![]() |
Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | |
|
Офис директора ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
17 июня 1964 года, среда
Эдгар Гувер просматривал все важные документы ФБР, прежде чем их передавали комиссии. Если ФБР представляло новые свидетельства, связанные с убийством, или давало ответ на вопрос, поставленный членами комиссии или штатными сотрудниками, информация направлялась в комиссию в письменном виде на бланке Бюро за подписью Гувера. За время расследования он успел отправить комиссии сотни писем – иногда по нескольку в день, – и все стандартного образца. Каждое было адресовано непосредственно Ли Рэнкину («Уважаемый мистер Рэнкин»), и доставляли эти послания в офис комиссии на Капитолийский холм сотни вооруженных курьеров. Многие письма Гувера были под грифом «совершенно секретно» – надпись шла крупными буквами поперек каждой страницы.
Когда документы ФБР доставлялись в комиссию, Рэнкин показывал их Редлику 1 . И если письма Гувера представляли особый интерес или содержали что‑то важное, Редлик в свою очередь сообщал о них своему помощнику Мелу Эйзенбергу: оба они были из Нью‑Йорка и за время расследования успели подружиться. «Мы работали в одном кабинете и все время переговаривались», – вспоминал Эйзенберг. К началу июня Эйзенберг вернулся в Нью‑Йорк, где работал на полставки в адвокатской конторе, но на два‑три дня в неделю по‑прежнему наведывался в Вашингтон. Если в письмах Гувера содержались вопросы, касающиеся возможного иностранного вмешательства в деле о покушении, их в рабочем порядке направляли Дэвиду Слосону.
17 июня, в среду, согласно документам из архива Гувера, директор ФБР подготовил сверхсекретное, весьма деликатного свойства письмо Рэнкину 2 . Содержание его должно было – или, во всяком случае, могло – произвести эффект разорвавшейся бомбы. Как явствует из этого письма Гувера, кубинские дипломаты в Мехико, судя по всему, заранее знали о планах Освальда убить Кеннеди: Освальд сам сказал им об этом. Если информация, собранная ФБР, верна, то Освальд в октябре 1963 года, будучи в Мехико, направился прямиком в посольство Кубы и заявил: «Я собираюсь убить Кеннеди».
Вероятно, Гувер боялся реакции комиссии на это письмо. Какое значение имела информация о том, что кубинские дипломаты заранее, за несколько недель до покушения, знали о планах Освальда убить президента? Было ли это свидетельством иностранного заговора, который Гувер так хотел исключить? Но что для ФБР было еще важнее: следовало ли из этого, что Бюро плохо вело расследование в Мехико и что в Мексике еще могут оставаться люди, которых нужно как следует проверить, – люди, знавшие о планах Освальда или даже поощрявшие его?
Конечным источником информации в этих письмах был, что немаловажно, сам Фидель Кастро. О высказываниях кубинского диктатора ФБР стало известно из «конфиденциального» канала – от осведомителя, который, как писал Гувер, «в прошлом снабжал достоверной информацией» сотрудников Бюро. Этому осведомителю удалось подслушать Фиделя Кастро, когда тот рассказывал, что именно его дипломатам в Мексике известно об Освальде. «Наши люди в Мексике подробно рассказали нам, как он себя вел по прибытии в Мексику», – приводил источник слова Кастро.
Судя по тому, что поведал своим собеседникам Кастро, Освальд пришел в ярость, когда ему сообщили, что он не получит в тот же день туристическую визу для поездки на Кубу. Но свой гнев он почему‑то обратил не на кубинское правительство, но на заклятого врага Кастро – Кеннеди. Судя по всему, Освальд считал американского президента виновником разрыва отношений с Кубой, из‑за чего планы Освальда начать новую жизнь в Гаване наткнулись на неожиданные препятствия. Буквально Кастро сказал следующее: «Освальд ворвался в посольство, требуя визы, а когда ему отказали, ушел со словами: “За это я убью Кеннеди”». И добавил, что кубинские дипломаты в Мексике не отнеслись к выходке Освальда всерьез и не придали значения его угрозам в адрес президента, поскольку не исключали, что этот молодой американец мог быть провокатором из ЦРУ. Кубинское правительство, настаивал Кастро, не имеет никакого отношения к убийству американского президента.
В своем письме Гувер даже не обмолвился о том, кто же этот тайный фэбээровский осведомитель в Гаване. Много позже ФБР раскроет его имя: Джек Чайлдс из Чикаго, активный деятель Компартии США, тайно работавший на ФБР 3 . Чайлдс встретился с Фиделем Кастро в Гаване в июне 1964 года, в тот самый месяц, когда Гувер готовил докладную записку Рэнкину. Брат Джека Чайлдса Моррис, его товарищ по компартии, тоже сотрудничал с ФБР. Работу братьев Чайлдс (в Бюро ее называли операцией «Соло») впоследствии назовут одним из величайших достижений времен холодной войны. Под прикрытием распространения идей коммунизма братья посещали страны социалистического содружества, лично встречались в том числе с Никитой Хрущевым, Мао Цзэдуном, Фиделем Кастро, а затем докладывали ФБР обо всем, что им удалось узнать. Судя по документам Бюро, информация, поступавшая от братьев Чайлдс, всегда оказывалась на редкость точной и достоверной.
Но у комиссии не будет возможности оценить последствия всего этого – в том числе громкого заявления Освальда, сделанного в присутствии кубинских дипломатов в Мехико, о том, что он намерен убить президента, – потому что письмо Гувера Рэнкину от 1964 года так и не попало в комиссию. Что случилось с этим письмом, на долгие десятилетия останется загадкой. Это письмо невозможно будет обнаружить ни в материалах комиссии, хранящихся в Национальном управлении архивов и документации, ни в личных бумагах Рэнкина, которые его семья передала в Национальные архивы после его смерти. Бывшие члены комиссии казались весьма озадачены, когда их спрашивали об этом письме. Эйзенберг не мог припомнить, что видел его или слышал о нем от Редлика или от кого‑либо еще. Он уверен, Редлик наверняка упомянул бы о таком важном письме, если бы оно к нему попало. Дэвид Слосон также утверждал, что не видел этого письма: он уж точно запомнил бы такой «взрывоопасный» документ. И хотя в официальных бумагах ничто не указывает на то, что данное письмо Гувера в конце концов попало к членам комиссии, копия его оказалась в другом ведомстве, в ЦРУ. Через несколько десятилетий после того, как комиссия Уоррена завершила расследование, это письмо всплыло в архивах Управления, рассекреченных в результате продолжающихся дебатов по поводу смерти Кеннеди[19].
Ближе к лету 1964 года в Мехико глава резидентуры ЦРУ Уинстон Скотт и его помощники из посольства США смогли наконец‑то вздохнуть спокойнее. Судя по всему, в заключительном отчете комиссии Уоррена критики в их адрес не будет. Несмотря на то что резидентура вовремя не заметила, что Освальд представляет для страны угрозу, в разведуправлении ходили слухи, что в докладе Уоррена не будет ни слова о каких‑либо ошибках в оперативной работе Скотта.
Основных помощников Скотта во время расследования непосредственно не проверяли. Когда юристы из комиссии в апреле приезжали в Мехико, на их вопросы относительно деятельности ЦРУ отвечал почти исключительно сам Скотт, в материалах расследования нет упоминаний о том, что юристы беседовали с сотрудниками Скотта, такими как Энн Гудпасчур – она называла себя «правой рукой» Скотта – и Дэвид Атли Филлипс, один из самых надежных тайных агентов Скотта.
Филлипс, уроженец Техаса, завербованный в 1950 году, когда он работал репортером в Чили (на момент расследования ему исполнился 41 год), отвечал за все разведывательные операции, направленные против посольства Кубы 4 . У него был большой опыт в кубинских делах, в 1950‑е годы его дважды посылали в Гавану работать под прикрытием, при его непосредственном участии ЦРУ планировало операцию в заливе Свиней. Скотт потом скажет о Филлипсе, что это «лучший исполнитель секретных акций» из всех, с кем ему довелось работать. В то время, в начале 1960‑х, только пошла мода на Джеймса Бонда, и Филлипс даже внешне немного на него походил. Потрясающе красивый в молодости, Филлипс поначалу мечтал об актерской карьере и ради этого приехал в Нью‑Йорк, но после Второй мировой войны нашел для себя совсем другое поприще, хотя тоже требовавшее изрядного актерского мастерства, в тогда только созданном Центральном разведывательном управлении.
Ему, много лет работавшему под прикрытием, наверняка трудно было упомнить все вымышленные имена и фамилии, которыми он в разное время себя называл. В ЦРУ у него было два официальных псевдонима (Майкл С. Чоуден и Пол Д. Ланджвин), и в среднем, по его подсчетам, за долгие годы он сменил еще двести фамилий и кличек 5 .
По словам Филлипса, в Мексике он выполнял задание необычайной важности. Кубинское посольство в этой стране было одним из перевалочных пунктов для «экспорта революционных идей Кастро в Латинскую Америку», как выразился Филлипс годы спустя 6 . «Я должен был разузнавать, что кубинцы делают в Мехико, особенно в своем посольстве, и собирать как можно больше информации об их намерениях». Он отвечал за вербовку агентов, которые будут собирать разведданные против Кубы – и что важнее всего, прямо в кубинском посольстве, – а также следить за американцами, которые контактируют с посольством Кубы и захотят шпионить в пользу кубинского правительства.
ЦРУ не было уполномочено следить за американскими гражданами в Мексике или в другой стране, «если только они явно не вовлечены в шпионскую игру», как объяснил потом Филлипс 7 . Но если американцы посещали кубинское посольство и казались подозрительными, «разумно было бы понаблюдать за ними некоторое время, выяснить, не замышляют ли чего». Иногда он, по его словам, пытался перехватить потенциальных предателей‑американцев в Мексике, до того как у них появится возможность передать секреты кубинцам. Позже он, вспоминая об одной особо успешной операции, относящейся к началу 1960‑х, будет похваляться, как разрушил предательские планы «американского военного среднего звена», которое объявилось в Мехико, намереваясь продать кубинцам оборонные секреты. В тот раз Филлипс велел агенту‑мексиканцу «с беглым английским, которого можно было легко принять за кубинского разведчика», встретиться с офицером. Притворившись кубинским шпионом, готовым заплатить американцу за его секреты, агент‑мексиканец велел американскому офицеру возвращаться домой в США и ждать дальнейших указаний из Гаваны. Дальше уже этим делом занялось ФБР. «Не знаю, чем все кончилось, – писал Филлипс. – Но, вероятно, предатель‑военный очень удивился, когда однажды к нему в дверь постучались» парни из ФБР.
После убийства президента Филлипс утверждал, что Освальд никогда не попадал в категорию тех, на кого стоит обратить внимание, даже после того, как его видели в Мехико у посольств Кубы и СССР: Освальд был всего лишь «крошечным всплеском на радаре нашей резидентуры». Во время пребывания Освальда в Мехико, сказал он, тот ничем не отличался от обычного американского туриста, искателя приключений, которому нужна виза, чтобы хоть одним глазком поглядеть, как живется в коммунистической стране. О его прошлых выходках, в том числе о попытке эмигрировать в СССР, стало известно только потом, после того как Освальд покинул Мехико и для ЦРУ было уже поздно действовать, добавил Филлипс. Но до покушения, признавал Филлипс, он слышал о Сильвии Дюран 8 . В резидентуре ЦРУ в Мехико хорошо знали о ее запутанной любовной жизни, в том числе о предположительном романе с бывшим послом Кубы в Мексике. Филлипс сказал, что, кажется, он читал перевод – в октябре, еще до убийства президента – перехваченного телефонного разговора Дюран с советскими дипломатами о запросах на получение виз, в том числе для одного американца, который впоследствии и окажется Освальдом. «Но с сожалением должен признать, для меня этот разговор ничего не значил до тех пор, пока не произошло убийство», – сказал он.
Много лет спустя Филлипс говорил, что пришел к такому выводу: Освальд был «этаким придурком, которому взбрело в голову застрелить президента – и он это сделал», и «нет никаких свидетельств, указывающих на то, что его подстрекали кубинцы или русские».
Не исключено, что Филлипс встречался со штатными юристами комиссии Уоррена, когда те приезжали в Мехико, хотя в официальных бумагах комиссии его имя не упоминается. Его действия привлекли пристальное внимание лишь через много лет, когда следователи от Конгресса и некоторые другие заподозрили, что Филлипс солгал относительно своей осведомленности об Освальде. В последующие годы Филлипса будут ужасно раздражать конспирологические теории, согласно которым он и его соратники по ЦРУ, возможно, пытались завербовать Освальда, чтобы он шпионил против Кубы, или что они провалили операцию – вроде той, с американским офицером, продававшим оборонные секреты, – и на самом деле им полагалось перехватить Освальда прежде, чем он войдет в контакт с кубинцами. Филлипс говорил: «Предположение, что я мог быть причастен к укрывательству убийства одного из моих президентов, ужасно огорчает меня и моих детей».
Но, возможно, никто – ни в ЦРУ, ни в какой‑либо другой структуре государственной власти – не сделал больше для того, чтобы запутать данные о Ли Харви Освальде и о том, что правительству было о нем известно до покушения на Кеннеди. Порой стремление Филлипса затуманить суть того, что случилось в Мексике, было похоже на навязчивую идею. Он привык жить обманом – такая уж у него профессия. Иногда создавалось впечатление, что Филлипс при всем желании был неспособен сказать правду (даже если бы знал ее) о поездке Освальда в Мексику. Пока он упорно твердил, что Освальд был всего лишь «крошечным всплеском» на радаре ЦРУ, Управление в конце концов рассекретило телеграммы, показывающие, что на самом деле за Освальдом в мексиканской столице велось пристальное наблюдение и что ЦРУ – еще до убийства – предупреждало ФБР, Госдепартамент и другие ведомства о его деятельности в Мехико.
Но, вероятно, еще важнее повторяющееся ложное утверждение Филлипса, данное под присягой, о том, где он сам находился в сентябре и октябре 1963 года, когда Освальд приезжал в Мехико 9 . Если сначала он уверял, что оставался в Мехико на протяжении всего времени, пока там был Освальд, записи ЦРУ показали, что Филлипса не было в стране большую часть этого периода, если не весь. В то время он находился либо в Вашингтоне, либо в Майами. Во время поездки в Майами он действовал из офиса ЦРУ, который участвовал в мобилизации групп противников Кастро из числа кубинских эмигрантов – в том числе некоторых групп, куда Освальд чуть раньше в том же году пытался влиться.
Ближе к концу жизни Филлипс, похоже, был не прочь извлечь пользу из теорий заговора, связанных с Освальдом. Создается впечатление, что он пытался представить дело так, будто представители ЦРУ не говорили правды об Освальде и что Управление на самом деле отчасти несет ответственность за смерть Кеннеди. После смерти Филлипса в 1988 году остался небольшой, на восемь машинописных страниц, краткий набросок романа – несостоявшегося беллетризованного отчета о его работе в Мексике. В наброске упомянуты персонажи, прообразами которых были он сам и Уинстон Скотт, который в романе выведен под именем Уиллард Белл, а также некий сторонник конспирологической теории, похожий на Марка Лейна. Освальд в наброске выведен под своим настоящим именем, как и бывший директор ЦРУ – и член комиссии Уоррена – Аллен Даллес.
Там есть один эпизод, где персонаж, прообраз которого сам Филлипс, рассказывает своему сыну:
«Я был одним из двоих оперативников, которые вели Ли Харви Освальда 10 . Закрепив его позиции в марксистских кругах, мы дали ему задание убить Фиделя Кастро на Кубе. Я помогал ему, когда он приезжал в Мехико, получить визу, а когда он вернулся в Даллас ее дожидаться, я и там дважды с ним виделся. Мы много раз проигрывали план: в Гаване Освальд должен был убить Кастро из снайперской винтовки из окна верхнего этажа здания, мимо которого Кастро часто проезжает в открытом джипе. Был ли Освальд двойной агент или просто псих – точно не скажу, и не знаю, почему он убил Кеннеди. Зато я знаю, что он использовал тот самый план, который мы с ним разрабатывали, замышляя убийство Кастро. Так что выходит, ЦРУ не предвидело покушения на президента, но несет ответственность за то, что произошло. Я тоже виноват. Аллен Даллес дал мне и другому агенту 800 тысяч долларов на то, чтобы профинансировать эту операцию и пожизненно обеспечить Освальда после смерти Кастро. А когда все обернулось таким кошмаром, Даллес сказал, чтобы мы оставили деньги себе: попытка вернуть их в оперативный фонд Управления навлекла бы лишние неприятности.
Можешь представить, каково мне было все это время, как я мучился. Много раз я собирался рассказать правду, но так и не решился, сам не знаю почему. Может быть, ты, читая эти строки, скажешь: время правды настало».
Дата публикования: 2014-11-19; Прочитано: 237 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!