Его слова ранили, но кое-что во всем этом взволновало меня, так же, как раньше я видела его одобрение, когда я легкомысленно высказывалась

Это был не холодный и расчётливый Стригой.

Это был не побеждённый человек в клетке.

Это был мой старый инструктор, мой возлюбленный, это был тот, кто атаковал мою жизнь с интенсивностью и страстью.

"Сколько раз я должен говорить тебе это? Ты должна держаться подальше от меня."

"Но ты не сделаешь мне больно.

Я знаю это"

"Я уже делаю тебе больно.

Почему ты не можешь этого понять? Сколько раз я должен это говорить?"

"Ты сказал мне.

ты сказал мне, прежде чем уйти, что ты любил меня."

Мой голос дрожал.

"Как ты можешь это допускать?"

"Потому что слишком поздно! И это легче, чем напоминать, что я сделал для тебя" — Его контроль сломался, и голос его эхом разнёсся в задней части церкви.

Священник и те, кто всёещё был в церкви, не замечали нас, но мы определенно привлекли внимание тех, кто находился в задней части церкви.

Некоторые из опекунов застыли, и снова, я должна была повторять предупреждение самой себе.

Независимо от того, как зла я была на Дмитрия, как бы не обманывала себя, я чувствовала, он отвернулся от меня.

Я не могла допустить, чтобы другие подумали, что он опасен.

Дмитрий, конечно, не собирался хватать чью — то шею, но он был явно расстроен, и можно было бы перепутать его расстройство и боль кое для чего более зловещего.