Выход вовне

Так сложилось, что синологи, занимавшиеся вопросами контактов Поднебесной с другими странами, по большей своей части выстраивали концепции проходившего в разное время духовного воздействия на китайскую цивилизацию месопотамской, иранской и индийской культур. В некоторых случаях факт этого воздействия настолько очевиден, что его просто не стоит подвергать сомнению. Например, известно, что в позднее ханьское время в Китай из Индии начал проникать буддизм, оказавший колоссальное влияние на последующее развитие китайской мысли и ставший, по сути, третьей национальной религией, наряду с конфуцианством и даосизмом. В других случаях воздействия только угадываются на основании схожести идей тех или иных сопоставляемых учений. Сама гипотеза воздействия при этом выстраивается, исходя из мнения, что за пределами Китая эти идеи появились раньше.

Реконструкция арифмосемиотики, предпринятая в монографии, привела к смещению хронологических рамок в представлении о зарождении важнейших религиозно-философских идей китайской культуры. Это заставляет по-новому взглянуть на проблему духовных контактов древнего Китая со своими соседями. Решение этой проблемы в арифмосемиотическом срезе имеет концептуально-историческое значение, поскольку оно способствует выявлению двигательных сил интеллектуальной истории человечества, позволяющему внести новые штрихи в концепцию “осевого времени” К. Ясперса, т.е. поворотного исторического периода, когда зарождались основополагающие для всего мира религиозно-философские течения и идеи, определившие на многие века ход духовного развития общества.

В самом древнем Китае, как было выяснено выше, идеи, инициировавшие появление конфуцианства, даосизма и других учений, принадлежащих периоду “осевого времени”, выходят за хронологические рамки, определенные для него К. Ясперсом — с 800 до 200 г. до н.э. (см.: Ясперс 1994: 32). Кроме того, было показано, что “предосевая” арифмосемиотика превосходит во многих отношениях свою “осевую” производную, возникшую на ее осколках в не всегда успешных попытках китайцев что-то из них собрать. При всех положительных моментах “осевого времени” указанная ущербность новообразованной в этот период арифмосемиотики бросает тень и на другие аспекты всей проходившей тогда интеллектуальной деятельности, ставшей парадигмальной для последующей истории традиционного Китая.

Вполне понятно, что взгляд на интеллектуальные преобразования в цивилизациях, вовлеченных в орбиту “осевого времени”, будет неполным, если не учитывать их взаимовлияния. Ведь любое установление духовных контактов различных культур самым прямым образом связано с существенной стороной концепции “осевого времени”, которая, согласно К. Ясперсу, заключается во взаимопонимании, в создании каналов общечеловеческой коммуникации, поскольку “способность видеть и понимать других помогает уяснить себе самого себя, преодолеть возможную узость каждой замкнутой в себе историчности, совершить прыжок вдаль” (Ясперс 1994: 49).

Правда, сам К. Ясперс настойчиво и категорично повторяет мысль о независимости феноменов возникновения в одно и то же время новых схожих форм религиозно-философского мировоззрения в “трех сферах” древнего мира — в Китае, Индии и в Европе с “ее поляризацией Востока и Запада”. При такой позиции остается только говорить о “тайне одновременности”, о том, что “в осевом времени с его поразительным богатством духовного созидания, определившем всю историю человечества до наших дней, таится загадочность, особенность, в силу которой в трех сферах независимо друг от друга происходит аналогичное, однотипное развитие” (Ясперс 1994: 33, 41, 43, 52).

Между тем, многие другие исследователи частично уже приоткрыли завесу этой тайны, приводя доказательства влияния зороастрийской мысли на древнееврейскую теологию и греческую натурфилософию (об этом см., например: Соловьев 1894: 782; Бойс 1988: 65, 95—96; Васильев 1988: 68; West 1971: 239—242). Для полноты картины остается только добавить, что, как было выяснено выше (см. гл. 2.10), сама эта зороастрийская мысль возникает из того комплекса представлений, который был транслирован в иранский мир из Китая. При этом не исключено, что этот же комплекс каким-то образом повлиял и на развитие древнеиндийского мировоззрения, главным образом, на систему санкхья, из которой впоследствии черпали некоторые идеи отдельные религиозно-философские учения Индии.

Несомненно, во всех указанных культурах были собственные глубокие традиции, которые, развиваясь своим естественным путем, сумели накопить огромный духовный опыт к периоду “осевого времени”. Однако феномен этого периода заключается в создании новых форм духовности, в процессе которого старые формы наполняются несколько иным содержанием или трансформируются до неузнаваемости. Кроме того, новая форма духовности содержит такие идеи, которые никак не выводятся из самой традиции, и только предположение о внешнем импульсе может объяснить их появление.

Напротив, в Китае можно проследить (пусть и опосредованно, через достаточно поздние документы) последовательное и логически связанное развитие арифмосемиотики, в главных своих формах начавшееся и закончившееся в западночжоуский период, т.е. до “осевого времени”. Как было показано на примере астрологии (см. гл. 2.6), зороастризма и санкхьи (см. гл. 2.10), из этих форм на Запад проникла достаточно малая часть. Она не содержала в себе тех арифмосемиотических знаковых комплексов (триграмм и гексаграмм), которые были необходимы для поддержания высокой организованности системы транслируемых идей. В этой части присутствовала эннеаграмма, но только в одном из своих выражений (которое выстраивается на “современном” порядке триграмм). Однако главное, что при этом было перенесено на Запад, — это новое понимание предназначения человека и осознание возможности влиять на свою судьбу посредством саморазвития, что вместе и составляет суть духовности “осевого времени”.

Трансляция арифмосемиотических идей из Китая должна была произойти на рубеже западночжоуского и восточночжоуского периодов. Передатчиками могли служить те самые цюань-жуны, которые разрушили Западное Чжоу. Китайцы называли жунами все инородные кочевые племена, находящиеся на западе от Поднебесной. Многие исследователи отмечают, что среди них были иранские народности, являющиеся выходцами из Центральной Азии. Отношения с жунами были достаточно напряженными и постоянно сопровождались войнами, но ими не исчерпывались. Часто с жунами пытались наладить отношения посредством династических браков, а со времени правления Му-вана (1001—946 гг. до н.э.) отдельные племена жунов находились в сфере административного контроля западночжоуских властей. При таких обстоятельствах им было не трудно познакомиться с арифмосемиотическими идеями, которые входили в систему государственного управления и ритуалов. Однако самым благоприятным мог быть период, когда жуны захватили западночжоускую столицу. Этому предшествовал дворцовый кризис, вызванный тем, что последний правитель Западного Чжоу Ю-ван захотел сделать своим наследником сына от наложницы Бао Сы и при этом изгнал законного наследника, матерью которого была его первая жена, происходившая из рода Шэнь. Оскорбленный правитель Шэнь вошел в сговор с двумя племенами жунов и устроил переворот, в результате которого Ю-ван был убит, а на трон был возведен законный наследник, ставший править в восточной столице, поскольку территории западночжоуского дома оказались на несколько лет под властью жунов, после чего были захвачены циньскими правителями Сян-гуном и Вэнь-гуном. Этих лет жунам могло хватить, чтобы непосредственно усвоить арифмосемиотические основы западночжоуского управления и ритуала, притом что некоторые чиновники оказались на стороне жунов и могли раскрыть перед ними все секреты. Со временем отдельные представления арифмосемиотики распространились через посреднические кочевые племена на запад до тех мест, где проживал Заратуштра и где они стали частью эзотерических знаний иранского жречества. Совершенная жрецом-еретиком Заратуштрой религиозная реформа, направленная на возвеличивание Ахура-Мазды, вывела на поверхность идеи новой доктрины, вызвав раскол среди самого жречества, связанные с этим религиозно-философские дискуссии и распространяющееся на соседние народы духовное брожение. Все это оказало поворотное влияние на историю человечества, которое и фиксируется в концепции “осевого времени”.