В. М. Алпатов 20 страница

В. М. Алпатов

лингвистики не выделяется и оказывается излишней. И. И. Мещанинов указывал, что не всякое сочетание слов относится к синтаксису, а в слове помимо лексического может быть и синтаксическое содержание: не обра­зующие предложение сочетания слов типа синяя материя — единицы лексики, а глагольная форма вроде Идет по семантике — законченное предложение. Между лексикой и синтаксисом нет непроходимый грани: «Языковой строй в различных языках не однообразен, к тому же он в историческом ходе развития меняется, в результате чего получается каче­ственная перестройка его типологических показателей. То, что было лек­семою, может при измененном строе речи стать синтаксемою и т. д.».

В центре внимания типологических построений И. И. Мещанино­ва — синтаксические конструкции, прежде всего способы обозначения субъекта и предиката. Ученый не придавал особо большого значения различиям между флективными, агглютинативными и изолирующими языками: во всех этих языках предложения состоят из слов, а различия строя сводятся в основном к технике оформления синтаксических от­ношений, не затрагивая семантику. Значительно более существенным он считал среди традиционных разграничений выделение инкорпори­рующих языков, поскольку здесь принципиально иное соотношение ос­новных единиц речи: инкорпоративный комплекс — одновременно сло­во и предложение, он не может быть отнесен к какой-либо части речи. И. И. Мещанинов был против отождествления инкорпорирущих язы­ков с самой примитивной стадией языкового развития, однако у него все же инкорпорация рассматривается как явление стадиально более раннее, чем предложение, состоящее из слов; согласно И. И. Мещанино­ву, в ходе исторического развития инкорпоративные комплексы распа­даются на слова, обратного же процесса не происходит. В то же время отмечается, что ни один из известных языков не может считаться сто­процентно инкорпорирующим: везде кроме слов-предложений встре­чаются и обычные слова с признаками частей речи. Выделяются после­довательно инкорпорирующие языки, где возможны комплексы, охватывающие все предложение (чукотский), и частично инкорпорирую­щие языки, где предложение как минимум двучленно, состоя из подле­жащего и сказуемого, каждое из которых может быть инкорпоратив-ным комплексом (нивхский). В языках последнего типа части речи почти не отличаются от членов предложения.

Если же предложение в том или ином языке состоит из слов, то его строй, включающий в себя и форму, и значение, тоже может быть различ­ным. И. И. Мещанинов выделил три основных строя такого типа: посес­сивный (притяжательный), эргативный и номинативный (и еще два более редких строя, на которых мы останавливаться не будем).

При посессивном строе (отмеченном в алеутском языке, индейском языке немепу и «пережиточно» в абхазском) одинаковым образом обо­значаются предикативное отношение (между субъектом и предикатом) и притяжательное отношение (между обладателем и обладаемым), части речи

Советское языкознание 20 — 50-х годов

мало дифференцированы, глагольные формы образуются от именных ос­нов. При эргативном строе, ранее выделенном А. Дирром и рассмотрен­ном И. И. Мещаниновым прежде всего на кавказском материале, по-разному строятся переходные и непереходные предложения: субъект непереходного предложения оформляется так же, как объект переходного, а субъект переходного иначе (например, другим падежом). Наконец, при номинативном строе, свойственном, в частности, индоевропейским язы­кам Европы, имеется привычная для нас структура, где субъект обозначен подлежащим, предикат — сказуемым, а объект — дополнением.

Для развития синтаксической типологии важна была сама идея о многообразии синтаксического строя языков и неуниверсальности но­минативного строя. Важным было и противопоставление номинатив­ного и эргативного строя, сохранившееся в отечественной и мировой лингвистике до настоящего времени (идеи об особом посессивном строе были оставлены довольно скоро). Существенным был и отказ от свой­ственных типологам XIX в. представлений о жесткой принадлежности каждого языка к определенному типу: И. И. Мещанинов подчеркивал, что в конкретных языках могут существовать разные конструкции и не всегда ясно, какой строй преобладает.

Однако И. И. Мещанинов в данной книге пытался распределить выделенные им конструкции по стадиям. С его точки зрения, наиболее архаичны после инкорпоративных комплексов посессивные конструкции, поскольку в последних «фраза тождественна или близка именной фор­ме». Эргативная конструкция стадиально выше, поскольку в ней уже есть глагольная форма, но с точки зрения индоевропейской речи она «представляет по сравнению с нею несомненный стадиальный архаизм», так как «в эргативном построении получался разрыв между смысло­вым значением фразы и ее выражением в предложении... Глагол ука­зывает на действующее лицо, тогда как само действующее лицо сохра­нило форму косвенного падежа». Стадиальный компонент концепции И. И. Мещанинова нельзя было доказать, и он оказался наиболее уяз­вим для критики.

Рассуждения об «архаизме» эргативной конструкции отражали и неполный отход И. И. Мещанинова от европоцентризма, с которым он все время старался бороться. Он сохранял в качестве универсальных традиционные понятия субъекта и предиката, считал, что в каждом языке, где ест,ь глагол, он «указывает на действующее лицо». Однако сами по­нятия субъекта и предиката в традиционном объеме представляют со­бой перенос в область семантики синтаксических свойств соответственно подлежащего и сказуемого в языках номинативного строя. Отказав­шись от традиционных попыток подгонять описание синтаксиса в лю­бом языке под номинативную схему, И. И. Мещанинов еще не преодолел представление об этой схеме как о некотором эталоне, наиболее естествен­ным образом связывающем форму с семантикой. Однако и такой непол­ный отказ от европоцентризма был шагом вперед для своего времени.

В. М. Алпатов

В связи с этим встает и другой вопрос, окончательно не разрешенный и в современной лингвистике: является ли, например, различие номина­тивного и эргативного строя чисто формальным, или же здесь присутству­ют различия в семантике или даже различия в языковом представлении о мире (признание последней точки зрения вовсе не обязательно означает принятия стадиальности: разные языковые картины мира могут рассмат­риваться и как равноправные). Ученые, развивавшие в отечественной на­уке традиции И. И. Мещанинова, как и (не вполне четко и последователь­но) он сам, исходят из тесной связи такого рода различий в строе с семантикой. Однако такая точка зрения остается дискуссионной.

В книге «Члены предложения и части речи» И. И. Мещанинов про­должил изучение проблемы слова и предложения в разных языках, почти совсем отказавшись от стадиальных схем. В центре его внимания здесь — соотношение лексики и синтаксиса в смысле, указанном выше, прежде всего соотношение синтаксических классов — членов предложения с лек­сическими классами — частями речи. Эти два понятия тесно связаны: «Лексический состав языка различается по своему смысловому значению, и семантика слова влияет на его использование в качестве того или иного члена предложения. Использование же слова в роли определенного члена предложения оказывает, в свою очередь, влияние на закрепление за словом особых формальных различий, выделяющих слова в самом лексическом составе в особые группы. Такие лексические группировки, характеризуе­мые и по семантике, и по формальной стороне, именуются частями речи». То есть части речи обязательно должны иметь какие-то формальные (прежде всего морфологические) признаки, по которым можно было бы судить об основной синтаксической функции слова. Такая функция может и не быть единственной: существительные специализированы на роли подле­жащего, но могут быть дополнениями или определениями, глаголы специ­ализированы на роли сказуемого, но могут играть и другие роли и т. д. Чтобы говорить, например, о существовании в языке глагола, надо найти в этом языке класс слов, обладающих тем или иным формальным призна­ком, выделяющим сказуемое. Сами эти признаки (грамматические кате­гории, обладающие той или иной семантикой), однако, не универсальны и в разных языках могут быть различны.

На основе данной концепции И. И. Мещанинов предложил клас­сификацию способов выражения синтаксических отношений, встречаю­щихся в языках мира. Помимо традиционно выделяемых согласования, управления и примыкания рассматриваются и способы, ранее не включав­шиеся в классификацию. В качестве одного из способов рассматривает­ся и инкорпорация. В книге также сделана попытка рассмотрения сис­тем частей речи в разноструктурных языках. Согласно И. И. Мещанинову, «основные принципы деления по частям речи» универсальны, но конкрет­ные системы могут быть очень различны в разных языках или в том же самом языке на разных этапах исторического развития. «Даже выделе­ние глагола не везде ясно в одинаковой степени. В одних языках глагол

Советское языкознание 20 — 50-х годов

выделяется среди остального состава слов, в других — для такого выделе­ния нет еще достаточных данных». Сравнение систем частей речи, как и сравнение типичных для тех или иных языков способов выражения син­таксических отношений, дает основание для классификации языков, кото­рую строил И. И. Мещанинов.

Важное значение для своего времени имела выдвинутая в книге концепция понятийных категорий, в которой были развиты идеи дат­ского лингвиста О. Есперсена. Это некоторые смысловые компоненты общего характера, которые, согласно И. И. Мещанинову, «не описывают­ся при помощи языка, а выявляются в нем самом, в его лексике и грам­матическом строе»; этими категориями «передаются в самом языке понятия, существующие в данной общественной среде». С одной сторо­ны, понятийные категории не существуют вне языка и обязаны иметь какое-то языковое выражение. С другой стороны, это выражение может быть самым разнообразным и не только грамматическим, но и лекси­ческим. К числу понятийных категорий относятся субъект и предикат, выявляемые в синтаксической структуре предложения, деление на муж­чин и женщин, отражаемое в грамматической категории рода, и т. д.

Вопрос о понятийных категориях после книги И. И. Мещанинова вызвал дискуссии в отечественном языкознании. Противники этой кон­цепции вполне справедливо отмечали нечеткость данного понятия, воз­можность понимания понятийных категорий просто как перенесенных в сферу семантики формальных категорий (например, субъекта как «се­мантического дублета» подлежащего). И все-таки для своего времени концепция понятийных категорий имела положительное значение. Многим направлениям лингвистики первой половины XX в. было свой­ственно сосредоточение внимания на языковой форме в ущерб семанти­ке. А данная концепция была одной из первых, пусть еще несовершен­ных, попыток показать автономность семантики, наличия у нее своих закономерностей, отличных от формальных; важно было и акцентиро­вание внимания на синонимии ряда лексических явлений с граммати­ческими, на выполнении лексикой и грамматикой в ряде случаев тех же или сходных функций.

В книге «Глагол» И. И. Мещанинов специально остановился на типо­логии признаков, выделяющих в языках мира эту важнейшую часть речи. Одна из основных тем книги — вопрос о выражении в языках мира тра­диционно выделявшихся в лингвистике глагольных категорий: лица, чис­ла, времени, вида, наклонения, залога. Рассматривая материал разнообраз­ных языков, ученый пришел к выводу о том, что эти категории, кроме залога, не универсальны. Им была опровергнута привычная для европей­ской лингвистики точка зрения, нашедшая выражение, например, в восхо­дящем к Аристотелю и существующем даже в наши дни определении глагола как класса слов, выражающего идею времени. Могут быть языки без категории времени, без категории наклонения и т. д., что, разумеется, не означает, что соответствующие значения не могут быть выражены в