Глава 91

Подземелье, подсвеченное красным, наполняла музыка, вдохновленная картинами ада: стенания хора, диссонирующие звуки струнных, раскатистый грохот литавр, заставлявший всю пещеру дрожать какой‑то сейсмической дрожью.

Пол в этом подземном мире, сколько Лэнгдон мог видеть, заменяла гладкая вода – темная, неподвижная, похожая на стекло или на черный лед ночного зимнего пруда в Новой Англии.

Воды, куда не смотрятся светила.

Из этих вод ровными рядами, которые казались бесконечными, поднимались сотни мощных дорических девятиметровых колонн, поддерживающих сводчатый потолок пещеры. Снизу каждую колонну освещал свой собственный красный прожектор, и все это напоминало какой‑то сюрреалистический лес, уходящий в темную даль, или зрительную иллюзию, сотворенную с помощью зеркал.

Лэнгдон и Брюдер приостановились у подножия лестницы, завороженные открывшимся им призрачным зрелищем. Этот красноватый свет, казалось, испускало само подземелье; осматриваясь, Лэнгдон почувствовал, что дышит очень мелко и часто.

Воздух тут оказался тяжелее, чем он думал.

Слева, поодаль от лестницы, были места для слушателей. Концерт проходил в глубине подземного зала, на полпути к дальней стене, где было сооружено обширное возвышение. Несколько сотен слушателей сидели концентрическими дугами вокруг оркестра, еще около сотни стояли позади сидячих мест. Были и такие, кто слушал музыку, стоя на мостках; прислонясь к массивным перилам, они смотрели на воду.

Лэнгдон невольно принялся оглядывать скопление расплывчатых силуэтов в поисках Сиены. Но ее видно не было. Посетители были одеты кто во что: смокинги, платья, бишты[63], паранджи, а на иных даже шорты и спортивные свитерки. В багровом свете Лэнгдону почудилось, что эта чрезвычайно пестрая людская масса собралась ради какого‑то оккультного ритуала.

Если Сиена здесь, подумал он, засечь ее будет почти невозможно.

В этот момент мимо них, кашляя, прошел к лестнице плотный мужчина. Брюдер резко повернулся и, пока тот поднимался к выходу, внимательно смотрел ему вслед. У Лэнгдона слегка запершило в горле, но он сказал себе, что это воображение, ничего больше.

Брюдер, пока еще не решив, как действовать, ступил на ветвящиеся мостки. То, что лежало перед ним, напоминало лабиринт Минотавра. Узкий настил довольно быстро расходился в три стороны, каждый из путей, в свой черед, приводил к развилке, и все вместе было сложной сетью мостков над водой, идущих между колоннами и пропадающих в темноте подземелья.

Я очутился в сумрачном лесу, вспомнилось Лэнгдону зловещее начало «Божественной комедии», утратив правый путь во тьме долины.

Перегнувшись через перила, Лэнгдон вгляделся в воду. На удивление прозрачная, она позволяла увидеть подернутый илом плиточный пол, до которого от поверхности было, наверное, метр с небольшим.

Брюдер быстро глянул вниз, неопределенно хмыкнул и, подняв глаза, стал осматриваться дальше.

– Видите что‑нибудь похожее на место, где Зобрист снял свой фильм? – спросил он.

Тут везде на это место похоже, подумал Лэнгдон, оглядывая высокие сырые стены. Он показал Брюдеру направо, на самую отдаленную от концертного возвышения с его многолюдьем часть подземелья.

– По‑моему, где‑то в той стороне.

Брюдер кивнул:

– Мне тоже так кажется.

Они торопливо зашагали по мосткам и, дойдя до развилки, двинулись вправо, к самым глухим уголкам подземного дворца.

Пока они шли, Лэнгдон понял, что при желании тут очень легко спрятаться и остаться на ночь. Зобрист, чтобы снять свое видео, возможно, так и поступил. Хотя, конечно, если он щедро оплатил эту неделю концертов, он мог просто‑напросто попросить администрацию оставить его тут на какое‑то время одного.

Впрочем, какая сейчас разница?

Брюдер прибавил шагу, словно подсознательно подлаживаясь под убыстряющийся темп музыки, в которой послышался каскад нисходящих полутоновых задержаний.

Данте и Вергилий спускаются в ад.

Лэнгдон пристально всматривался в замшелые стены, которые высились справа на отдалении, сравнивая их с тем, что видел на экране. Всякий раз, доходя до развилки мостков, они с Брюдером брали правее, стараясь отдалиться от скопления людей, углубиться в пещеру как можно больше. Оглянувшись, Лэнгдон поразился тому, какое расстояние они прошли.

Они уже почти перешли на бег; несколько раз им встречались блуждающие единичные посетители, но в самой глубине подземелья было совершенно безлюдно.

Брюдер и Лэнгдон были одни.

– Повсюду одно и то же, – падая духом, сказал Брюдер. – Где начать?

Лэнгдон тоже не знал, что делать. Никакая примета из видео, которое он помнил очень живо, не бросалась ему здесь в глаза.

Лэнгдон изучал мягко подсвеченные информационные таблички, расположенные там и сям вдоль мостков. На одной было сказано, что емкость водохранилища – восемьдесят тысяч кубометров. Другая указывала на колонну, отличную от остальных: ее в ходе строительства выломали из более старого сооружения по соседству. На третьей был воспроизведен древний резной символ, который на колонне теперь трудно разглядеть: «глаз плачущей курицы», льющей слезы по рабам, погибшим при строительстве «цистерны».

И на этой же табличке было написано одно‑единственное слово, прочтя которое, Лэнгдон встал как вкопанный.

Брюдер тоже остановился, повернулся:

– В чем дело?

Лэнгдон показал ему.

На табличке, сопровождаемое стрелкой‑указателем, значилось имя страшной горгоны – отвратительного монстра с женским лицом:

МЕДУЗА =>

Брюдер посмотрел и пожал плечами:

– Ну и что?

У Лэнгдона колотилось сердце. Ведь Медуза, по верованиям древних греков, не просто ужасное существо со змеями вместо волос, взгляд которого обращает человека в камень, она важная представительница семейства подземных чудищ… чудищ, называемых хтоническими.

Затем подземный отыщи дворец.

Хтоническое чудище найди там…

Табличка показывает направление, сообразил Лэнгдон и бросился бежать по мосткам. Брюдер едва за ним поспевал; Лэнгдон двигался в темноте зигзагом, следя за стрелками. Наконец он достиг тупика: маленькой смотровой площадки у правой стены водохранилища.

И увидел перед собой нечто невероятное.

Над водой возвышался огромный обтесанный кусок мрамора, на котором было высечено лицо змееволосой Медузы. Еще более диковинной встречу с ней делало то, что голова была повернута на сто восемьдесят градусов и стояла на темени.

Как те, проклятые, подумалось Лэнгдону, вспомнившему грешников на «Карте ада» Боттичелли, закопанных в Злых Щелях вниз головой.

Брюдер, тяжело дыша, встал рядом с ним у перил и озадаченно уставился на перевернутую Медузу.

Лэнгдон подозревал, что эта резная голова, служившая сейчас основанием колонны, была, вероятно, откуда‑то грабительски вывезена как дармовой строительный материал. На темя ее поставили, несомненно, из‑за суеверного представления, что в таком положении она не может причинить людям вреда своими чарами. Тем не менее Лэнгдон не мог отрешиться от зловещих ассоциаций.

«Ад» Данте. Концовка. Центр Земли, где сила тяжести меняет направление. Где верх становится низом.

От предчувствий у него мурашки побежали по коже. Сквозь красноватую мглу Лэнгдон вгляделся в изваяние Медузы. Ее волосы‑змеи большей частью были в воде, но глаза, находясь выше поверхности подземного озера, смотрели влево.

Лэнгдон со страхом наклонился над перилами и, повернув голову, проследил глазами за взглядом Медузы, устремленным в пустой угол подземелья – в угол, который Лэнгдон мигом узнал.

Вот оно, место, выбранное Зобристом.

Вот он, эпицентр.