ГЛАВА 21. Теорн молча ожидал в Малом Приемном Покое аудиенции у Наместника

Теорн молча ожидал в Малом Приемном Покое аудиенции у Наместника. Но чего ему это стоило! Черная злоба перехватывала дыхание, сводила скулы. Его, первого сына Великого Сохога, заставляли ждать, словно какого‑то простолюдина!

«Ничего, ты мне еще ответишь, сын крысы. Придет время, и за все ответишь!» — Только эти мысли скрадывали его ожидание, но волевое лицо оставалось неподвижным, словно высеченным из камня. Об урагане обуревавших человека чувств не смог бы догадаться никто. Кроме мага, конечно.

Наконец, послышался звук неторопливых шагов, и изукрашенные двери перед троном отворились. Первым вошел церемониймейстер и внушительно произнес:

— Великий Наместник первых императоров, его могущество Парсан Второй!

Словно подтверждая значимость своих слов, пыжащийся от важности придворный ударил посохом о мраморный пол. Гулкий звук прокатился по зале. Вслед за этим послышались шаркающие шаги. Церемониймейстер сделал шаг в сторону, спеша освободить дорогу идущему правителю. Теорн чуть согнулся в приветственном поклоне: жирный слизняк любил поклонение!

И вот в Малый Приемный Покой вступило его могущество. Первое, что бросалось в глаза, это здоровенная восьмилучевая корона, безвкусно облепленная крупными драгоценными камнями — Теорну даже подумалось, что создатель этого символа власти следовал принципу: чем крупней, тем лучше! Драгоценный головной убор сидел на голове, словно горшок на деревенском плетне.

Еще большее впечатление производило лицо. Сквозь складки жира просматривались мелкие свинячьи глазки, которые подозрительно смотрели вокруг. Толстые губы что‑то беспрестанно шептали. Такое лицо пристало не правителю государства, а мелкому лавочнику.

Колышущееся при каждом шаге брюхо было скрыто под пурпурным балахоном, полы которого достигали самого пола. «Небось урод неплохо экономит на уборщиках!» — злорадно подумал Теорн.

По бокам правителя поддерживали два смазливых молодых раба. Тяжело ступая, переваливаясь с боку на бок, Наместник Парсан прошествовал к своему трону, убранство которого соответствовало короне. Для привыкшего к суровой простоте кочевой жизни Теорна эта безвкусица просто резала глаза.

Наконец, кое‑как умостив свой жирный зад на троне, правитель обратился к Теорну:

— Подойди ближе, молодой вождь. Человек, подобный тебе, нужен Престолу первых императоров, а мы достойно вознаграждаем за верность… Ну же, ближе.

Теорн с каменным лицом приблизился к самому подножию трона. Стоящие там телохранители ощутимо напряглись.

— Спокойно. Теорн, сын Сохога, не желает нам зла, — поглаживая головы стоящих на четвереньках молодых рабов, произнес Парсан, — По крайней мере, пока.

При последних словах глаза толстяка блеснули стальным блеском. На Теорна словно дохнуло холодом. Не зря, ой, не зря, о хитрости и жестокости этого жирного борова по всему Сардуору ходили легенды. Его толстые, в складках, руки дотягивались до самых дальних уголков этого забытого богами материка. Торговля наркотиками, запрещенным оружием, артефактами запретной магии, кордами приносила Парсану неслыханные доходы. А имея в своем распоряжении деньги, можно многого добиться. Особенно если речь идет о таких деньгах!

— Мы узнали, что вы приняли наше предложение. Это нас очень порадовало…

Теорн выдохнул сквозь сжатые зубы воздух и ответил:

— Не скрою, в переданных вашими людьми письмах нарисованы очень и очень заманчивые перспективы, но…

— Но? — сжав подлокотники и подавшись вперед, с угрозой произнес Парсан. — Тебе что‑то не нравится, первый сын Сохога? Или, быть может, мне стоит предложить то же самое Даргу?

— Нет, конечно же нет, — презирая самого себя за просительный тон, зачастил Теорн. — Просто мне непонятно, что я должен буду в обмен на предоставленную вами услугу?

Услышав это, Парсан удовлетворенно откинулся на спинку трона:

— Вот это уже деловой разговор.

С этими словами он щелкнул пальцами, и буквально тут же, словно только ожидал этого сигнала, появился слуга с подносом, на котором стоял запотевший бокал вина. Парсан жадно отхлебнул и причмокнул губами:

— Ренское, урожая прошлого года. Знаешь, обожаю молодые вина. Они так горячат кровь! А ренские вина — это жгучая смесь крови виноградной лозы и магии…

Теорн молчал. Он, сын вождя, не знал, хватит ли у него денег даже на одну бутылку такого вина!

— Так о чем это я? Ах да, до меня дошли слухи, что твой отец недоволен той ценой, что я даю за ваши товары, и ищет новых покупателей. — Еще один глоток из бокала. — А я очень не люблю, когда мои старые партнеры меня предают. Ну ты меня понимаешь? И поэтому я надеюсь, что впредь с тобой такие слухи не возникнут.

— Разумеется, ваше могущество, — усиленно закивал Теорн.

— Ну и кроме этого твой отец имел какие‑то предрассудки по отношению к некоторым районам ваших земель. — Парсан помолчал! — А они меня интересуют, я бы даже сказал, очень интересуют. И мне нужен будет безопасный проход в эти земли. Чтобы там не путались под ногами всякие дикари.

— Что вы имеете в виду?

— Не притворяйся идиотом! — стукнул кулаком по подлокотнику Парсан. — Мне нужно, чтобы мои люди могли безопасно передвигаться по Лихоземью и спокойно переправляться на тот берег Костяной.

— Но там же тарки и урги, да и человеческих племен достаточно… Парсан брезгливо поджал губы:

— Избавь меня от этих ваших дикарских названий. Из троллей получаются отличные, сильные рабы, а из гоблинов — шуты и воры. Чем больше будет пленных, тем скорее вернешь все долги. Ведь, надеюсь, ты понимаешь, что свои услуги я как бы представляю тебе в долг?

— Но мои люди не пойдут в Лес и земли Отродий!

— А туда и не надо. Много чего интересного можно выловить и в водах Костяной… Ну что, надеюсь, ты согласен на такие условия? — вопросительно изогнув правую бровь, отчего все его лицо исказилось в жутковатой гримасе, спросил правитель.Опять напряглись в ожидании приказа телохранители. Теорн не был трусом и неплохо владел саблей, хотя, конечно, и не как проклятый Дарг, но и не хуже прочих. Однако стоящие перед ним четыре сухих поджарых воина были очень опасны. Контролируя всю торговлю гарлуном, Парсан растил в казармах гвардейцев отличных мечников, а эти были лучшими. Терн понимал, что, не оправдай он ожиданий Парсана, и его жизнь продлится не более минуты. Но отказываться не хотелось не из‑за угрозы для жизни. Этот толстяк показал ему путь к цели, к которой молодой воин стремился всю свою жизнь. А за это можно многое отдать. Ну а насчет выполнения поставленных условий — жизнь покажет! Прижав к груди правую руку, Теорн поклонился и глухо сказал:

— Я согласен!

— Вот и отлично, — удовлетворенно произнес Парсан и опять замысловато прищелкнул пальцами.

В залу вошел слуга и внес небольшую шкатулку. Он подошел к Теорну и откинул крышку. Внутри на черном бархате лежал небольшой золотой медальон, изображающий оскаленную морду какого‑то существа. Добротой от него не веяло!

— Господин, протяните вашу руку, — тихим голосом произнес слуга.

— Зз‑зачем? — почему‑то дрожащим голосом спросил Теорн. Ему ответил Парсан:

— Ну неужели ты думал, что я поверю тебе на слово?! Право, ты меня разочаровываешь. Эта безделушка заставит тебя соблюсти твою часть договора! Ну же, надевай — резко прикрикнул Парсан.

И, смирившись, Теорн покорно протянул руку. Иного выбора у него не оставалось.

Ярик тихо матерился сквозь зубы. Этим не слишком благородным занятием (да и какое благородство у раба?!) он занимался последние полчаса. Как тут сдержаться, когда тебе совсем недавно на ногу наступил шестилап, а ты все разно вынужден шагать по дороге, тяжело припадая на пострадавшую ногу?

— Идиот! Кретин! Помет тарка! — Губы то и дело повторяли обширный список разнообразнейших ругательств. Нога болела просто зверски, а остановиться нельзя даже на минуту, так как, пройдя тоннель, караван двигался в обычном порядке: рабы бегут, повозки катятся, шестилапы вкалывают возницы на них покрикивают, а воины гарцуют на тиррах вдоль всей цепочки повозок. Прямая угроза нападения таинственных Крыльев миновала, и люди расслабились. Теперь единственное, чего опасался Дарг, были обычные разбойники… или представители местной власти, что по отдельным репликам, достигшим ушей Ярослава, было одно и то же. Правда, что мешало Крыльям напасть на караван по эту сторону гор, Ярик не очень то и понял. Дукан что‑то невнятно буркнул про Земли Закона и спихнул не в меру любопытного раба на землю.

Вот тогда‑то Ярослав и получил свою травму. Зацепившись ногой за какой‑то уступ на повозке, он неудачно приземлился и оказался слишком близко к запряженному хозяйскому шестилапу, в микроскопический мозг которого пришла в этот момент мысль переступить с ноги на ногу… Как Ярик тогда не заорал от неожиданной резкой боли, он и сам не знал. Его счастье, что мохнатая скотина ничего ему не сломала. Уж это‑то он смог определить сразу. Но опухла ступня будь здоров и теперь приобретала синеватый оттенок прямо на глазах. Каждый шаг отзывался стреляющей болью, но остановиться было нельзя. Хозяин не должен ничего знать про увечье. За это вполне могли всыпать штук двадцать плетей. Суровый нрав этого кочевого народа не признавал разгильдяйства и безалаберности, а уж если бы решили, что Ярик сделал это сознательно, чтобы не идти пешком… нет, о таком лучше не думать. Нельзя заняться и излечением — на быстрое восстановление тратилось слишком много сил, а их надо экономить. Вот и терпел Ярик, кляня последними словами судьбу злодейку и свою невнимательность.

Да еще эта дорога! То ли дело в Степи. Занесенный слоем пыли, через незнамо какие тысячелетия древний караванный путь продолжал исправно служить людям. А здешняя, с по— зволения сказать, дорога? Какой косорукий урод ее мостил?! Камни неправильной формы, с острыми краями. Повсюду неровные сколы, то тут, то там булыжники вывернуты, и на полотне дороги теперь зияют язвы провалов, поросшие травой. И в эти ямы постоянно попадают колеса повозок, заставляя сотрясаться… А еще туда постоянно попадали ноги идущих рабов.

— Кали в тёщи создателю этой дороги!!! — хрипло зарычал Ярик, провалившись больной ногой в очередной такой провал. На козлах гнусно ухмылялся Дукан. Страдания Ярика его изрядно веселили.

«Ничего, толстозадый мархуз, небось в тоннеле ты себя иначе вел!» — мстительно подумал Ярик. Для него путешествие сквозь горы было наполнено только приятными впечатлениями, и он снова унесся мыслями назад, к владениям таинственных Хозяев…

По сравнению с гонкой по степи переход через горы проходил на редкость легко. Повозки не спеша катились по идеально ровному полу тоннеля. Сидящих людей ни разу даже не тряхнуло! Шестилапы невозмутимо выполняли свои нелегкие обязанности, как будто и не было слоя камня, вздымающегося над головой чуть ли не на милю. А что им волноваться: пускай под потолком, на высоте трех человеческих. В ростов клубится тьма, зато от стен идет мягкий свет, прекрасно освещающий дорогу не только под ногами, но и на несколько саженей вперед. Ярика тогда еще дико заинтересовал источник света: вроде никаких ламп не видно, казалось, что свет испускали сами стены.

Совершенно иначе вели себя люди. Тишина, наполненная человеческими страхами, окутывала караван. Кочевники, дети степей, тяжело переносили закрытые пространства. Сидящий рядом с Яриком Дукан то и дело вытирал струйки холодного пота с лица. Пыль и пот превратили его лицо в какую‑то застывшую гротескную маску.

Ничего подобного нельзя было сказать про Дарга и прочих воинов. Похоже, они не боялись ничего. С каменными лицами они сновали вдоль, всего каравана, как делали это и раньше, благо ширина тоннеля вполне это позволяла (как показалось Ярику, здесь спокойно могли проехать четыре повозки, ни разу не чиркнув друг о друга бортами).

А повозки катились вперед. Время словно застыло, мир исчез. Остались только шестилапы, повозки и убегающий назад камень. И Ярослав не терял времени зря: прикрыв глаза, сделав вид, что спит, он в трансе кропотливо пробивался к сердцу своей магии. Да, работа была трудна и смертельно опасна, но с каждым таким погружением он приближался к свободе. Пускай на волосок, но приближался. Китайцы говорят, что путь в тысячу ли начинается с одного шага… И даже если двигаться по нему шажок за шажком, то рано или поздно желанная цель будет достигнута!

— Ну ты, ублюдок! В морду захотел?!! — Ярик отвлекся от воспоминаний, судя по всему, обращались к нему. — Я к тебе обращаюсь или к заднице шестилапа?!

— Что желает мой господин? — Ярослав подбежал к козлам неторопливо катящейся повозки и с готовностью посмотрел на Дукана.

— Как ты смеешь, червь, мечтать, когда к тебе обращается свободный? — Возница просто кипел злобой. Ну еще бы, день назад Дарг пообещал оторвать ему башку, если Дукан хотя бы притронется к гарлуну. Он тогда сказал, что даже достигшие высот в Искусстве курят в строго определенное время, после комплекса специальных упражнений и под воздействием магии артефактов, и только болваны из больших городов, да еще Дукан, курят ее для удовольствия. Дукан тогда, как обычно, начал клятвенно обещать, что, дескать, с завтрашнего утра он клянется никогда, ни за что… Хозяин Ярика оборвал его возражения резким взмахом руки и ответил в том духе, что он обещал отцу Дукана присмотреть за его непутевым сыном и пора начинать. После этого он приказал Ярику перерыть повозку и собрать в пару мешков весь высушенный и истертый в порошок гарлун. Дождавшись выполнения своего приказа, он подцепил мешки к седлу своего тирра и уехал к ожидавшим его воинам. Отсутствие ставшего привычным наркотика и выводило возницу из себя.

— Тварь, если бы Дарг не собирался тебя продать, я бы спустил с тебя шкуру! — Не имея возможности повлиять на вождя, Дукан жаждал сорвать душившую его злобу на беззащитном корде.

Ярик втянул голову в плечи, всем своим видом стараясь показать полную покорность. Его движения приобрели мелкую суетливость, граничащую с угодливостью, в душе же кипела злость.

— Живо найди банку мыла и какую‑никакую тряпку! — продолжал командовать Дукан. — Уроду вроде тебя пришло время приобрести менее омерзительный облик.

Ярик молча занялся поисками, но Дукан не успокаивался:

— Небось, тварь, травку‑то быстрее нашел! У‑у‑у, пища рыкача! Надеюсь, что тебя купят в гарем Наместника. Ты знаешь, что делают там с дикарями вроде тебя? Чего молчишь?! — Разъяренный молчанием раба возница ткнул стрекалом в темноту фургона. Короткий выдох боли был ему ответом. Затем раздался глухой голос корда:

— Нет, господин.

— Что еще за нет?!

— Я не знаю, что делают в гаремах с рабами вроде меня…

— А‑а‑а! Так вот, их оскопляют и получаются евнухи? Ты понял, что я имею в виду?

— Да, господин.

А Дукан все больше и больше распалялся, предаваясь сладким мечтам о близком отмщении.

— А еще говорят, что у Наместника необычные вкусы. — При последних словах Дукан выругался и сплюнул на землю, — И не думаю, что они тебе понравятся, дикарь!

В этот момент Ярик высунулся из‑за полога, закрывающего вход в фургон.

— Тебе кто позволял отвлекаться? — вновь заорал несколько успокоившийся было Дукан.

— Я уже все нашел, господин.

— Ну так сядь на лавку и не мельтеши! — С этими словами Дукан чмокнул губами, выругался и ткнул шестилапа стрекалом в зад,

Ярик покорно сел рядом и затих. Банку с тряпкой он пристроил у себя на коленях. Хотя какая там банка, так, деревянная коробка с плотной крышкой. Судя по всему, металлическая посуда была здесь довольно дорогим предметом обихода. По крайней мере, Ярик видел у этих кочевников только деревянную, пусть и выполненную с редким изяществом.

Сидеть все же намного приятней, чем идти, а если вспомнить про вывихнутую ногу… Кстати, а как нога? Ярик повертел больной ногой. Опухоль немного спала, притихла и боль. Нет, конечно, вращать ногой в суставе по‑прежнему больно, но это уже не смертельно. Еще пара часов, и о вывихе можно забыть.

Тут Ярослав обратил внимание, что дорога начала делать поворот и окружающая обстановка изменилась. Нерушимая стена леса сменилась хаотичным нагромождением кустарника. Запахло свежестью. Где‑то впереди засверкали солнечные блики. Похоже, дорога вывела к реке.

Так оно и оказалось. Через какие‑то пять‑десять минут караван вышел на широкий открытый берег реки. Вдоль повозок проскакал молодой воин на тирре с приказом о привале.

Дукан соскочил с повозки и начал пинать колесо ногами. Судя по всему, шестилапа распрягать он не собирался.

— Возьми мыло и иди к остальным рабам. Вы должны привести себя в нормальный вид. — Раздавшийся над ухом голос заставил Ярика вздрогнуть.

Он оглянулся и увидел рядом с собой сидящего на тирре хозяина.

— Господин…

— Поводок я уже увеличил на тридцать саженей. Иди побыстрее, мы не будем долго ждать. — Тон, которым все это было сказано, отличался полным равнодушием.

Ярик покорно кивнул и направился к группе рабов, которые уже начали собираться на берегу реки. За ними следил надсмотрщик, который лающим голосом отдавал приказы. Хотя идти по густой траве, которая массировала босые ноги, было очень приятно, Ярослав решил поспешить — нарываться на неприятности из‑за своей медлительности не хотелось.

— А ты чего там вышагиваешь? — встретил его вопросом надсмотрщик, который в свое время остановил драку Ярика с рабами в загоне. — Живо в воду! И чтобы ни крошки пыли на тебе не осталось!

И Ярик с разгону, плюхнулся в воду вслед за остальными рабами. Далеко заходить не стал — остановился, когда воды было по пояс, то есть где‑то в пяти саженях от берега. А дальше все просто: открыть баночку, вывалить на руку горсть полужидкого едкого мыла и начать его втирать в кожу. Тут же стало понятно назначение петли сбоку от банки — она позволяла повесить эту необычную мыльницу на шею.

Ярик намылился с ног до головы, с остервенением втирая мыло в кожу. Единственное, за чем он следил, так это чтобы мыло не попало в глаза — новоприобретенные способности по регенерации могли и отказать. Жутко начало драть кожу, складывалось ощущение, что он плеснул на себя кислоты, а еще вернее — щелочи. Решив, что с него хватит, Ярик с головой скрылся под водой, смывая пену. Выскочив через некоторое время и протерев слезящиеся глаза, Ярослав с удивлением проследил за той грязной мутью, что уносило течение.

На некотором удалении от него фыркали и обливались остальные рабы, поднимая каскады маленьких волн. И тут взгляд Ярика уцепился за свое отражение. Наверное, прошло уже больше года, как он видел себя со стороны в последний раз. Тот невообразимый случай с бродом через Костяную не в счет — не до того было. А тут, в спокойной обстановке, смыв с себя слой грязи… Посмотреть было на что. Голову Ярослава украшала копна густых, неровных, выгоревших на солнце волос. Лицо было скрыто под столь же неровной бородой, из‑под которой слева выглядывали четыре ниточки шрамов. Тоже странная штука: самые разные ранения заживают безо всяких следов, а тут поди ж ты… Картину довершали ввалившиеся щеки, заострившиеся скулы, цепкий и какой‑то голодный взгляд. Перед Яриком, как любят писать романисты, стоял незнакомец, чужак. Причем это был опасный незнакомец, именно такими описывали в свое время каторжан.

«Действительно дикарь!» — Ярику вспомнилось прозвище, которое ему дал старый шаман.

Изменениям подверглось и тело. Нет, у Ярика не было красивых рельефных мускулов, что так нравятся женщинам. Про него теперь можно было сказать: крепкий, жилистый, гибкий, но никак не мускулистый. Его теперешняя жизнь не давала нагулять жирок или нарастить мясо, испытания выпаривали все лишнее, оставляя только то, что нужно, для выживания..

— Так, а ну все живо на берег! — Голос надсмотрщика прервал его размышления.

Рабы, отряхиваясь, как собаки, выходили на берег. Некоторые на ходу вытирались тряпками. К числу последних относился и Ярик. Одной рукой он держал свою набедренную повязку — эту грязную мерзость было просто противно надевать. Не одевались (если это можно назвать одеванием!) и остальные. Сгрудившиеся в кучу рабы неподвижно застыли. По прикидкам Ярика здесь было около тридцати человек. Где‑то в полусотне саженей отсюда на берег выходила еще одна такая же группа.

«Ну прямо поход в баню!» — промелькнула и пропала невеселая мысль.

В это время между рабами начал ходить надсмотрщик. Ярик почувствовал себя очень неуютно. Ну еще бы, стоит сотня голых мужиков разных возрастов, все только что искупались и сверкают голыми задами, а вокруг ходит с мерзкой ухмылочкой другой мужик и словно бы даже приценивается. Урод!!

Некоторым рабам надсмотрщик приказывал бежать к их повозкам, некоторым же с руганью приказывал остаться. Ярик был осмотрен в числе последних, и его отправили к хозяевам. Уже на бегу Ярик оглянулся и увидел, что оставшихся снова загоняют в реку — судя по всему, рабы должны быть максимально чистыми, иметь, так сказать, товарный вид.

— Дерьмо! Неужели скоро город? — растерянно прошептал молодой раб.

У хозяйской повозки его уже поджидал, поигрывая маленьким ножом, Дукан. Отвратительная его ухмылка здорово нервировала Ярика.

— На колени, корд! — коротко приказал возница.

Ярик немедленно исполнил желаемое. И чуть не вскрикнул от неожиданности — Дукан схватил его за волосы и резко потянул. Очевидно, он собирался выполнить роль цирюльника. И его уверенные движения показывали, что он обладал достаточным для этого опытом.

Сначал Дукан максимально обкорнал волосы. Окинув Ярика скептическим взглядом, он покрыл его голову пеной и начал бритье. Судя по всему, иметь волосы здешним рабам не полагалось. Как ни странно, больно не было. Нож в руке возницы кользил по коже довольно ловко, словно бритва в руках старого парикмахера. Затем пришел черед бороды — сделав зверское лицо, Дукан скоблил кожу, приговаривая, что очень надеетея, что Ярик дернется и уж тогда‑то, он не подкачает. В чем именно не подкачает, сомневаться не приходилось. Наконец довольно нервная Процедура закончилась, Дукан окинул его скептическим взглядом и разочарованно произнес:

— М‑да, в гарем тебя не возьмут… Да и в наложники тоже…

Ярик провел рукой по лицу и нащупал протянувшиеся через половину лица полоски шрамов, при этом с облегчением подумал о том, что он в принципе, не в обиде.

— А ну, чего расселся?! — Дукан продолжил свои придирки, — Живо в повозку! И чтоб носа оттуда не высовывал!

Ярику ничего не оставалось, как выполнить приказ.

«Странный какой‑то народ! Сколько ни читал про рабовладельческий строй, нигде не говорилось, что дикари заставляли своих рабов купаться! Вот римляне, те да… Хотя это, кажется, касалось только домашних рабов… Все‑таки донельзя странный мир». — В темной, не имеющей окон повозке оставалось только предаваться размышлениям и ожидать своей участи.

В небольшой комнате, почти каморке, сидели двое. Будь здесь Ярик, он сразу же вспомнил бы Гулливера и лилипута, Голиафа и Давида. Здоровенный толстяк и сухой карлик, на чьем фоне первый смотрелся истинным гигантом, вели неспешную беседу.

— Ну ты мне скажи: за каким демоном ты так все усложнил в разговоре с этим сопляком?! Какие завоевания Степи?! — Судя по тону, заплывший жиром толстяк был здесь отнюдь не хозяином положения.

— Ну, я думал… — лениво шевеля губами начал обряженный в пурпур человек.

— Ты думал?! Ты, оказывается, думал? — с какой‑то брезгливостью заговорил карлик. — А я думал, что твоя задача давить толстым седалищем кресло нашего отца!

— Но, брат. Ведь ничего страшного я не сказал, — примирительно забубнил толстяк.

Карлик вытер пот с лица и заерзал на своем маленьком стульчике, который стоял напротив кресла толстяка.

— Сейчас да. Но ведь этот дурак мог быть и поумнее. И что тогда бы? А вдруг ты ляпнешь подобную чушь и в разговоре с гораздо более серьезными людьми? — Несмотря на агрессивный тон, карлик успокаивался — Давно покушений не было?

При упоминании о покушениях толстяк зашлепал полными губами, произнося беззвучные ругательства.

— Ладно, на сегодня все. Можешь снимать свои доспехи, — наморщив нос, разрешил карлик.

Толстяк не заставил долго ждать. Расстегнув какие‑то застежки на своем необъятном брюхе, он встал на ноги и сразу же уменьшился где‑то вдвое. Изменилось даже лицо. Куда‑то исчезли несколько подбородков, разгладились складки — лицо перестало напоминать свиную морду.

— Братец, а не кажется ли тебе, что было бы неплохо прекратить так жрать? — задумчиво протянул карлик, кивнув на внушительное брюшко. — Ведь скоро придется новый костюмчик шить…

Толстяк отмахнулся и прыжками помчался в соседнюю комнату. Прошли мгновения, и карлик услышал, как в бассейне, что в ней располагался, сильно плеснуло.

— Животное, — то ли с осуждением, то ли с нежностью произнес карлик и уставился на огонек в шаровидном светильнике.