Глава 10 Возвращение 1 страница

Горги терпеливо ожидали меня у поворота. Сразу сотня «крабов» укрылась за насыпью, через которую я беззаботно перепрыгнул в стремлении обнаружить врага.

Обнаружил. И не только «крабов». У ближайших кустов, упираясь в землю ногами и руками, застыла стая человекообразных. Избыток верхних конечностей делал их похожими на больших сказочных пауков. «Засада», — буднично подумал я. Понятно, куда делись Вангард, Поздеев и другие. Они пришли сюда раньше меня и были убиты. Я насчитал четыре обезображенных тела на забрызганной кровью траве. От остальных, наверное, совсем ничего не осталось.

За спиной послышалось угрожающее рычание. Я медленно повернул голову и увидел двух огромных собак, которые приближались ко мне скорой рысью. Рукояти плазмометов в моих ладонях сразу стали горячими и мокрыми. Нужно было стрелять, но стоит мне поднять оружие, как все горги гурьбой бросятся на меня. Псы уже снизили скорость и опустили головы к земле, готовясь к прыжку. С их обнаженных клыков капала коричневая слюна. На перепачканных кровью холках топорщилась шерсть. В это время со стороны домов раздался гул двигателей. Броневик с ревом вырулил на шоссе. За ним следовали автобусы. Мне повезло. Колонна двинулась в путь раньше, чем я рассчитывал. Страшные псы сразу же забыли обо мне и изменили курс, устремившись наперерез технике. Сонные «крабы» оживились и начали рассредоточиваться вдоль дорожного полотна.

Я тоже вышел из ступора, совершил молниеносную перебежку и прямо на ходу разрядил плазмомет по разворачивающейся цепи «крабов». В их стройных рядах образовались обширные проплешины. Еще два кучно положенных плазмоида эффектно разметали ударную группу, но не остановили основную массу наступающих. В моем поле зрения снова появились проклятые псы. Они неумолимо приближались, прыгая по спинам «крабов». Я прицелился в ближайшую оскаленную пасть. Зверь рыкнул и, изрыгая дым, рванулся вперед.

Плазмоид превратил его в кровавое облако. Во второго пса я тоже выстрелил, но не попал. Тяжелая туша сбила меня с ног. Я ощутил на лице смрадное дыхание. Не знаю, почему он не убил меня. Возможно, сработала старая дружелюбная к гражданам Солнечной Системы программа поведения. Лишь слегка измазав мой воротник слюной, пес убежал. Я же встал на колени и, глотая сопли вперемешку со слезами, перезарядил оба плазмомета.

«Крабы» огибали мое скрюченное тело так осторожно, словно кто-то заботливо накрыл меня локальным силовым полем. Пять автобусов летучими голландцами плыли над дорожным полотном, слегка покачиваясь на гравитационных подушках. Светило солнце. По необычайно красивому голубому небу бежали белые облака.

Их пухлые добрые силуэты зло рассек огромный черный рой. Я выпрямился и поднял оружие. Словно почуяв опасность, компактная группа «стрекоз» разбилась на несколько плотных слоев и почти сразу брызнула в стороны, готовя «звездный» налет. Умные гады! Со стороны колонны к атакующим «стрекозам» устремились пучки лазерных лучей. Несколько десятков тварей сразу повалилось на землю. Однако через несколько секунд эффективность стрельбы снизилась. По мере рассредоточения роя стрелкам приходилось уменьшать плотность огня, распределяя его по всей небесной сфере. Воющий гул крыльев заглушил все звуки.

Я нырнул в придорожную канаву и вжался в землю. Вокруг все свистело и грохотало. Поднять голову не было никакой возможности. Мне бы ее непременно оторвали. Что-то жаркое и быстрое ежесекундно рассекало воздух рядом с моими ушами. По спине то и дело пробегали «крабы». С огромным трудом я повернулся и бросил взгляд на приближающуюся колонну. Авангардный броневик уже подошел совсем близко. Под его большими колесами с треском лопались панцири. Я пополз к дороге и заорал так, что на несколько мгновений заглушил рев двигателей и гул роя. В ответ на призыв рядом со мной появилась чудовищная харя «стрекозы».

Ветер, исторгаемый четырьмя огромными прозрачными крыльями, больно дернул меня за волосы. Спустя мгновение тварь исчезла во вспышке взрыва, а рядом с моей ступней проскрежетало колесо бронетранспортера. Не успел я поджать ногу, как на меня кинулась еще одна «стрекоза». Я почти почувствовал, что-то холодное и живое в своей брюшной полости, когда мимо моего лица просвистел шнурованный ботинок. Он со страшной силой врезался в голову насекомого. «Стрекоза» с громким писком перевернулась на спину. Чья-то рука схватила меня за шкирку, и я понял, что меня волокут к притормозившему и слегка присевшему на гравиподушке автобусу.

Только оказавшись внутри салона, мне удалось разглядеть лицо своего очередного спасителя. Это был лейтенант Степанов собственной персоной. Отпустив мой воротник, он сразу же забыл о моем существовании и начал увлеченно палить из большого элитного гранатомета прямо через окно. Земля и небо сотрясались при каждом его выстреле. «Стрекозы» в испуге шарахались от мощных взрывов, но потерь почти не несли. Я мысленно поставил галочку возле фамилии лейтенанта, отмечая свой должок перед ним. При случае надо будет тоже спасти ему жизнь.

Изнутри автобус выглядел вполне заурядно. В нашем мире такие еще совсем недавно ходили между райцентрами и небольшими поселками в глуши, пока и там не установили вездесущие стационарные телепорты. Даже кресла здесь выглядели почти как наши. Вот только силовые пленки в окнах были отключены, для того чтобы с удобством вести прицельную стрельбу с любого пассажирского места. Сами пассажиры очень компактно разместились на полу в центральном проходе и совершенно не мешали воевать. Прежде чем присоединиться к общему веселью, я задрал куртку и тщательно изучил свой живот. В том месте, куда меня укусила «стрекоза» было много крови, но повреждения оказались поверхностными и неопасными. Забыв про раны, я выбрал себе свободное местечко прямо за спиной водителя.

Следовало, конечно, полить свое брюхо каким-нибудь антисептиком, но окружающим было не до того, а у меня самого под рукой не оказалось ничего подходящего.

Боевая обстановка была вовсе не такой тяжелой, как виделось мне снаружи. Некоторые тактико-технические характеристики противника сводили к нулю его численное превосходство. У «стрекоз» оказались слишком большие крылья, которые не позволяли им влезать в окна. Следовательно, горги не могли организовать полноценный абордаж. Нам достаточно было держаться на некотором отдалении от бортов, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности. На шоссе колонна набрала приличную скорость. Рой быстро рассеялся. Я так и не успел поучаствовать в сафари. Все «стрекозы», будто получив команду, внезапно бросились врассыпную и мгновенно исчезли из виду. По автобусу пронесся вздох облегчения. Человеческая масса в центральном проходе зашевелилась, индивидуализировалась в отдельные особи и начала переползать в кресла.

Силовые пленки погасили сквозняки, затянув окна.

Внутри салона стало уютно и тихо. Какой-то солдат из военнопленных бросил мне на колени пластиковую коробку с пайком. Почувствовав зверский аппетит, я не стал активировать термоэлемент на упаковке плова, а сожрал его холодным. Хорошо, что не забыл воспользоваться ложкой, а то бы получилось совсем неудобно перед гражданским населением. Заправив организм, я почувствовал себя абсолютно счастливым. Даже усиливающаяся боль в ноге показалась мне привычной и уютной. Автобус мчался вперед без остановок. Перспективы казались безоблачными. Населенных пунктов на пути почти не встречалось. Если и попадались деревеньки, то были они настолько крошечными, что моргнешь и не заметишь, как проехал мимо.

Я уже собирался задремать, когда слева, в сотне метров от дороги, появилось большое озеро знакомого буро-багрового цвета. Скорость автобуса снизилась.

Я схватился за рукоятку плазмомета и, встав с кресла, посмотрел вперед. Дорога от края до края была перегорожена огромной, в три человеческих роста, кучей мятых машин. Головной броневик в растерянности остановился неподалеку от препятствия.

— Засада, мать вашу, долбаная засада, — прорычал Степанов, продираясь к передней двери.

— Стой. — Я перегнулся через женщину с ребенком и схватил лейтенанта за плечо. — Отведи автобусы назад и расстреляй эту помойку на хрен. Горги рядом. Мы не можем рисковать.

— Без тебя знаю, что делать. Не лезь!

Лейтенант выскочил из автобуса. Я последовал за ним. Мне, как и Степанову, не понадобилось много времени, чтобы понять — дорога перегорожена специально для нас, и возвести подобное укрепление могли только горги. Тяжелые дорожные грузовики, наземные легковушки и семейные антигравы, слегка смятые и причудливо переплетенные толстыми зелеными канатами, похожими на лианы, надежно преграждали путь. Кое-где в салонах машин, подобно защитникам крепости, маячили скелеты и полуобглоданные трупы. Горги так торопились, что не успели употребить в пищу всю органику.

Кое-что оставили про запас. Я представил себе, как дюжина шлангоногих укрылась за кучей машин, и мне стало не по себе. Самым разумным было бы расстрелять препятствие из гранатометов, вынудив противника покинуть укрытие, а потом по-богатырски биться в чистом поле. Однако лейтенант принял иное решение.

— Эй, в банке, — рявкнул Степанов. — Гляньте, что там с другой стороны. Быстро!

Он производил такие громкие звуки, словно хотел без посредничества систем связи докричаться до закупленного под многослойной броней водителя. Возможно ему это удалось. Броневик грозно забухтел, сполз в кювет и неуверенно двинулся в обход препятствия.

— Остальным прикрывать, — приказал Степанов и повернулся к колонне. — Приготовиться к открытию огня!

Невзирая на смертельную опасность, мне было безумно любопытно заглянуть за барьер. Над бронетранспортером заискрилась радужная сфера силового поля, и он неспешно пополз вперед. Несколько солдат и я вместе с ними обошли вал, стараясь не высовываться из-за зыбкой защитной завесы. Позади кучи мятых машин никого не было. Мы растерянно разбрелись вдоль дорожного полотна. Один отчаянно смелый пожарник вскарабкался наверх по мятым крышам антигравов. Когда он достиг вершины, стало понятно, что если горги и устроили засаду, то не здесь. Я отошел в сторону. Мое сердце отчаянно колотилось. У меня горели пятки и топорщились волосы на загривке. Всей своей многоопытной шкурой я чуял близкую опасность. Столетия жизни даровали мне не вековую мудрость, а безошибочные инстинкты. Я не сомневался в том, что враги где-то рядом.

У меня даже мозг вспотел от напряженных размышлений, где именно они могли укрыться. В почве? В озере? Где? Скорей всего, в озере.

Я оглянулся на автобусы. Беженцы теснились у окон.

Бойцы с поднятым оружием стояли вдоль бортов. На крышах замерли в ожидании расчеты стационарных лучеметов. Степанов махал руками и громко распоряжался. Его по-муравьиному беспорядочная деятельность довольно быстро обрела некий вектор. Буквально спустя пару минут сколотилась команда с лопатами. Ребята начали бодро закапывать придорожный кювет. Наш командир решил не сносить препятствие, а на скорую руку построить обходную дорогу. Вероятно, он был прав. Если взорвать преграду, то можно случайно повредить дорожное полотно. Неизвестно, пройдут ли тяжелые неповоротливые автобусы над воронками от взрывов. С другой стороны, в мягком грунте автобусы могут завязнуть. Гравитационные подушки штука очень капризная.

Я повернулся к озеру. Бугристая поверхность пузырилась, источая струи синего и желтого дыма. Пока никто не собирался нас атаковать. Видимо, это все-таки не засада. Машины свалены в груду давным-давно. Например, вчера. И горги, соорудившие эту замечательную пирамиду, ушли по своим делам, совершенно не беспокоясь о том, что загромоздили нам проезд. В окружающем мире царило безмятежное спокойствие, и я, распихав плазмометы по кобурам, сел на траву. Строительство обходной дороги продвигалось быстро. Спустя четверть часа после остановки автобусы начали форсировать препятствие. Грунт оказался достаточно плотным. Три машины прошли легко, а вот водитель четвертой оказался не столь умелым, как его коллеги. Одна из гравитационных подушек взревела и ушла на полметра в землю.

Рев автобусного двигателя перекрыл вычурный мат Степанова. С криками и руганью из салона застрявшей машины начали высаживать беженцев. Заголосили женщины, заплакали дети. Водитель продолжал давить на газ, зарывая гравиподушку еще глубже в грунт и закидывая грязью тех, кто пытался вытолкнуть автобус обратно на дорогу. Использовать бронетранспортер в качестве буксира никому не пришло в голову. Я решил не лезть со своими умными советами и отвернулся, чтобы не видеть всего этого первобытного хаоса. Надо сказать, очень вовремя отвернулся. С озером что-то произошло. Бугры стали больше, пузыри крупнее, а дым гуще. Я уже открыл рот, чтобы заорать, когда над багровыми волнами появились мерцающие всеми цветами Радуги «стрекозы». Совсем небольшие. Гораздо меньше тех, что я видел раньше.

Пока твари еще не успели набрать высоту, я двумя непрерывными очередями опустошил оба плазмомета.

К моему огромному удивлению, сбить удалось только трех насекомых. Остальные стремительными маневрами увернулись от плазмоидов. Одна из радужных моделей выбрала меня своей целью. Она заложила немыслимый вираж и вцепилась в мою левую руку. Брызнула кровь. Другая «стрекоза» попыталось схватить правую руку, но я сунул ей в пасть плазмомет и провернул его в глотке. Мразь забилась у меня под ногами, не в силах подняться. Ее подруга в это время продолжала жевать мой бицепс. Я вырвал из-за пояса лучемет и с огромным трудом отрезал насекомому голову. После трудоемкой ампутации хватка чудовищных челюстей ничуть не ослабла. Мне пришлось поскрипеть зубами, извлекая крючковатые жвала из глубоких ран. К счастью, остальные «стрекозы» мною в это время не интересовались. Легкой добычи вокруг хватало и без меня.

Линия бойцов, прикрывавших колонну, была сметена в первые же секунды нападения. Позиционного сражения не получилось. Как в Средневековье, общая битва мгновенно распалась на отдельные схватки. Многие воины уже лежали на земле и одни «стрекозы» крепко держали их зубами за конечности, в то время как подоспевшие на подмогу «крабы» вырывали им внутренности. Стационарные лучеметы на крышах автобусов не подавали признаков жизни. Только из-под ближайшего ко мне автобуса ритмично извергались горячие смертоносные лучи, но их поток быстро иссяк. Казалось, все уже кончено, но боеспособность машины под названием человек до сих пор не изучена. Первый шок спал, и ожесточенное побоище запылало с новой силой. Бой продолжился вокруг тех автобусов, которые успели объехать препятствие. Оттуда слышались отрывистые приказы Степанова. Неуязвимый и неустрашимый, словно бог войны, он метался среди сражающихся и успевал везде, где был нужен его грозный рык. Одна группа беженцев оказалась под защитой всего четырех солдат. Каким-то чудом парни сумели активировать генератор силового поля. Правда, не сферического, а секторного, но оператор очень умело орудовал этим жалким огрызком, сбивая на землю целые стаи «стрекоз».

Детальные бойцы очень слаженно и эффективно работали гранатометами, плазмометами и лучеметами. Похоже, им удалось нащупать слабые места новых модификаций торгов, и они вполне успешно валили их десятками. Этим бравым воякам помощники были не нужны, поэтому, недолго думая, я полез на крышу автобуса.

Страх и злость куда-то подевались. Я был спокоен, как дохлая лошадь, и думал исключительно о том, чтобы нанести врагу максимально возможный урон.

Есть в бою некое странное очарование. Оттуда, из огненного вихря смертельной битвы, все выглядит иначе.

Я никому не желаю увидеть мир с этой точки зрения, но и тех, кто не оказывался под прицелом вражеского оружия, в глубине души считаю не совсем полноценными людьми. Что они могут знать о жизни, если никогда не смотрели в железное лицо смерти?

Крыша автобуса была липкой от крови. На гашетках стационарного лучемета болтались оторванные по локоть руки. Солдат погиб, так и не бросив оружие. Я сел в маленькое креслице стрелка и положил свои ладони поверх мертвых пальцев. Отрывать их от гашеток показалось мне кощунством. Почувствовав человеческое тепло, установка ожила и завертелась, предлагая выбрать цель. Система управления понимала меня с полумысли.

Мне даже не пришлось формулировать приказы, она сама перехватывала мои инстинктивные позывы.

Я мгновенно сдружился с кибернетическим существом, жившим внутри оружия. Мы стали единым организмом. Захлебываясь от восторга, мы вместе открыли огонь по огромной туче «стрекоз», вьющихся над автобусами, объехавшими преграду. Не ожидавшие подлого нападения с тыла, горги в панике рассредоточились, потеряв не меньше дюжины особей.

Одержав впечатляющую победу, мы с лучеметом решили отдохнуть и охладить ствол, однако теперь «стрекозы» решили выбрать своей основной целью нас. Они собрались в два клина и атаковали нашу позицию с двух противоположных направлений. Возможно, мы показались им легкой добычей, потому что у нас не было никакого прикрытия. Я выпустил длинную очередь по одной из стай и спрыгнул с крыши автобуса. Надо признать что в этот момент я чувствовал себя настоящим предателем по отношению к стационарному лучемету, с которым за несколько секунд боя буквально сроднился. Еще совсем немного столь близкого единения, и я, как и предыдущий стрелок, не смог бы разжать пальцы, предпочтя смерть измене кибернетическому другу.

Два роя столкнулись в том месте, где я находился секунду назад. Ревущий клубок стрекозиных тел сразу же был накрыт шквалом дружественного огня из лучеметов и гранатометов. Стволов и зарядов не жалели. Целый каскад взрывов отшвырнул меня в канаву. Сверху посыпались обрывки крыльев и мокрые куски псевдонасекомых. Потом взорвался автобус. В нем еще оставались люди, но сейчас гуманизм был неуместен. В ход шла простая арифметика. Нужно спасти тех, кого еще можно спасти. Остальные не в счет. Новый взрыв. Несколько секунд безмолвной темноты я воспринял как наступление смерти. Этого желанного бесконечно долгого сна без снов. Но судьба выломала меня обратно в грохот боя и сверкание лазерных лучей.

Вокруг бушевала смерть. Каждую секунду кто-то умирал, и чья-то горячая плоть с криком превращалась в горячий пепел. Бешеная энергия распада пронизывала пространство, искажая количество измерений и смешивая потоки времени с дерьмом и кровью. Добро и зло сплелись в буйном танце взаимного истребления, а мне вдруг стало скучно. Холод бесконечного одиночества кольнул меня в самое сердце. Ничто не изменилось в этом мире. Мне показалось, что и тысячу лет назад я точно так же истекал кровью на поле брани, а бесчисленные орды врагов точно так же кромсали огнем и сталью тела моих товарищей. И я тогда, как и сейчас, не знал наверняка, с какой стороны окопов находится добро, а с какой зло, где белоснежные эльфы, а где кровожадные орки. Жизнь слишком сложна, и ни один мудрец никогда не ответит на подобный вопрос наверняка.

Абсолютным знанием, как всегда, обладают только глупцы.

Скелет стационарного лучемета дымился над ребристым остовом взорванного автобуса. Небо застилал постоянно трансформирующийся рой. Я перевернулся на живот и, стараясь не сильно выпирать над окружающим ландшафтом, пополз к головным автобусам. Мне казалось, что я пролежал без сознания несколько часов и колонна с беженцами давно уехала, что мою истерзанную плоть бросили гнить в чистом поле. Как это банально!

А ведь я вовсе не умер! И даже не собирался этого делать! Я хотел жить. Мой двойник за спасение своей никчемной шкуры целый мир предал. И я могу! От последней мысли мне стало тошно, и, поднявшись на ноги, я увидел три готовых к отходу автобуса в какой-то сотне метров от себя. Они уже зависли над дорожным полотном и вот-вот должны были сорваться с места.

Из-за панической спешки моя нога скользнула по грязи, и я растянулся, ткнувшись носом в землю. Вскочил, но меня остановил какой-то звук за спиной. Кто бы мог подумать, что меня можно остановить в такой момент?

Это был чей-то тихий, едва слышный стон. Я застыл на месте, вертя головой и локализуя источник. Стон раздавался из последнего уцелевшего автобуса. Он по самую крышу был забит копошащимися «стрекозами». Мне не хотелось к нему идти, но я сделал шаг. Что-то непреодолимое заставило меня пойти к нему. Еще десять шагов окончательно отдалили меня от спасения и приблизили к неминуемой смерти.

Автобус чем-то напоминал смертельно раненное животное. Он зарылся широкой доброй мордой в землю, беспомощно задрав вверх задние гравиподушки, и, казалось, дрожал от страха, дребезжа всей своей металлической шкурой. Из разбитой левой фары вытекла лужица черной жидкости. Выбитая правая фара висела на проводах, неритмично помаргивая. По ступенькам, ведущим в салон, сплошным потоком лилась кровь. Она собралась в большую лужу у порога, и в эту лужу мне пришлось наступить, чтобы максимально приблизиться к жующим тварям. Несколько секунд я вслушивался в шуршание сотен лапок, брюшек и жвал. Стон снова раздался совсем близко. Трясясь от отвращения, я схватил одну из «стрекоз» за крылья и вытянул наружу. Потом точно так же выдернул следующую. И еще одну. И еще…

Почему-то они не атаковали. Может быть, их рецепторы стали нечувствительными от крови, или сытость пробудила генетическое миролюбие по отношению к гражданам Солнечной Системы. Насекомые удивленно пялились на меня своими окровавленными фасеточными глазками и через окна лезли обратно в салон.

Наконец я увидел тянущуюся ко мне человеческую руку. Моя ладонь крепко сжала скользкие пальцы. Рывок. Из-под груды «стрекоз» мне на грудь упал окровавленный скелет с волокнами мяса на поцарапанных ребрах. Я равнодушно перекинул кости через голову и полез дальше. Не представляю, как в этой лязгающей челюстями груде смогло выжить человеческое существо, но уже в метре от дверей я увидел окровавленное лицо с огромными перепуганными глазами. Женщина что-то шептала. Я схватил ее за подмышки и потянул наужу. Вслед за ней из кучи показалась «стрекоза», вцепившаяся ей в спину и шею. «Стрекоза» была мертвой.

Шальной выстрел прикончил ее в тот момент, когда она только приступила к трапезе. Своим трупом насекомое закрыло страдалицу от остальных хищников.

Пришлось пару раз треснуть кулаком по наглым стрекозиным мордам, возомнившим, что это ради них я старался, извлекая на свежий воздух еще один аппетитный кусочек. Ног у женщины почти не было. Их объели почти до самых бедер. Уцелели кости и частично стопы. Это хорошо. Свои кости всегда лучше искусственных. Врачи сумеют все починить, если, конечно, она доживет до больницы. Интересно, почему она не отключилась из-за болевого шока? Ведь ее ели заживо. Я поднял женщину на руки и только сейчас заметил крошечный сверток, который она прижимала к груди. Там хлопал глазками маленький живой и совершенно невредимый комочек, ребенок. Она закрыла его собой.

Колонна двинулась в путь и уже проехала метров двести, когда меня заметили. Или услышали. Орал я так, что «стрекозы» сбивались с курса и зависали на месте. Обратив на себя внимание, я мгновенно превратился в желанную для них добычу. Все насекомые в радиусе километра заинтересовались моей персоной. Буквально секунды отделяли меня от смерти. Мог ли Степанов рисковать десятками жизней в такой ситуации? Не знаю. Я спасал ребенка, но в автобусах детей было больше. В любом случае, если бы я нес на руках только женщину, думаю, что колонна не задержалась бы ни на секунду, а сейчас бой на дороге закипел с новой силой. Какой-то солдат мастерски расчистил для меня проход в рое атакующих насекомых. Он взрывал тварей буквально в метре от меня, но единственное, что я чувствовал, — это порывы теплого ветра и горячие брызги на своей коже. Потом кто-то прикрыл меня узким силовым полем, и я беспрепятственно пробежал по коридору, стены которого состояли из раззявленных жвал, раскоряченных лап и жадных глаз.

Автобус сорвался с места, едва я ввалился на заднюю площадку. Толчок при резком разгоне сбил меня с ног.

Кто-то на лету подхватил ребенка. Кто-то поднял женщину и разместил ее в одном из кресел. Над ней сразу же склонились два спасателя. Запахло дезинфицирующими средствами и жидкими бинтами, защелкали регуляторы хирургических скальпелей. Про меня, похоже, сразу забыли. Кто-то даже наступил на мою изгрызенную «стрекозой» левую руку. С огромным трудом я дополз до свободного места. Никем не занятых мест оказалось много, а людей мало. Горги здорово проредили ряды солдат и беженцев, но теперь все было позади.

Можно поздравить себя с тем, что я жив.

Колонна быстро набрала скорость, и «стрекозы» отстали. Стрельба прекратилась.

— Как она? — спросил я у спасателя, который устало опустился в кресло рядом со мной.

— Хреново, — мрачно ответил тот и принялся раздраженно сдирать с рук тонкие резиновые перчатки.

Часа три протянет, потом ампутируем тело.

— Ребенок?

— Без понятия. С ним Чарли возится, — спасатель сказал эти слова таким тоном, что мне захотелось немедленно оставить его в покое, но я не мог этого сделать, потому что имел к нему одно неотложное дело.

— Макомин есть? — сдержанно осведомился я, с тоской вспоминая свою раздавленную стрекозой пачку.

Спасатель недовольно сморщился и бросил ненавидящий взгляд на мой окровавленный живот. Казалось, еще секунда, и он меня стукнет. Вроде бы даже руку поднял для удара. Немного успокаивало знакомое сочетание старых глаз и молодого, хотя и серого от усталости, лица. Люди, прошедшие омоложение, обычно обладают очень высокими профессиональными и моральными качествами, совершенно недоступными тем, кто живет в первый раз. Спасатель действительно поднял руку, почесал затылок, пробурчал старомодное ругательство и ушел в головную часть автобуса. Странно.

Может, у них нет макомина? Я закрыл глаза и уже собрался попытаться заснуть, когда почувствовал укол в плечо. Спасатель вернулся с явным намерением вплотную заняться моими ранами. Он склонился надо мной с инъекционным пистолетом в одной руке и активированным лазерным скальпелем в другой. В зубах спасатель держал дезинфицирующий фонарик. Я снова закрыл глаза и почти сразу отключился. Наверное, айболит сделал мне успокаивающую инъекцию.

Громоподобный рык Степанова вернул меня к реальности.

— Все из автобусов! Приехали! Дальше пешком!

Еще не очнувшись от действия лекарств, я выскочил из кресла. Ногу сразу же прорезала обжигающая боль. Будто раскаленный гвоздь вогнали в кость по самую шляпку. Едва не упав, я оперся на подлокотник. Глаза открылись мгновенно. Даже чуть раньше, чем включился мозг. Мой исцелитель, к счастью, все еще был рядом.

Он без лишних церемоний вколол мне двойную порцию благословенного обезболивающего. Сразу стало легче, и я, переведя дух, заинтересованно осмотрел свою левую руку. Она была залита толстым слоем бинта и почти не гнулась. Под стекловидной пленкой виднелись очищенные от жира и кожи рваные волокна мускулов. Похоже, что руку спасти не удалось. Медик потратил все свое мастерство на защиту от инфекции и сбережение сустава и костей, справедливо рассудив, что мясо как нибудь нарастет. Живот тоже был залит эластичной прозрачной субстанцией, но, в отличие от бесчувственной руки, кожа вокруг пупка нестерпимо чесалась.

Поблагодарить спасателя я не успел. Он куда-то исчез. Очевидно, отправился помогать другим страждущим. Выбравшись из автобуса и сделав несколько шагов в сторону, чтобы не мешать царившей вокруг суете, я осмотрелся. Аккуратные белые многоэтажки укрывались в зелени деревьев по берегам широкого проспекта, который от края до края был запружен машинами.

Здесь было так много антигравов и стояли они так плотно, что становилось не понятно, как мы здесь пройдем.

— Два километра, — закричал Степанов, маша руками. — Нам осталось пройти всего два километра. Навстречу уже идет помощь.

Его красное и потное лицо сияло от счастья. Я подумал о том, что этот человек дважды спас мне жизнь и наверняка уже забыл об этом. Зато у меня хорошая память, и у меня будет много возможностей посчитаться с Виктором Степановым за все. Мое положение позволяет по-настоящему отплатить благодетелю. Он даже и не узнает, откуда и что ему привалит. Отныне мне суждено неусыпно наблюдать за его судьбой, чтобы время от времени отгонять неудачи и организовывать приятные неожиданности. Хорошо быть влиятельным человеком.

Осталось только вернуться в тот мир, где я не бывший военнопленный и не случайно выживший преступник, а большая лохматая шишка.

Два километра — путь неблизкий, особенно в моем состоянии, поэтому я решил проверить, получится ли у меня управляться с лучеметом или плазмометом одной рукой. К моему глубокому огорчению, оказалось, что никакого оружия при мне больше нет. Все растерял!

Один плазмомет остался во внутренностях напавшей на меня «стрекозы», второй я уронил, когда другая «стрекоза» отгрызала мне руку. Про то, где остался лучемет, никакой информации в моей голове не сохранилось.

Немногочисленные солдаты выстраивали беженцев, чтобы провести их между плотно стоящими антигравами. Носилок не было, поэтому раненых и тех, кто не мог идти сам, сажали на закорки. Я занял позицию на левом фланге. Несмотря ни на что, я не собирался относить себя к беспомощным беженцам. Я — солдат, а то, что у меня нет оружия, не так уж и важно. В бою бывают потери, и если первым убьют не меня, то я вооружусь и смогу занять место погибшего. Степанов метался из конца в конец редкой цепи беженцев и командовал. Его усилия не пропали даром, и уже через десять минут мы сдвинулись с места. Очень скоро выяснилось, что между антигравами идти почти невозможно. Первыми по крышам начали прыгать бойцы из авангарда. Потом к ним присоединились фланги. Мне тоже пришлось прыгать, придерживая мотающуюся во все стороны левую руку.