История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 70 54 страница

Все блага должны распределяться справедливо, на основе уравнивающей либо распределяющей справедливости. Эти блага должны распределяться в обстановке единодушия, координации и в определенных случаях также при содействии власти. Таким властным и результативным инструментом может быть только позитивное право, но право, соответствующее справедли-

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 704

вости. Авторитет позитивного права, по одному из основополагающих разъяснений Финниса, зависит от его справедливости или, по крайней мере, от его способности обеспечить справедливость.

Поскольку цель властного упорядочивания общественных отношений заключена в реализации общественного блага, то несправедливое право утрачивает юридическую силу, поскольку оно в этом случае несправедливо по причине своей извращенности либо своего несовершенства.

Гарантией против извращенности права является строгое соблюдение определенных формальных требований: закон не должен иметь обратной силы, он должен быть официально одобренным, ясным в своих требованиях, исполняемым процедурно и относительно стабильным. Декреты и приказы должны иметь ранг подзаконных актов и соответствовать требованиям закона; применение норм права должно совершаться только при надлежащем соблюдении законных процедур.

§ 9. Интегративная юриспруденция

Рост и дифференциация современного научного знания в его позитивистском варианте, по сути дела, не имеет пределов, и поэтому каждая научная отрасль стремится противопоставить этой тенденции свое устремление к объединению, синтезированию и новому упорядочению разрозненных по тем или иным причинам фрагментов знаний. Каждая крупная отрасль современного права испытывает и дробление и синтезирование предмета регулирования и точно такая же ситуация наблюдается в современных отраслях правоведения общего назначения– юснатурализме, юридическом позитивизме и социологической юриспруденции.

Продолжающаяся идейная конфронтация и новые размежевания между позитивистским юридическим анализом и естественно-правовым анализом сопровождается сегодня, как и в прошлые исторические эпохи, некоторыми взаимными уступками и нередкими попытками в той или иной форме сблизить несходные методологические позиции и установки. Подобные попытки были предприняты и в рамках синтезирующего (интегративного) правоведения (Виноградов, Ященко, Холл).

На рубеже XIX–XX вв. социологическая философско-нравственная критика позитивистского догматического правоведения нашла разрешение на абстрактном, чисто теоретическом уровне в стремлении выработать синтетическую теорию права

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 705

(А. С. Ященко, П. Г. Виноградов и др.). Еще в работах Чичерина было показано, что история, догма и политика права суть три одинаково необходимые направления в правоведении и государствоведении. Новое подтверждение этому было сделано в фундаментальном труде А. С. Ященко «Теория федерализма. Опыт синтетической теории государства» (Юрьев, 1912), где наряду с оригинальной трактовкой конфедеративных и федеративных политических союзов с их полиархическим и дуалистическим началами проведена мысль о том, что синтетическая природа юридических (и политических) явлений особенно ярко выступает именно в федеральных политических организациях. Давние споры о том, кого считать суверенной властью в федерации– центральную власть или федерировавшиеся штаты,– выглядят не вполне корректно, поскольку суверенитет следует считать атрибутом совместной властной деятельности федерации и штатов, той деятельности, которая предстает в виде некой «синтетической неразрывности». Существо федерализма Ященко усматривал в некотором «равновесии федеральной и местной властей, при котором федерированные части сохраняют особое, своеобразное самостоятельное участие в правительственной организации общефедерального суверенитета».

Право как социальное явление и как часть социального опыта представляет столь важный элемент социального бытия, писал П. Г. Виноградов (1854–1925), что в этом своем качестве оно выполняет не менее важные социальные функции, чем, скажем, устройство государства или способ разделения власти в государстве. Свой подход к изучению права он называл синтетическим, противопоставляя его и обособляя от аналитического метода Дж. Остина и его последователей. Опасности аналитического метода связаны с тем, что абстрактные понятия и термины часто воспринимаются юристами-аналитиками таким образом, как будто вопрос об этих терминах и их формальных классификациях составляет существо всей юриспруденции. В конечном итоге создается особый «мир понятий», в котором происходят постоянные обновления, критика, защита и разрушение абстрактных конструкций. В свое время Р. Иеринг высмеял эти «понятийные райские кущи». Ранние позитивисты в лице Конта и Спенсера прокламировали приход социологической науки, которой предстоит завершить круг естественных наук и увенчать собой усилия человеческого познания. Современные же мыслители, по мнению Виноградова, не столь оптимистичны и выставляют множество оговорок и ограничений.

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 706

«Мы хорошо знаем,– писал Виноградов,– в какой степени наше поведение и характер подвержены иррациональным порывам, нашим пристрастиям и предубеждениям, нашим привычкам и институтам, неосознанным и подсознательным элементам нашей натуры. В качестве индивидов мы склонны к тому, чтобы обратиться за пояснением к биологам и психологам. Противоположность биологии и психологии в изучении социальной жизни образуют политика и синтетическая юриспруденция» (Обычай и право. Осло, 1925). Правила поведения в обществе являются результатом поведения самого общества, и нет необходимости чрезмерно завышать социальное воздействие понятийных и логических конструкций. «Ни жизнь семьи, ни жизнь профессиональной гильдии, а равным образом – церкви, нации, государства не зависит всецело или главным образом от совершенства их логико-понятийных отображений».

По замыслу американского философа права Джерома Холла, автора термина «интегративная юриспруденция», естественно-правовая традиция может быть обновлена сегодня за счет ее сочетания с аксиологическим (ценностным) подходом в праве. Ценности должны при этом рассматриваться как непременный атрибут правовой нормы, а нормы должны восприниматься как «защищенные ценностные суждения».

Традиционная естественно-правовая теория мало интересовалась разработкой основных юридических понятий, которые на самом деле должны составлять исходную базу всякой юридической теории. Этот раздел наилучшим образом разработан, по мнению Холла, в кельзеновском нормативизме. С учетом новой роли ценностного начала в правоведении интегративную юриспруденцию можно назвать также правовой аксиологией. Ценности в праве– это то, что в норме права, подобно наставнику, «формирует психические состояния и внешнее поведение». Исключительно плодотворными в этом плане являются, по его оценке, определения права как этической в своем существе категории, данные в свое время Платоном и Аристотелем (Исследования по юриспруденции и криминальной теории. НьюЙорк, 1958).

В литературе последних лет появились констатации того, что западная традиция «закона и порядка» переживает в настоящее время кризис, вызванный, с одной стороны, тем обстоятельством, что глобальной проблемой становится сегодня не проблема отдельного региона, как это было до самого недавнего времени, а весь мир, и потому Запад становится всего лишь его составной

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 707

частью. Другую сторону этой кризисной для Запада ситуации составляет кризис западной традиции правосознания (традиции законности и порядка в западном смысле).

Сегодня сложилась такая ситуация, когда право во все большей степени воспринимается с позиций политического или нравственного прагматизма. В этой обстановке особая роль в деле обновления и интеграции выпадает на долю исторического правоведения.

§ 10. Теории элит, бюрократии и технократии

Во второй половине XIX в. в связи с дальнейшей централизацией и бюрократизацией политической жизни наступил период критической переоценки опыта представительного правления и либерально-демократических ценностей. Это нашло свое отражение в теории элит Вильфредо Парето (1848–1923) и в концепции политического класса Гаэтано Моска (1858–1941). В начале XX в. элитарный подход к изучению политики был дополнен изучением влияния так называемых заинтересованных групп (А. Бентли) и новым взглядом на упорядочивающую роль бюрократии в деле осуществления власти в обществе и государстве (М. Вебер). Особую разновидность социально-группового анализа политики составили концепции технократии и технодемократии (Д. Белл, М. Дюверже и др.)

Первым наброском теории политического класса стала работа 26-летнего итальянского правоведа Г. Моски «Теория правления и парламентское правление» (1884). Более развернутый вариант обоснования этой концепции был представлен затем в его работе «Основы политической науки» (2 тома, 1886,1923). Теория элиты была впервые обстоятельно изложена В. Парето в его «Трактате общей социологии» (1916), в котором социологическая тематика сочеталась с исторической, политико-идеологической и социально-философской. Парето был по образованию инженером, но впоследствии глубоко и основательно заинтересовался политэкономией и социологией.

Оба итальянских мыслителя исходили из весьма близкой идеи о наличии в сфере управляющей деятельности каждого общества двух значительно обособленных групп– правящих и управляемых. Самое большое новшество, предложенное ими при обсуждении этого вопроса, состояло в утверждении, что в обществе всегда правит «ничтожное меньшинство» в виде «политического класса» (Г. Моска) или «правящей элиты» (В. Парето).

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 708

Согласно разъяснениям Моски, «во всех человеческих обществах, достигших известного уровня развития и культуры, политическое руководство в самом широком смысле слова, включающее административное, военное, религиозное и моральное руководство, осуществляется постоянно особым, т.е. организованным, меньшинством». Это меньшинство Моска, по всей видимости не без влияния Маркса, именовал также господствующим классом, руководящим классом, правящим классом.

Парето в своем обосновании концепции правящей элиты исходил из предположения, что каждое общество можно разделить на две страты, или слоя,– высшую страту, в которой обычно находятся правящие, и низшую страту, где находятся управляемые. Он усложняет привычную дихотомию классов (господствующий и подчиненный) и выделяет в высшем слое (элите) две подгруппы– правящую и неправящую элиты, а в низшей страте такое разделение считает неоправданным. Таким образом, фундаментальное различие у Парето выглядит как различие между элитой и массой.

Элита в широком смысле весьма сходна по значению с аристократией (власть лучших) или, в более современной формулировке, с меритократией (власть достойных). Такое понимание исходит из того представления, что узкий слой лучших из лучших всегда обнаруживает себя в каждой обособленной общественной деятельности или в иерархии профессионального престижа. Если мы станем присваивать тому, кто превосходнейшим образом делает свое дело, индекс 10, а самому нерадивому 1 и поставим ноль полному неумельцу, то подобное разделение получит свою логику и оправдание. Область индексируемой деятельности может быть связана не только с политикой или бизнесом, но также с просвещением, поэтическим ремеслом и т.д. Ловкому жулику, который обманул многих и еще не попал под карающий меч правосудия, тоже следует поставить индекс 8, 9 или 10. Легче всего ставить индексы шахматистам, основываясь на количестве побед и поражений. Однако в делах управления к правящей элите должны быть отнесены те, кто прямо или косвенно заметно влияет на правительственную политику. Остальные образуют неправящую элиту. Понятное дело, что известный шахматист или писатель–властитель дум также входят в элиту.

Очень важное место в социологе-политической концепции Парето занимает толкование логического и нелогического поступка (поведения в широком смысле). По мнению Р. Арона, в

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 709

уяснении этой проблемы сильно помогут наблюдения за поведением таких распространенных и типичных участников деловой современной жизни, как инженер и спекулянт. Инженер, если он не ошибается, ведет себя логично. Экономист и юрист, если не сильно завышают роль своих познаний, способны понять определенные формы поведения людей. И только социология имеет дело с людьми, которые обычно не ведут себя ни как деловитые инженеры, ни как осторожные спекулянты. Человек по природе своей существо хотя и рассудительное, но в своем практическом поведении нередко безрассудное. Наблюдая эа его поведением, социолог должен выявить и учесть особую роль чувств и аффектов (страстей) в этом поведении. Эта роль так велика и так постоянна в своем воздействии на поведение, что умственные построения выглядят удивительно переменчивыми, тогда как чувства относительно постоянными. Вот за эту постоянность все чувства и аффекты Парето отнес к особой категории компонентов в человеческом поведении и назвал их термином «резидуа» (буквально «остатки», т.е. то, что остается, выпадает в осадок). В отличие от чувств и аффектов умственные построения, т.е. аргументы и системы оправдания, а также идеологии, с помощью которых люди обычно маскируют свои страсти и тем самым придают своим поступкам или высказываниям вид обдуманных поступков, Парето именует «дериватами» («производные»).

Все общества отличаются между собою во многом вследствие различий, коренящихся в природе своих элит. Это связано также с тем, что ценности мира сего распределяются неравномерно, а вместе с ними столь же неравномерно распределены престиж, власть или почести, связанные с политическим соперничеством. В результате меньшинство управляет большинством, прибегая к двум разновидностям приемов и средств– силы и хитрости. С учетом такого толкования политические элиты подразделяются на два семейства, названия которых восходят к Макиавелли. Предпочитающие насилие именуются элитой львов, другие, тяготеющие к изворотливости,– элитой лис. Самым важным событием в истории Парето считает жизнь и смерть правящего меньшинства. «История,– согласно его крылатой формуле,– кладбище аристократий» (Трактат общей социологии). Отсюда и другая его формула– «История обществ есть большей частью история преемственности аристократий».

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 710

Правление элит из семейства львов– это правление радикальных меньшинств в условиях сильно бюрократизированной деятельности. Западноевропейские общества управляются, согласно Парето, плутократическими элитами («семейство лис»). «Проблема организации общества должна решаться не декларациями вокруг более или менее смутного идеала справедливости, – утверждал Парето,– а только научными исследованиями, задача которых найти способ соотнесения средств с целью, а для каждого человека– соотношения усилий и страданий с наслаждением, так чтобы минимум страданий и усилий обеспечивал как можно большему числу людей максимум благосостояния».

Вклад Моски и Парето в современную политическую теорию связан главным образом с определением структуры власти и сосредоточением внимания на групповом характере реализации власти в любой ее форме. Следующим этапом разработки подобной методологии стала концепция «железного закона олигархии» Роберта Михельса (1876–1936), возникшая, как и элитарная теория, в полемике с марксизмом. По собственному обобщению Михельса, «формула необходимости смены одного господствующего слоя другим и производный от нее закон олигархии как необходимой формы существования коллективной жизни ни в коем случае не отбрасывает и не заменяет материалистическое понимание истории, но лишь дополняет его. Не существует никакого противоречия между учением, согласно которому история– это процесс непрерывной классовой борьбы, и тем учением, по которому классовая борьба приводит к созданию новой олигархии».

Сама олигархия объяснялась Михельсом порождением потребностей психологии масс и психологии организации, а также отчасти особенностями самих организаций, которые подвержены особым «законам структур организаций». Эта концепция, воспроизводившая на материале организаций политических партий паретовский принцип правления меньшинства, была изложена в работе «Социология партийных организаций в современной демократии» (Вена, 1911). Одной из самых шокирующих констатации автора стало наблюдение о несовместимости начал современных бюрократических организаций и демократии: «Кто говорит об организации, говорит о тенденции к олигархии. По мере развития организации демократия приходит в упадок». В условиях сложного взаимодействия технических свойств политической организации с психическими свой-

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 711

ствами организованых масс и их политических лидеров происходит постепенный переход от «спонтанного лидерства» к «олигархическому руководству» через стадии «профессионализированного» и «стабилизированного» лидерства. Основное применение эта концепция нашла при объяснении причин упадка демократии и «создания нового политическогоо мышления» в духе теории фашизма, а также в современной социологии лидерства, партийных организаций и бюрократии.

К элитаристскому и олигархическому истолкованию современных политических институтов и процессов примыкает еще одна концепция природы политики и политической власти, которая чаще всего именуется групповым подходом к изучению политики, а также теорией «групп давления», «заинтересованных групп» и т.д., которые в известной мере расширяют и дополняют институциональные рамки «классового подхода» и «элитарного подхода».

Родоначальником теории «заинтересованных групп» стал Артур Бентли (1870–1957), автор работы «Процесс осуществления правительственной власти: изучение общественных давлений» (1908). Главным тезисом здесь стало утверждение о том, что деятельность людей всегда предопределена их интересами и направлена, по сути дела, на обеспечение этих интересов.

Эта деятельность осуществляется обычно посредством групп, в которые люди объединены на основе общности интересов. Индивидуальные убеждения, отдельные идеи и идеология в целом, личностные характеристки индивидуального поведения имеют определяющее значение лишь в контексте деятельности группы и учитываются в той мере, в какой они помогают определению «образцов» (моделей) группового поведения. Поскольку группы не существуют без объединяющих их интересов, то интерес (деятельность) и группа являются для Бентли весьма близкими понятиями. Характерно, что интерес группы, который необходим в деле ее фиксации и идентификации, выявляется наблюдателем и исследователем не столько на основе ее устной риторики, программных и иных заявлений о своих целях, сколько по итогам фактически наблюдаемой деятельности и поведения членов данной группы.

Деятельность заинтересованных групп в их отношениях друг с другом и в их воздействии на государственное управление Бентли воспринимает и изображает как динамический процесс, в ходе которого и осуществляется так называемое давление олицетворяемых данными группами интересов и сил на прави-

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 712

тельственную власть с целью заставить ее подчиниться ее воле и влиянию. В этом воздействии доминирует обычно сильная группа или совокупность групп. Они же подчиняют своему влиянию и заставляют повиноваться более слабые группы, а сама государственная власть и управление включают в себя адаптацию и урегулирование конфликтов групп и групповых интересов и достижение известного равновесия между соперничающими группами.

Таким образом, все феномены государственного управления можно представить как феномены (и результаты) воздействия «групп, давящих друг на друга, формирующих друг друга и выделяющих новые группы и групповые представления (органы или агентства правительственной власти) для посредничества в обеспечении общественного согласия». Различия в политических режимах отныне можно стало представить и как различия в типах групповой деятельности или в технике группового давления. Деспотизм и демократия– всего лишь различные способы представительства интересов. Новую конфигурацию получила характеристика реального функционирования системы «разделенных властей».

Бентли не отрицал достоинств Марксова анализа роли классов в политике, но относил классы к группам со «множественными интересами», склонным к стабильному существованию и не имеющим в силу этого большого значения при динамическом восприятии и анализе политической властной деятельности, восприятии политики в динамике. Концепция «группового подхода» к политике стала важной методологической ориентацией в политической социологии и политической науке всего XX в., особенно в ее бихевиористской (поведенческой) школе политики (Г. Лассвел, Д. Трумэн, Г. Алмонд и др.).

В ряду новейших модификаций классических моделей и теоретических конструкций политической власти особое место занимает типология власти Макса Вебера (1864–1920). Вслед за Моской и Парето он усматривал главную особенность функционирования парламентской демократии в способах отбора политических лидеров и контроля над технически ориентированной административной бюрократией. Опираясь на опыт изучения всеобщей истории права, государства и власти, Вебер выдвинул концепцию идеальных типов власти, которые можно обнаружить у разных народов в ходе истории.

Исторически первой является власть патриархальная (власть главы рода, племени, ранних государственных образований).

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 713

Следующую разновидность образует власть харизматическая – она связана с наделением правителя сверхъестественными качествами и властными возможностями, что особенно типично для случаев обожествления правителя, создания его «культа личности». Самой современной и самой перспективной является рационально-легитимная власть. Основным и главным элементом этой власти, ее несущей конструкцией является профессиональная бюрократия.

Бюрократия (буквально «власть конторских служащих») ассоциировалась у Вебера с типом господства, основанного не на традиционном почитании, а на строгих и рациональных правилах легалистского (законом регулируемого и контролируемого) характера и назначения. Это господство включает следующие моменты и характеристики:

1. Существование обособленных служб и компетенции, строго определенных в законах и правилах в целях удобства для принятия решений и контроля;

2. Защита статуса и компетенции служащих (несменяемость судей, гарантированное продвижение по службе и пенсия за выслугу лет у чиновников и т.д.);

3. Четкая иерархизация в выполнении распорядительных управленческих функций и функций исполнительских;

4. Подбор кадров на конкурсной основе;

5. Полное обособление выполняемой служебной функции от личностных свойств и характеристик, поскольку служащий не может быть собственником своей должности или средств управления. И хотя перечисленные черты более всего характеризуют современный этап бюрократизации управления, сам феномен бюрократии имеет корни в далекой древности (достаточно вспомнить китайский опыт конкурсно-экзаменационного отбора чиновников на должности в государстве). Говоря о роли бюрократии в будущем, Вебер, в частности, прогнозировал, что неотвратимой перспективой всех современных демократий является тотальная бюрократизация общественной и государственной жизнедеятельности. Именно в силу такой перспективы на смену капитализму, согласно Веберу, придет не социализм, а бюрократизированное в целях рационального управления общество. Эта мысль была подхвачена и развита современными теоретиками менеджериальной революции и постиндустриального общества.

В основе технократических концепций властвования (от греч.«техне» и «кратос»– власть ремесла, умения, мастерства) лежит очень давняя идея особой роли людей знания в делах властвования и управления.

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 714

Формирование современных концепций технократического руководства восходит к Ф. Бэкону, Кондорсе и Сен-Симону, которых вместе с некоторыми просветителями Века разума можно отнести к раннетехнократическим утопическим мыслителям, пропагандистам особой роли научного знания. Приемы технократического руководства обществом весьма выразительно запечатлены в «Новой Атлантиде» Ф. Бэкона, где с большой симпатией повествуется о высокоавторитетном сословии ученых, которые совмещают свои научные занятия с участием в управлении островным государством.

Следующий подъем технократических умонастроений и ожиданий был связан с творчеством А. Сен-Симона. В «Письмах женевского обитателя к современникам» Сен-Симон заявил, что современная наука полезна именно тем, что она дает возможность предсказывать, и потому ученые стоят выше всех других людей и профессий. Вместе с промышленниками они составляют настоящий цвет общества, и если их лишиться, то нация в одно мгновение превратится в тело без души. Более всего полезны представители технических знаний– химики, физики, математики. Полезны и юристы, но их влияние составляет, по его оценке, всего 1/8 политического влияния в обществе.

Особые ожидания Сен-Симона были связаны с социальной функцией позитивных знаний и позитивных наук в отличие от метафизических, «гадательных» наук. «Когда политика возвысится до ранга опытных наук, что сейчас уже не может быть очень замедлено, тогда станет точным и определенным характер способностей, требующихся для занятий ею; занятие политикой тогда будет исключительно поручено специальному классу ученых, который заставит умолкнуть болтунов»

В 20–30-х гг. текущего столетия в США в обстановке глубокой экономической депрессии приобрело известность движение технической интеллигенции, впервые назвавшее себя технократами. Наука, инженерное мышление и наличная технология, говорили технократы, располагают всем неообходимым для осуществления вековой «американской мечты» об изобилии и процветании. Однако человеческий труд и машинная техника используются в рамках устарелого экономического устройства, что, собственно, и привело к депрессии. Лидер движения Г. Скотт, незадолго до этого малоизвестный инженерэнергетик, выступил с предложением создать крупную профессиональную организацию, которая объединила бы усилия уче-

История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 715

ных, педагогов, архитекторов, экспертов по санитарии, лесоводов, бухгалтеров и, наконец, инженеров с задачей рационализировать существующее промышленное производство.

Движение технократов просуществовало недолго «Новый курс» Рузвельта с его программой централизованного дирижирования экономикой и внушительным набором антикризисных мероприятий быстро выдул ветер из парусов технократии.

Новый вариант технократических идей был выдвинут американским социологом Дж. Бернхемом в 1941 г. в книге «Революция менеджеров» Он заявил в ней, что технократия в лице управляющих (менеджеров, организаторов) стала социальной и политической реальностью в ряде крупнейших современных государств, таких как США, Германия и СССР. Таким образом, считал он, намечена тенденция к замене капитализма и социализма «обществом управляющих», в котором государственные функции станут функциями специально изобретенного менеджерами политического механизма.

Менеджеры (управляющие)– это главные контролеры средств производства, и в этой своей роли они одновременно выступают и как новые собственники этих средств производства. Критики восприняли слабо аргументированное возвеличение роли менеджеров в обществе как подстановку желаемого вместо существующего (П. Друкер), а радикалы в лице Р. Миллса увидели в концепции Бернхэма оживление платоновской утопии правления меньшинства, распространенной на все человечество. Однако эта концепция обрела второе дыхание в 50– 60-х гг. в некоторых вариантах теории наступления постиндустриального общества», а также в элитарных истолкованиях природы политики, современной демократии и государственного управления. В этой обстановке широкое хождение получила метафора Р. Паунда «социальная инженерия».