Раздел 21

Освальды стали моими соседями сверху 2 марта 1963 года. Вещи свои из того потрепанного кирпичного дома на Элсбет-стрит они переносили своими силами, по большей части во взятых из винного магазина картонных коробках. Вскоре начали регулярно крутиться катушки моего японского магнитофончика, но преимущественно я слушал их направленно, через наушники. Таким образом, разговоры, которые происходили наверху, звучали нормально, вместо того, чтобы замедленно плыть, хотя, впрочем, я мало что из них мог понять.

Через неделю после переезда Освальдов в новое гнездо я посетил один из ломбардов на Гринвил-авеню с намерением купить себе оружие. Первый же револьвер, который мне показал хозяин ломбарда, оказался Кольтом 38-го калибра той же самой модели, что я когда-то купил в Дерри.

— Это хорошая вещь для защиты от грабителей и воров, если полезут в дом, — сказал хозяин ломбарда. — Убойная дальность на расстоянии до двадцати ярдов.

— Пятнадцати, — уточнил я. — Я слышал, что до пятнадцати ярдов.

Хозяин ломбарда свел брови:

— Хорошо, пусть будет пятнадцать. Кто-то достаточно глупый, чтобы рискнуть...

« … лишить меня моих денег, подойдет намного ближе, именно так следует пудрить мозги».

…связаться с вами, окажется намного ближе, ну так что скажете?

Моим первым импульсом, только чтобы разрушить то ощущение перезвона, хотя и какого-то нестройного, знакомых обертонов, было сказать ему, что я хочу чего-то другого, возможно, 45-го калибра, но разрушение гармонии могло обернуться глупой затеей.

Кто мог об этом что-то знать? А что я з нал наверняка, так это то, что купленный в Дерри револьвер 38- го калибра свою работу выполнил.

— Сколько?

— Вам отдам за двенадцать.

Это было на два доллара дороже, чем я заплатил в Дерри, тем не менее, конечно же, это было четыре с половиной года назад. С поправкой на инфляцию двенадцать баксов казались вполне сносной ценой. Я сказал ему, чтобы прибавил сюда же коробку патронов, и мы на этом сошлись.

Когда продавец увидел, как я ложу револьвер и патроны в портфель, который я ради этого и принес с собой, он произнес:

— Почему бы вам не позволить приобрести себе кобуру, сынок? Произношение у вас, будто вы откуда-то не отсюда, и потому вы, вероятно, не знаете, что в Техасе оружие можно носить вполне легально, никакого разрешения не нужно, если на вас не висит какое-то тяжкое преступление. За вами зарегистрировано какое-нибудь тяжкое преступление?

— Нет, но я не ожидаю, чтобы на меня кто-то напал посреди белого дня.

Продавец сквасил губы в невеселой улыбке:

— На Гринвил-авеню никогда невозможно угадать, что может случиться в следующий миг. Вот, один отстрелил себе голову в полуторах кварталах отсюда несколько лет тому назад.

— В самом деле?

— Да-сэр, прямо перед баром «Роза пустыни». Из-за какой-то женщины, известное дело. Впрочем, это как всегда, не так ли?

— Наверняка, — согласился я. — Хотя иногда бывает и из-за политики.

— Не, не, под низом одежды всегда прячется женщина, сынок.

Я нашел свободное для парковки место в четырех кварталах западнее ломбарда, и, чтобы вернуться к своему новому (по крайней мере, для меня новому) автомобилю, должен был пройти мимо «Финансового обеспечения», где когда-то, осенью 1960 года, поставил на «Пиратов». Тот делец, который выплатил мне тогда двенадцать выигранных сотен, стоял перед заведением, вышел перекурить. На лбу у него был та самая зеленая кепка. Он мазнул по мне глазами, но без интереса или узнавания.

Это было после полудня в пятницу, и я уехал с Гринвил-авеню прямо в Килин, где в «Кендлвудских Бунгало» меня ждала Сэйди. По привычке той зимы, мы провели там ночь. На следующий день она на своей машине поехала назад в Джоди, а я присоединился там к ней уже на воскресной службе в церкви. После благословения, во время той части, когда все пожимали один другому руки, говоря «Пусть мир будет с вами», мысли у меня перекинулись — весьма неуместно — к револьверу, который лежал сейчас в багажнике моей машины.

Во время обеда Сэйди спросила:

— Долго еще? До того, как ты сделаешь то, что тебе нужно?

— Если все будет идти так, как я ожидаю, остается не больше месяца.

— А если не будет идти?

Расчесывая пальцами обеих рук себе волосы, я отошел к окну.

— Тогда я не знаю. Что-то еще хочешь спросить?

— Да, — сказала она спокойно. — У нас вишневый коблер на десерт. Тебе со сливками?

— И побольше, — произнес я. — Я люблю тебя, сердце мое.

— Вот и правильно, — кивнула она, привставая подать десерт. — Так как я была немного неуверенна.

Я стоял и смотрел в окно. По улице неспешно проехала машина — старенькая, но хорошая, как любят говорить диск-жокеи КЛИФа — и я вновь ощутил вибрацию обертонов. Но теперь я всегда ощущал эти колокольчики и иногда их перезвон не значил ничего. В голову пришел один из лозунгов, принесенных Кристи с АА «ХАНА», что расшифровывалось как «Хреновый Анализ Нивелирует Аутентичность».

Впрочем, на этот раз включился ряд ассоциаций. Автомобиль бело-красный «Плимут-Фьюри», как тот, который я его когда-то видел на стоянке фабрики Ворумбо, неподалеку от кроличьей норы, которая ведет в 1958 год. Я вспомнил, как дотронулся до его багажника, чтобы убедиться, что он реальный. Этот имел не мэнский, а арканзасский номер, тем не менее... почувствовал перезвон. Вибрацию обертонов. Время от времени мне казалось, что, если узнать, что этот перезвон означает, я пойму все. Херня, кажется, но тем не менее.

«Желтая Карточка все знал и понимал, — подумалось мне, — и именно это его убило».

Моя самая новая вибрация показала сигнал поворота по левую сторону, завернула возле знака «СТОП» и исчезла в направлении Главной улицы.

— Эй, десерт ждет, — сказала Сэйди позади меня, и я вздрогнул.

В лексиконе АА «ХАНА» означает также и кое-что другое: «Хворь Аутопсихоза Нахер Атас».

Вернувшись в тот же вечер на Нили-стрит, я одел наушники и прослушал последнюю запись. Ожидал все тот же русский язык, тем не менее на этот раз услышал также и английский язык. И плеск воды.

Марина: (Говорит по-русски.)

Ли: «Не могу я, маманя, я в ванне с Джуни!»

(Вновь плеск и смех - Ли с дочуркой хохочут вместе.)

Ли: «Маманя, мы набрызгали воды на пол! Джуни плещется! Невоспитанная девочка!»

Марина: «Вытрешь сам! Я занята! Занята я!» (Но самая также смеется.)

Ли: «Я не могу, надо ребенка…» (Дальше по-русски.)

Марина: (Говорит по-русски, упрекая и хохоча одновременно.)

(Еще плеск. Марина напевает какую-то популярную песенку из эфирного репертуара радио КЛИФ. Звучит нежно.)

Ли: «Маманя, принеси нам наши игрушки!»

Марина: «Да-да, вы без них там просто не можете».

(Плеск громче. Наверное, теперь полностью открыта дверь ванной.)

Марина: (Говорит по-русски.)

Ли (Деланным голосом маленького мальчика): «Маманя, ты забыла наш резиновый мячик».

(Плеск - ребенок визжит от восторга.)

Марина: «Вот, все игрушки для приинца и прииинцессы».