Макроэкономические цели

МАКРОЭКОНОМИЧЕСКИЕ ЦЕЛИ

Во всяком, в том числе и российском, обществе существуют десятки острейших хозяйственных проблем. В любой стране власти периодически оказываются поставленными в условия, когда многие из этих проблем надо разрешать одновременно. Но в чисто экономическом плане есть несколько проблем, доставляющих во все времена наибольшую головную боль членам кабинета министров. Обычно государство нацелено на выбор оптимального баланса следующих макроэкономических целей:

1. Высокие темпы экономического роста и обусловленные ими темпы повышения благосостояния населения. Экономический рост, характеризующийся темпами прироста валового продукта, обеспечивает разрешение и воспроизводство на новом уровне основного противоречия экономики – между ограниченностью производственных ресурсов и безграничностью общественных потребностей.

2. Стабильный общий уровень цен. При этом речь идет о стабильности не директивно закрепленных, а именно рыночных цен, свободно устанавливаемых на основе взаимодействия спроса и предложения. Цель государства – избегать значительного увеличения или снижения общего уровня цен, т. е. инфляции и дефляции.

3. Полная занятость имеющихся производственных ресурсов – как материальных, так и трудовых. При этом особое значение для правительства имеет ликвидация вынужденной безработицы.

4. Экономическая свобода – для управляющих предприятиями, наемных работников и потребителей – широта экономического поведения, которая обеспечивает реализацию принципа свободы предпринимательства. Эта свобода включает в экономическом смысле две главные составляющие: защищенное законом право частной собственности и самостоятельность принятия решений.

5. Справедливое распределение доходов: никто не должен пребывать в крайней нищете, в то время как другие живут в роскоши. Конечно, неравенство в доходах неустранимо, будучи детерминированным существенно различающимися способностями людей, уровнем их образования, располагаемой ими собственностью и др. Однако дифференциация доходов населения не должна быть чрезмерной. Для определения степени неравенства доходов в мировой практике широко используется кривая М. Лоренца, характеризующая отклонение фактического их распределения от прямой линии (биссектрисы), которая отражает теоретическую возможность уравнительного распределения. При этом чем ближе подходит дуга Лоренца к биссектрисе, тем менее высокой становится дифференциация доходов и тем ниже значение такого индикатора социального неравенства, как коэффициент К. Джини, который исчисляется как отношение площади заштрихованной фигуры к площади треугольника ОАК.

Рис 1.1. Кривая Лоренца

Впрочем, содержание справедливости состоит в выравнивании не самих доходов, а возможностей их получения, в рамках которых каждый субъект достигает только того благосостояния, на что он оказался способным.

6. Экономическая эффективность, характеризуемая соотношением объема произведенных товаров и услуг к объему использованных при их создании ограниченных производственных ресурсов. Ее важнейшими показателями на макроуровне являются уровень производительности труда (как отношение ВВП к численности работников), фондо- или капиталовооруженности (ВВП к затратам основного капитала), материалоотдачи (ВВП к затратам оборотного капитала), а также трудноизмеримое качество выпускаемой в стране продукции. При увеличении этих показателей (или уменьшении трудо-, фондо- и материалоемкости как обратных показателей эффективности), а значит, и эффективности экономический рост становится интенсивным. В таком случае он может достигаться и при неизменности объема вовлекаемых в производственный процесс ресурсов. Но если экономическая эффективность топчется на месте (как это было, например, в 80-е годы ХХ в. в СССР), то страна может рассчитывать в лучшем случае лишь на экстенсивный рост, да и то при условии наличия у нее доселе незадействованных факторов производства. И, наконец, сокращение эффективности производства в 90-е гг. обрекало российскую экономику на кризисное сокращении ВВП.

7. Социальная защищенность, предполагающая государственную поддержку инвалидов, престарелых, беженцев, многодетных семей и других социально уязвимых категорий граждан от неизбежных рисков, связанных с утратой здоровья, работы, жилья, с последствиями несчастных случаев.

Рассмотренные основные цели, которые, конечно же, не исчерпывают содержания многозвенной целевой функции государства, тесно взаимосвязаны. Так, в случае наращивания обеспечивающих экономический рост той или иной страны инвестиций –например, в модернизацию предприятий автомобилестроения – снижаются издержки производства в автомобильной промышленности, что способствует сокращению импорта транспортных средств и тем самым расширяет занятость на отечественных предприятиях, которая, в свою очередь, снимает социальную напряженность в обществе и способствует дальнейшему ускорению экономического роста.

Содержание целевой функции экономической политики во многом определяется типом хозяйственной системы, сложившейся в определенном обществе. Так, если национальная экономика базируется на рыночных отношениях, государство решает в основном лишь те проблемы, перед которыми отступает механизм рынка. В нерыночной же хозяйственной системе правительство стремится решать все и нередко доходит до обещаний накормить население, модернизировать основные фонды предприятий, убрать урожай, предоставить каждой семье квартиру и т.п. При выдвижении основных целей развития должны, кроме того, учитываться доминирующие в данном обществе ценности, исторические традиции народа, геополитическое положение страны и др.

При построении целевой функции, имеющей обычно достаточно сложную конфигурацию, правительство должно, в первую очередь, ответить на вопрос: следует ему стремиться к одновременному достижению многих целей, или же нужно выработать некую очередность в их реализации, расставив целевые установки по степени важности? Накопленный к настоящему времени мировой опыт доказывает бесспорные преимущества второго варианта. Причины этого выбора таковы:

1) когда проблем очень много – а это обычная ситуация, в которой находится правительство – их гораздо легче решать в порядке очередности;

2) в рыночной экономике государство не всесильно, его регулирующий потенциал ограничен. Даже в наиболее развитых странах для достижения сразу нескольких масштабных целей их правительствам может не хватить производственных ресурсов;

3) хотя некоторые из макроэкономических целей являются взаимодополняемыми (например, повышение степени обеспеченности социально уязвимых категорий населения товарами и услугами первой необходимости предопределяется темпами экономического роста страны), однако большинство регуляторов оказывают противоречивое воздействие на национальную экономику. Например, в соответствии с кривой Э. Филлипса, те факторы, которые способствуют экономическому росту и полной занятости, способны одновременно вызвать инфляцию.

P

U

Рис.1.2. Кривая Филлипса

где Р – уровень инфляции, U – уровень безработицы.

Дело в том, что сокращение безработицы (движение вверх по этой кривой) достигается путем ускорения темпов экономического роста с помощью мер стимулирующей государственной политики, использующей дешевый кредит, масштабные долгосрочные государственные инвестиции, социальные пособия и другие инструменты, что обычно порождает рост общего уровня цен. И наоборот, борьба с инфляцией (движение вниз), «охлаждая экономику» посредством удорожания кредита или урезания социальных программ одновременно, провоцируют падение ВВП, сопровождающееся вынужденной безработицей. Поэтому одной из важнейших задач государства является не столько удержание инфляции и безработицы на низком уровне, сколько поиск ответа на вопрос: какая комбинация этих двух зол наилучшим образом способствует устойчивому росту экономики страны в обозримой перспективе?

Цели экономического роста и справедливого распределения доходов также могут противоречить друг другу: стремление достичь большего равенства в распределении может заметно ослабить стимулы к труду, инвестированию, научно-техническому прогрессу и предпринимательскому риску. Ведь более справедливое распределение доходов тождественно повышению налогов для высокодоходных групп населения, что сдерживает их мотивацию. Впрочем, сколько-нибудь жесткой связи между усилением общего неравенства в доходах и темпами хозяйственной динамики мировая статистика не обнаруживает. Так, в Венгрии, Польше, Словакии доходы 10% самых бедных граждан отстают сегодня от доходов 10% наиболее обеспеченных жителей всего в 4,5 – 5,5 раз, в то время как в Болгарии и Румынии – более чем в 10 раз. А, между тем, экономика первой группы стран развивается на постсоциалистическом пространстве более успешно. Научное объяснение подобного соотношения темпов можно получить, разложив общее неравенство на две его составляющие – нормальное и избыточное. И если нормальная дифференциация населения оказывает, безусловно, позитивное, стимулирующее воздействие на экономический рост, то избыточное (несправедливое) расслоение, которое порождает бедность широких масс населения и ограничивает его платежеспособный спрос, резко тормозит хозяйственную динамику современного общества. Такое торможение связано также с нарастанием социальной напряженности в обществе из-за ощущения несправедливости и с возвышением барьеров для роста уровня жизни для большинства населения страны. Впрочем, влияние неравенства на экономический рост в различных странах неравнозначно – все зависит от степени терпимости населения к социальному расслоению. По результатам проведенного исследования Е. Балацким сделан вывод о том, что «российское общество крайне нетерпимо к любым проявлениям чужого благополучия вообще и роста доходов в частности».[1] А потому нынешнее неравенство в распределении доходов, расцениваемое обществом как, несомненно, избыточное, может считаться значимым ограничителем дальнейшего роста ВВП.

Противоречивым выглядит и соотношение между целями достижения полной занятости и экономической эффективности. Так, в СССР у работников не было страха потерять работу, что являлось немаловажным фактором невысокой производительности труда. Хотя, с другой стороны, если безработица излишне велика, то можно ли достичь эффективного использования производственных (прежде всего, трудовых) ресурсов? Связь экономического роста и экономической свободы столь же неоднозначна. Бесспорно, что наивысшие темпы роста благосостояния в ХХ в. обеспечивали те страны, в которых оказались наиболее защищенными демократические свободы во всех сферах общественной жизни, включая, конечно же, и экономику, где на деле была реализовано право выбора форм и видов хозяйственной деятельности, приобретения и продажи недвижимости, участия в забастовках и т.п. И, наоборот, как отмечал видный немецкий экономист В. Ойкен, тоталитарное государство, лишая людей свободы экономического выбора, тем самым освобождает их от ответственности и, в конечном счете, приводит к бедности. Правда, в СССР в период индустриализации оказался возможным рост объема производства в обстановке резкого подавления свободы выбора сферы экономической деятельности, жесткого ограничения предпринимательской активности, отсутствия рынка жилья, формализации профсоюзного движения. Китайское «экономическое чудо» в последние 30 лет тоже случилось в далеко не самом демократическом государстве мира. Как отмечала еще в XVIII в. президент Российской академии наук княгиня Е.Р. Дашкова, если свобода шествует впереди просвещения, то это приводит к хаосу. Экономическая свобода, видимо, является благом для роста национальной экономики далеко не всегда, а лишь при условии достижения страной определенного уровня социально-экономического развития, когда величина создаваемого в стране национального продукта в расчете на душу населения превышает, скажем, 5 тыс. долл. в год. Известно, что именно после достижения данного порогового значения благосостояния начали разрастаться демократические процессы в странах Латинской Америки (Бразилия, Аргентина, Чили и др.). Перестройка времен М.С. Горбачева в нашей стране тоже, с позиций данной теории, началась вовсе не случайно, а была экономически обоснована достижением страной некоего рубежа процветания. Дело в том, что на определенном этапе – в условиях, когда резко возрастают роли субъективного фактора производства, уровня образования и общей культуры населения в развитии общества, – ограничение экономических прав личности вполне может стать главным тормозом дальнейшего прогресса. Австрийский экономист, лауреат Нобелевской премии Ф. Хайек сформулировал перед Второй мировой войной альтернативу: свобода или благосостояние. Он считал, что во имя повышения уровня жизни человечество может принести в жертву даже некоторые из своих экономических свобод. К тому времени мир еще не вкусил сполна от тоталитарного «благосостояния». Это была ошибка, признанная Ф. Хайеком в его книге «Дорога к рабству» уже в 1944 г. В общем случае свобода и благосостояние неразделимы – точно так же как тоталитаризм и нищета. По индексу экономической свободы, определяемому на основе сопоставления удельного веса продукции, производимой на государственных предприятиях, степени влияния государства на бизнес, величины налогового бремени, доли «черного рынка», степени защищенности прав собственности и ряда других показателей, Россия в 2002 г. занимала 131 место из 155 стран, пропустив вперед даже такие «свободные» страны, как Чад и Нигерию, не говоря уже о лидерах – таких, как Гонконг, Сингапур, Новая Зеландия, Эстония, США, Голландия, Ирландия, Люксембург, Австралия, Чили. Правда, крупный спад, случившийся в нашей стране в 90-е годы ХХ в. и передвинувший ее далеко вниз по шкале хозяйственного развития, вполне может сопровождаться поиском властью возможностей ускорения экономического роста в арсенале средств не самого демократического характера. Да и в бурно развивающейся рыночной экономике государство имеет в ряде случаев основания ограничивать экономическую свободу отдельных субъектов во имя процветания общества в целом. Во всяком случае, серьезная утрата экономических основ демократического устройства общества характерна не только для РФ. Во многом сходная ситуация сложилась и во многих восточноевропейских странах, где в настоящее время свыше 61 млн. чел. считаются нищими (т.е. живут на сумму, не превышающую 2,15 долл. в день). Немало здесь и так называемых незащищенных граждан, чей располагаемый доход ниже 4,3 долл. в день. Конечно, в африканских странах уровень благосостояния еще ниже: многочисленные нищие «черного континента» проживают всего на 1 долл., а бедные – на 2 долл. в день. Однако в более холодных европейских странах не обойтись без дополнительных расходов на одежду и отопление жилья.

Опыт преодоления Великой депрессии 29–33 годов ХХ в. подвел науку к выводу о том, что одновременное достижение даже трех главных макроэкономических целей (экономический рост, стабильность цен, полная занятость) подвластно только магу, волшебнику. И в экономической теории возникло понятие «магический треугольник». Этот треугольник после Второй мировой войны превратился в многоугольник. Все обозначенные в нем цели сразу достигались на практике лишь в нескольких случаях. Высокие темпы роста экономики при сравнительно низком уровне инфляции и безработицы были зафиксированы в послевоенной Японии и Германии. Наглядным примером «экономического чуда» могут считаться реформы Л. Эрхарда, в результате которых за 15 лет, прошедших с момента их запуска в 1948 г., ВВП Германии возрос более чем в 4 раза (а значит, была ликвидирована вынужденная безработица), в разрушенной войной стране быстро нашла решение жилищная проблема (и это несмотря на развернувшиеся миграционные проблемы), были не только погашены крупные иностранные кредиты – представленные в рамках плана Маршалла, – но и развернулась масштабная денежная помощь ряду развивающихся государства. Такое же «экономическое чудо» случилось позднее в новых индустриальных странах Восточной и Юго-Восточной Азии, а в конце 90-х годов ХХ в. – в США и отдельных государствах Западной Европы (например, во Франции). Эти страны вступили в XXI век в обстановке высоких темпов экономического роста и занятости экономически активного населения, с годовой инфляцией менее 2%, относительно стабильными валютными курсами и неуклонно улучшающимся качеством жизни. Однако эта успешность не устраняет противоречия в системе экономических целей, а лишь свидетельствует об искусстве поиска властями адекватных форм разрешения глубинных противоречий экономической системы.

Поскольку макроэкономические цели развития общества и характеризующие их показатели могут быть не только взаимосдерживающими и конкурирующими, но и попросту несовместимыми, постольку правительство должно выработать систему приоритетов, определив, что важнее для страны в данный момент. При этом в ходе разработки приоритетов и нахождения целевых компромиссов обычно происходит острая политическая борьба партий. Так, если социал-демократы и другие партии левой ориентации, опирающиеся на рекомендации кейнсианской теории и доказывающие необходимость государственного вмешательства в регулирование рыночной экономики, традиционно выступают за полную занятость,[2] то правые партии консервативного толка, отстаивающие на практике либеральные ценности неоклассиков, способность рыночного механизма самостоятельно разрешать возникающие проблемы, – за преодоление инфляции. При этом проблемы несправедливости в деятельности последних уходят в тень. Не случайно всего 1% домохозяйств США располагают 33% совокупных активов, а в Великобритании – с учетом уникальной концентрации земельных ресурсов в руках горстки лиц – дифференциация оказывается еще более высокой. Поэтому приход, уход и возвращение во власть тех или иных политических партий в немалой степени предопределяются ситуацией, сложившейся в национальной экономике. Например, если темпы инфляции в стране замедляются за счет нарастания безработицы, то резкий социальный протест против нее закономерно приводит к власти кейнсианцев. Однако последствия проводимой ими зачастую проинфляционной политики обычно возвращают в кресло президента сторонника классической экономической теории.

По мнению норвежского экономиста, лауреата Нобелевской премии Р. Фриша, процесс формирования целей экономической политики должен разделяться на два этапа. Первый обеспечивается высшими правительственными чиновниками. Их обязанность – на основе любой политической процедуры (демократической, связанной с изучением мнения различных социальных сил и стремлением достичь консенсуса в обществе, либо авторитарной, при которой целевые установки жестко задаются центральной властью) четко определить предпочтения, очередность решения тех или иных народнохозяйственных проблем. Наиболее типичные примеры таких предпочтений в последние десятилетия – сдерживание инфляции; переход к новому качеству экономического роста; снижение вынужденной безработицы. Эффективность прохождения второго этапа зависит от макроэкономистов, призванных обеспечивать разработку и предоставление политикам более или менее широкого набора альтернативных вариантов развития, каждому из которых соответствуют определенные значения целей регулирования. При этом принципиально важно, чтобы эти варианты не выходили за рамки имеющихся в распоряжении государства ресурсов, отвечали складывающейся в стране социально-политической ситуации, учитывали фазу экономического цикла, через которую проходит страна, и, наконец, просто соответствовали здравому смыслу (как это случилось, например, при принятии решения об отказе от поворота сибирских рек в Среднюю Азию или от размещения крупного нефтепровода вблизи озера Байкал). В демократическом обществе президент, законодательная и исполнительная власть просто обязаны выслушивать рекомендации экономической науки, решительно избавляясь от келейности при формировании экономической политики. Поэтому предложение академика Л. Абалкина закрепить «за Российской академией наук роль эксперта при принятии важнейших стратегических решений»[3] заслуживает немедленной реализации.

После проведения взвешенной научной экспертизы функция политиков состоит в обеспечении осуществления какого-либо одного из предложенных вариантов в практике хозяйствования. Впрочем, нередки ситуации, когда члены кабинета министров забракуют весь спектр возможных альтернатив. Но тогда дело чести для научного сообщества - предупредить, что они проявляют некомпетентность, так как желают невозможного. Впрочем, более вероятным является смещение приоритетов между макроэкономическими целями в ходе итеративной процедуры. Как следствие, появляется новый набор вариантов и т. д. Поскольку внутренние и внешние условия развития национальной экономики далеки от постоянства, постольку экономисты должны периодически обновлять веер вариантов хозяйственной эволюции общества, а также иметь в запасе еще несколько альтернатив.

В последние десятилетия во всем мире по мере укрепления субъектов рыночных отношений и решения механизмами рыночной конкуренции многих, ранее считавшихся сугубо правительственными, задач (повышения эффективности, социальной защищенности, развития фундаментальной науки и т.п.), происходит обратный процесс неуклонного снижения размерности целевой функции экономической политики. Известный теоретик экономической политики голландец Я. Тинберген в 1955 г. выдвигал восемь целей, характеризующих объем государственных расходов, темп изменения реальной заработной платы, уровень занятости, индикатор распределения доходов, размеры инвестиций, совокупный спрос, уровень производства, сальдо платежного баланса. В 70-е годы ХХ в. в целевых функциях, которыми руководствовались правительства индустриально развитых стран, остались четыре компонента – полная занятость, стабильность цен, отсутствие неуправляемых дефицитов платежного баланса, устойчивый уровень экономического развития. В настоящее же время многие правительства ограничиваются двумя целями: достижение нового качества экономического роста (связанного с научно-техническим прогрессом и достижением экологического равновесия) и борьба с неуправляемой инфляцией. При этом выдвижение правительствами тех или иных целей в разряд приоритетных в немалой степени детерминируется не столько внутренними факторами, сколько необходимостью выполнения ими тех или иных международных соглашений. Например, вступление страны в Евросоюз специально оговаривается недопустимостью чрезмерной инфляции на ее территории. Главный приоритет российского государства в 90-е годы – достижение относительной стабильности цен – являлся внешним требованием Международного валютного фонда и условием предоставления им нашей стране масштабных кредитов.

Уменьшение числа одновременно реализуемых целей выступает не только свидетельством бесспорных достижений современной рыночной экономики, которая оказалась способной самостоятельно, без вмешательства государства обеспечить стихийно действующими механизмами саморегулирования разрешение многих сложных проблем. Сокращение размерности целевой функции есть и реакция властей на известное правило осуществления экономической политики (называемое неравенством Тинбергена). Его экономический смысл состоит в следующем: во избежание подрыва доверия со стороны населения государству не следует возлагать на себя то, что оно не в состоянии сделать; количество целей не должно превосходить количества имеющихся в его распоряжении инструментов экономической политики. Иначе говоря, всякому желательному состоянию национальной экономики следует придавать статус политической цели не раньше, чем будут найдены ресурсы, необходимые для ее достижения.