Благовествование от фомы

Каждую ночь я встречаю его. Царя с Венцом. Каждую ночь мы сражаемся. Почему он должен меня убить? Нет. Я не умру. Я могу стать меньше булавочной головки, тверже алмаза. И вдруг -насколько он мягок! Одна из его уловок. Долой его Венец! Бью. Удар в голову. Лицо в крови. Слезы? Возможно. Поздно!

Долой голову! Колю в хребет! Умри же, о Царь!

Паук медленно ползет по стене спальни. Не страшный, не злой. Приятие.

Появляется еще один, и еще. Ох! Нет, слишком много. Убить.

Внезапно он всегда оказывается птицей, столь хрупкой, столь прекрасной; теперь же дергающей в предсмертных судорогах. Что я наделал? Зачем так со мной играть? Зачем появляться такой уродиной? Это твоя ошибка, твоя ошибка.

Полдень. Уличная пробка. Вначале я не понимаю почему. Потом вижу. Крупный, величественный пес бегает бесцельными кругами по дороге. Он подбегает к моей машине. Я начинаю понимать, что у него что-то ужасно повреждено. Да, сломана спина, а когда он поворачивается, видна левая половина морды, разбитая, окровавленная, бесформенная,-месиво, в котором как-то уцелел глаз, смотрящий на меня, без глазной впадины, просто сам по себе, одинокий, обособленный, Собралась толпа, смеющаяся, подшучивающая над странным поведением этого обезумевшего животного. Водители сигналят и кричат, чтобы он убирался с дороги. Продавщицы выбежали из лавок и хихикают.

Могу ли я быть тем псом, и теми рассерженными водителями, и теми хихикающими продавщицами?

Прощает ли меня Господь за то, что я Его распинаю?

Глазго.

Серая улица. Пустые безликие трущобы, истекающие моей моросью. Красное

лишь на щечках детей. Свет, меркнущий во все еще смеющихся глазах...