Классический натурализм в психологии

Во второй половине XIX века успехи естествознания и неудовлетворенность психологов ограниченными возможностями прежней, традиционно интроспективной методологии познания психических явлений привели к попыткам разработать новые, объективные способы исследования в этой области. К концу XIX в. поиски в этом направлении привели к утверждению прежде всего экспериментальных методов в психологии. Предметом новой психологии, ориентировавшейся на образцы построения естественных наук, стало поведение, фиксируемое во внешних реакциях организма на стимулы окружающей среды. Стремление к математической точности, строгости описания реального поведения, доступного эмпирическому наблюдению и количественным измерениям, приводило психологов к такому ограничению своего предмета, которое выводило за рамки научного исследования все те неосязаемые аспекты психической реальности, которые не поддавались изучению с помощью естественнонаучной методологии. Первичным результатом движения психологии по пути методологического обоснования такого видения своего предмета стал бихевиоризм.

Для основателя бихевиоризма Джона Уотсона психология представлялась “чисто объективной отраслью естественной науки”[cxliii]. Целью этой дисциплины выступало предсказание поведения, контроль и управление им. При этом бихевиоризм не признавал демаркационной линии между человеком и животными. Изучение поведения человека рассматривалось как часть общей схемы психологического исследования. Уотсон полагал, что во имя регулирования и управления эволюцией в будущем необходимо определить законы поведения разных видов живых организмов. Посвятив многие годы экспериментам над животными, он счел возможным в итоге утверждать, что человека и животных необходимо помещать по возможности в одинаковые экспериментальные условия и при этом допустимо применять одинаковые методы[cxliv]. Отказ от изучения сознания и его состояний в качестве объекта исследования, по мнению основателя бихевиоризма, уничтожает барьеры между психологией и другими науками, ибо данные психологии представляется возможным в таком случае сводить к объяснению в физико-химических терминах.

Критикуя традиционную интроспективную психологию (психологию сознания), Уотсон утверждал, что данные интроспекции не представляют научной ценности, так как зависят от степени подготовленности исследователей в области интерпретации этих данных в терминах сознания. Поэтому ошибочно считать объектом научной психологии явления сознания, требующие для своего постижения интроспективного метода, ибо эти явления не поддаются объективному экспериментальному исследованию. Интроспективная психология, по мнению Уотсона, опиравшегося в своих воззрениях на идеи позитивизма и прагматизма, запуталась в спекулятивных вопросах. Однако “вековые пережитки философских спекуляций так же мало тревожат исследователя поведения, как мало тревожат физика”[cxlv].

Уотсону казалось, что “пришло время, когда психологи должны отбросить всякие ссылки на сознание, когда больше не нужно вводить себя в заблуждение, думая, что психическое состояние можно сделать объектом наблюдения”[cxlvi]. Трудность (а для бихевиоризма – и бесполезность) научного исследования неосязаемой и ненаблюдаемой психической реальности усугублялась в эпоху становления этого классического образца натуралистически ориентированной психологии разногласиями в толковании терминов, описывающих состояния сознания, что приводило к несоотносимости результатов и усугубляло субъективизм их интерпретаций. Вера Уотсона в возможность новой психологии подкреплялась убежденностью, что в науке о поведении никогда не будут использоваться термины “сознание”, “психическое состояние”, “ум”, “образ”, “устанавливаемое интроспективно” и др. Данные психологической науки можно, с его точки зрения, выражать в терминах “стимул” и “ответная реакция”, в терминах “образование навыка”, “интеграция навыков” и т.п. Отправной точкой исследования при этом должен выступать тот наблюдаемый факт, что организм как человека, так и животного приспосабливается к своему окружению посредством врожденного и приобретенного набора актов. При этом определенные стимулы вызывают определенные реакции, которые могут и должны предсказываться учеными. В этом и состоит, по мнению основателя бихевиоризма, основа возможности управления поведением как животных, так и человека.

Как известно, идеи позитивизма и прагматизма, обусловившие формирование натуралистической исследовательской программы бихевиористов, имели опору в социальных реалиях американского индустриального общества конца XIX – начала XX века. Именно этот общественно-исторический контекст обусловил стремление приблизить психологию к реальной жизни, заставить служить практическим целям. Прикладная ориентация бихевиоризма побудила Уотсона обещать, что если психология последует предлагаемому им плану разработки новой науки – науки о поведении, то “педагог, физик, юрист, бизнесмен смогут использовать наши данные в практических целях, как только мы будем способны экспериментально получить их”. Время требует начать разрабатывать психологию, делающую поведение, а не сознание объективным предметом исследования, ибо есть “достаточное количество проблем по управлению поведением, чтобы мы занимались только ими и совсем не думали о сознании самом по себе”. Укрепление позиций позитивизма в философии, широкое распространение естественнонаучных знаний, осознание психологами общественной потребности в надежных, объективно проверяемых и обладающих предсказательной силой данных научного исследования, вера в познаваемость человеческого поведения как простого объекта природы, убежденность в его предсказуемости и в необходимости управлять им – все это послужило той питательной средой, на которой возникла и получила широкое развитие психология бихевиоризма.

Становление экспериментальной психологии в ее бихевиористском варианте означало ориентацию психологов на нормы и идеалы классического естествознания, для методологической рефлексии которого было характерно противопоставление субъекта объекту, стремление “очистить” процесс познания от всего субъективного, вера в возможность ценностно нейтральной науки и в безграничные возможности человеческого разума, приоритет точных математических методов, жестких причинно-следственных объяснений и однозначных предсказаний закономерно возникающих природных явлений.

Выбор естественнонаучной методологии в качестве образца исследовательской деятельности свидетельствовал об исключительной значимости натуралистической исследовательской программы для психологов-бихевиористов. И хотя детерминистический способ объяснения претерпевал в психологии конца XIX – начала XX века ряд существенных изменений, эволюционируя от физического к биологическому, биопсихологическому и, наконец, к собственно психологическому детерминизму[cxlvii], психология бихевиоризма оставалась на протяжении этого времени на “твердой” почве натурализма. Однако история дальнейшего развития психологии в XX в. является яркой иллюстрацией внутренней динамики натуралистической исследовательской программы, ее эволюции в направлении все большей гуманитаризации и гуманизации. Этот путь просматривается и в изменениях исходных установок бихевиоризма в отношении понимания предмета своего исследования, и в переменах, начавшихся в гештальт-психологии с того времени, когда она вышла за рамки академической дисциплины и стала превращаться в одно из теоретических оснований эффективного психотерапевтического направления, и в истории психоанализа, который в концепциях учеников З.Фрейда во многом преодолел изначальные способы объяснения человеческих мотивов с помощью биологических детерминант.