переживание сверхъестественного и манипуляция тем самым могли накладываться одно на другое.

С эфирским оракулом сопоставим оракул Трофония в Левадии19. О самом настоящем путешествии в подземный мир рассказывает Павсаний, основываясь при этом на собственных впечатлениях от посещения этого места. Нуждавшегося в совете оракула, ночью, после долгих приготовлений, проводили в помещение со сводчатым потолком, из которого его затем чудесным образом увлекал сквозивший в небольшое отверстие над полом воздушный поток. По возвращении этот человек терял способность смеяться - об этом, так же как и о "спуске" (katabasis), говорится уже в древних источниках20. В то же время остается спорным, в какой мере театральная обстановка, для создания которой, возможно, использовались специальные технические приспособления, относится уже к императорскому времени.

Проще были устроены оракулы, основанные на толковании сновидений. Принеся необходимые жертвы, приходивший туда проводил ночь в святилище, тут же находились жрецы, которые оказывали необходимую помощь в интерпретации снов21. Такая "инкубация" была распространена прежде всего среди оракулов богов-целителей - в амфиарайоне, находившемся поблизости от Оропа22, в асклепиейонах. Этот тип оракула восходит к традиции, существовавшей в Малой Азии: и оракул Мопса в Киликии (см. прим. 40), и оракул телмессцев в Карий (см. прим. 43) были местами, где толковались сны.

Мопс, внук Тиресия и соперник Калханта, считался также основателем оракула в Кларосе близ Колофона23. Этот оракул просуществовал очень долго, пережив не один период упадка и многократные разрушения, до времен императоров, на которые и приходится его настоящий расцвет. В постройке, относящейся к этой эпохе, сводчатый коридор вел под храмом к священному источнику, забившему, согласно мифу, из слез дочери Тиресия Манто. Из этого источника пил thespiod6s, после чего он становился entheos. Тот, кто хотел "войти" к оракулу, должен был сначала совершить обряд посвящения, myesis24.

Священным источником располагал и другой крупный оракул Аполлона, находившийся тоже в Малой Азии-Дидимы близ Милета. Здесь было устроено иначе: жрица, держа в руке лавровый жезл бога, омыв ноги в воде источника и вдыхая его испарения, впадала в экстатическое состояние25. В ликийских Патарах (см. прим. 42) жрицу на ночь запирали в храме: там ее посещал бог и на нее нисходил дар прорицания.

Ни об одном другом оракуле не известно так много, и в то же время, ни об одном не ведется столько споров, как о Пифо, святилище Аполлона в Дельфах26. Известно, что сначала бог вещал здесь только раз в году, весной, во время праздника своего прихода27. Однако елава, которую снискал оракул, впоследствии привела к тому, что "рекомендации" стало возможно получать круглый год. Три "пифии", чередуясь, несли здесь свою службу. "Пифией" становилась женщина, посвятившая себя пожизненно служению богу и одевавшаяся как девушка28. Искупавшись в водах Кастальского ключа и принеся в жертву козу, она вступала в храм. Там она совершала воскурение, бросая в огонь ячменную муку и листья лавра на никогда не потухавшую hestfa, и затем "нисходила" в адитон, комнату, расположенную в самом конце храма, пол которой был ниже уровня пола остального помещения. Здесь находился Омфалос, здесь, над круглым, похожим на колодец отверстием в полу, был водружен закрытый крышкой треножник, на который пифия и садилась. Сидя над провалом, окруженная поднимавшимися испарениями, размахивая свежесрезанной лавровой ветвью, она впадала в транс. Современные исследования опровергли эллинистическую теорию о том, что в этом месте из земли вырывались на поверхность вулканические пары, экстаз был аутогенным. Медиумические способности не такая уж редкость. Однако не исключалось и то, что пифия могла быть подкуплена. Слова, произнесенные пифией, фиксировались затем жрецами, облекаясь в общепринятую литературную форму "гомеровского" гекзаметра.