Зав. кафедройЕ. И. Самарцева 21 страница

Однако удельный вес предпринимательского земледелия в сельском хозяйстве был тогда еще невелик. Применение улучшенных сельскохозяйственных орудий, несложных машин и новых агротехнических приемов еще не получило сколько-нибудь значительного распространения.

По данным восьмой ревизии (1833), в России насчитывалось 127,1 тыс. семей потомственных дворян. Из них помещиками, т.е. владевшими землями с крепостными крестьянами, были 109,3 тыс. семей. Подавляющее большинство их — 76,2 тыс. (70%) — составляли мелкопоместные, т. е. владельцы имений с менее чем 21 душой муж. пола. На каждую такую мелкопоместную семью приходилось в среднем по 7 душ муж. пола крестьян. Нередко такие помещики жили в крестьянских избах и сами, как и их крестьяне, обрабатывали свои небольшие земельные владения. Крупнопоместных владельцев (с числом душ свыше 1000) насчитывалось 3726 (около 3%), но они владели более чем половиной всех крепостных крестьян (в среднем по 1350 крестьян на одно владение). Среди этих помещиков выделялись крупные магнаты — Шереметевы, Юсуповы, Воронцовы, Гагарины, Голицыны, владевшие каждый десятками тысяч крепостных крестьян и сотнями тысяч десятин земли. К 1858 г. число помещичьих семей, имевших землю и крепостных, сократилось на 8 тыс. (на 7,5%), преимущественно за счет разорения мелкопоместных владельцев. К середине XIX в.

В Центральной России дворянское землевладение несколько сократилось за счет продажи земель лицам других сословий, но одновременно выросло в Приуралье, Среднем и Нижнем Поволжье, Степном Юге, в основном за счет крупных земельных пожалований царским сановникам. Во владении дворян находилось в то время 105 млн десятин земли, или свыше 32% всех земельных угодий в Европейской России. Примерно треть земель в барщинных и до двух третей в оброчных имениях предоставлялось в надел крестьянам.

Формы и размеры феодальной эксплуатации крестьян в помещичьих имениях в значительной мере определялись экономическим обликом региона и в силу этого характером крестьянского хозяйства. В центрально-промышленных губерниях, с относительно высоким развитием промысловых занятий, помещики предпочитали отпускать своих крепостных на оброк. Здесь на оброке находилось в среднем 65% крестьян, а в некоторых губерниях (Ярославской и Костромской) — до 90%. В земледельческих губерниях помещики считали более выгодным расширять барскую запашку, и их крестьяне преимущественно находились на барщине. С конца XVIII до середины XIX в. и целом по России удельный вес барщинных крестьян не только нe уменьшился, но даже увеличился — с 56 до 71%. В центрально-черноземных губерниях на барщине находилось от 73 до 80% крепостных крестьян, а в Белоруссии и на Украине — от 92 до 99%. В то же время в центрально-промышленных губерниях барщинные крестьяне составляли от 12 до 40%. В предреформенные десятилетия помещики стали применять и смешанную форму эксплуатации крестьян — сочетание барщины с оброком. Наибольшее распространение она получила в промыслово-земледельческих губерниях.

Расширение барщины было обусловлено, с одной стороны, втягиванием помещичьего хозяйства в товарно-денежные отношения, ростом производства хлеба на продажу, с другой — еще недостаточным промышленным развитием страны, ее аграрным характером. Расширение барщины, однако, не являлось показателем ее большей рентабельности" по сравнению с оброком. Наоборот, кризисное состояние крепостного хозяйства в последние десятилетия перед отменой крепостного права получило свое выражение в неуклонном падении производительности барщинного труда. Помещики изыскивали средства повысить доходность своих имений в рамках крепостных отношений. Они вводили "урочную" систему (определенные нормы дневной выработки на барщине) или систему "брат на брата" (когда половина работников крестьянской семьи всецело занята па барщине, а другая половина обрабатывает свой надел), иногда практиковали частичную оплату барщинных работ.

Разновидностью барщины и одним из средств ее интенсификации являлась месячина, получившая свое название от платы натурой в виде месячного продовольственного пайка, который выдавался крепостным крестьянам, лишенным земельных наделов и обязанным все рабочее время находиться на барщине. Переведенный на месячину крестьянин иногда сохранял свое хозяйство (усадьбу, двор, сельскохозяйственный инвентарь и скот, на содержание которого он тоже получал месячину), но чаще всего он жил на барском дворе и обрабатывал помещичье поле господским инвентарем. Однако месячина из-за дополнительных затрат помещика на содержание крестьян-"месячников" и крайне низкой производительности их труда не получила сколько-нибудь значительного распространения.

Некоторые помещики стремились повысить доходность своих имений, применяя новые методы ведения сельского хозяйства: вводили многопольный севооборот, приглашали из-за границы специалистов-фермеров, выписывали дорогостоящие сельскохозяйственные машины, удобрения, новые сорта семян, улучшенные породы скота и пр., что было по плечу только богатым помещикам. Но эти "рационализаторские" опыты в условиях крепостной России на основе подневольного труда терпели неудачу и разоряли помещиков-"новаторов".

Показателем упадка помещичьего хозяйства являлся и рост задолженности помещиков. Они стали закладывать крепостных крестьян в кредитных учреждениях еще в конце XVIII в. В 1796 г. в залоге числилось 6% их крестьян. Особенно быстро росло число заложенных помещиками крестьян в предреформенные десятилетия: в 1833 г. в залоге было 4,5 млн душ муж. пола (43,2% от их общего числа), а в 1859 г.— уже 7,1 млн (66%). Общая сумма помещичьего долга к 1859 г. составила 425,5 млн руб. Она в два раза превосходила годовой доход в государственном бюджете. Основная масса помещиков тратила полученные ссуды непроизводительно. Многие помещичьи имения, обремененные долгами, шли с молотка.

Наступивший во второй четверти XIX в. кризис феодализма в России заключался в том, что возможности развития помещичьего хозяйства на крепостной основе были исчерпаны. В целом же и в экономике, и в социальных отношениях были несомненны важные сдвиги, но они происходили на базе не крепостного, а мелкотоварного и капиталистического производства. Однако, несмотря на кризис феодализма, крепостнические путы были еще достаточно сильны, и замедленные темпы экономического развития России в первой половине XIX в. в значительной степени были обусловлены тормозящим влиянием крепостничества. Чем сильнее разлагалась феодально-крепостническая система, тем больше условий создавалось для развития новых производственных отношений. Следовательно, разложение и кризис феодализма в конечном счете есть также показатель социально-экономического прогресса, ибо прогрессивные тенденции выражались не только в развитии нового, но и в разложении старого.

Развитие промышленности и торговли

Для дореформенной России характерно широкое распространение мелкой, преимущественно крестьянской промышленности. Именно в этой сфере формировались новые, капиталистического характера, процессы.

В 50-е годы XIX в. вся обрабатывающая промышленность давала продукции на 550 млн руб., при этом две трети ее приходилось на долю мелкой промышленности — крестьянских кустарных промыслов. Многие традиционные крестьянские промыслы, имевшие многовековую историю, особенно быстрое развитие получили в конце XVIII — первой половине XIX в. Возникали и новые виды промыслов. Наиболее широкое распространение мелкая крестьянская промышленность получила в центрально-промышленных губерниях России — г. Московской, Владимирской, Калужской, Костромской, Тверской, Ярославской и Нижегородской. Здесь в большинстве селений крестьяне, кроме земледелия, занимались и разного рода промыслами. Немало было сел и даже промысловых округов, в которых неземледельческие занятия крестьян играли главную роль в крестьянском хозяйстве, а в крупных торгово-промышленных селах, обычно являвшихся центрами этих округов, земледелие вообще отсутствовало.

В конце XVIII — первой половине XIX в. сложилась промышленная география центрального района России. Такие промысловые селения, как Иваново и Тейково Владимирской, Павлово, Ворсма, Бгородское и Городец Нижегородской, Вичуга и Середа Костромской, Великое Ярославской и Кимры Тверской губерний, становились центрами текстильной, кожевенной, дерево- и металлообрабатывающей промышленности. Характерно, что это были не государственные, а помещичьи селения, принадлежавшие крупнейшим магнатам — Шереметевым, Юсуповым, Татищевым, Воронцовым, Голицыным, Щербатовым. Положение и влияние этих владельцев обеспечивали их крестьянам защиту от поборов и притеснений со стороны местной бюрократии, от которой страдала государственная деревня, а также поощрение и покровительство в промысловых занятиях, ибо это способствовало повышению доходности имений.

Крестьянская промышленность служила широкой базой для роста капиталистического производства: в ее сфере накапливались капиталы формировавшегося слоя предпринимателей и создавались кадры рабочих для крупных промышленных предприятий. Династии известных текстильных фабрикантов — Морозовых, Гучковых, Гарелиных, Рябушинских — вышли из крепостных крестьян-кустарей. Развитие крестьянской промышленности преобразовывало экономический облик и самый быт крестьянина.

Важным фактором в складывании рынка рабочей силы для промышленности был рост промыслового отхода крестьян.

В 1826 г. в целом по стране было выдано свыше 750 тыс. паспортов для отхода на заработки на срок от полугода до трех лет, а в середине XIX в. — уже 1 млн 300 тыс. Но еще большее число крестьян уходило на заработки по краткосрочным "билетам" (на срок до 4 месяцев) — примерно в полтора раза больше, чем по паспортам. В губерниях промышленного центра России в середине XIX в. на заработки отлучалось от 30 до 40% взрослого мужского населения.

Крупная промышленность в России росла за счет распространения капиталистической мануфактуры, возникавшей на базе мелкой промышленности, и последующего перерастания мануфактуры в фабрику. Количество предприятий в обрабатывающей промышленности России увеличилось за 1799—1825 гг. с 2094 до 5261, а к 1860 г. — до 15 338, общая численность рабочих возросла за 1799—1825 гг. с 81,8 тыс. до 210,6 тыс., а к 1860 г. — до 565 тыс. Преобладали мелкие предприятия: в 1860 г. в среднем на каждое приходилось по 40 рабочих, хотя некоторые мануфактуры насчитывали сотни и даже тысячи человек. Удельный вес наемных рабочих возрос с 1799 по 1860 г. с 41 до 82%. С целью повышения доходности своих имений помещики заводили фабрики, используя на них труд своих крепостных крестьян. Этому способствовала и система покровительственных мер правительства, направленных на поддержание помещичьего предпринимательства: предоставление дешевого кредита и выгодных заказов казны. Феодальная основа вотчинной промышленности, связь ее с феодальным сельским хозяйством определяли как ее сильные, так и слабые стороны. Так, с одной стороны, создавалась возможность поддержания промышленного производства за счет всех ресурсов вотчины и низкой себестоимости продукции, с другой — изменение этих условий в процессе нарастания кризиса крепостного хозяйства оказывало влияние и на вотчинную промышленность: возрастала неэффективность вотчинной мануфактуры в конкурентной борьбе с капиталистическими предприятиями. Наряду с этим глубокий кризис переживали предприятия, применявшие труд посессионных рабочих. Сами владельцы этих предприятий просили правительство об отмене посессионного права. Закон 1840 г. разрешил фабрикантам увольнять посессионных рабочих, которых переводили в сословие мещан или в разряд государственных крестьян. К 1860 г. подавляющее большинство посессионных предприятий было закрыто.

Конец XVIII — первая треть XIX в. в истории русской промышленности характеризуется ростом капиталистической мануфактуры, вторая треть XIX в. — началом перехода от мануфактуры к капиталистической фабрике. Этот переход связан с промышленным переворотом, который имел две стороны: 1) техническую — систематическое применение машинной техники и 2) социальную — формирование промышленной буржуазии и пролетариата. Обе эти стороны находились в процессе постоянного взаимодействия: создание необходимой материально-технической базы сопровождалось глубокими изменениями в социальных отношениях. Промышленный переворот раньше всего (еще в XVIII в.) произошел из Англии (западноевропейские историки называют его "промышленной революцией"). В России этот процесс происходил с использованием западноевропейской технологии.

Большинство отечественных историков и экономистов относят начало промышленного переворота в России к концу 30 — началу 40-х годов, а завершение его — к концу 70 — началу 80-х годов XIX в. С 30-х годов XIX в. заметно возрастают темпы внедрения г. промышленность машинной техники, импортируемой в основном из Англии. Так, если за 1831—1840 гг. было привезено машин на сумму около 7 млн руб., то в 1841—1850 гг. — на 17 млн, а в 1851—1860 гг.— уже на 84,5 млн руб.

С машинной техникой был связан и переход к наемному труду. Только вольнонаемный рабочий, заинтересованный в результатах груда и обладавший более высоким культурным уровнем, был в состоянии освоить сложные машины. Поэтому применение машин явилось одной из важных предпосылок роста наемного труда в промышленности России. В связи с этим возросла и производительность труда: в середине 50-х годов один рабочий производил в 3 раза больше продукции, чем в начале XIX в., а на долю машинного производства приходилось уже свыше двух третей продукции крупной промышленности в стране.

Важным показателем развития капиталистических отношений в дореформенной России явилось формирование новых социальных слоев — рабочих и промышленной буржуазии. Однако вплоть до реформы 1861 г. в промышленности России продолжал довольно широко применяться крепостной труд. В обрабатывающей промышленности, несмотря на сокращение с 1799 по 1860 г. удельного веса крепостного груда с 59 до 18%, абсолютная численность крепостных рабочих возросла с 44,8 до 103 тыс., т. е. более чем в два раза, главным образом, как уже было сказано, за счет роста вотчинных мануфактур. К этому числу крепостных рабочих следует добавить еще 543 тыс. горнозаводских "мастеровых" (занятых непосредственно на заводских работах) и "приписных к заводам крестьян" (выполнявших вспомогательные работы: подвозка руды, заготовка дров, угля и пр.), соединявших эти занятия с сельским хозяйством на заводских землях. Таким образом, общее число крепостных рабочих в обрабатывающей и горнозаводской промышленности к моменту отмены крепостного права составляло 646 тыс. человек.

Вольнонаемые рабочие были представлены преимущественно помещичьими и государственными крестьянами. Помещик мог в любой момент вернуть отпущенного на фабрику крестьянина, посадить его на барщину, перевести в дворовые. Не мог свободно распоряжаться своей личностью и государственный крестьянин, прикрепленный к своему наделу и связанный с общиной. Сам предприниматель нередко являлся крепостным крестьянином, и на него тоже давил гнет крепостной зависимости.

Буржуазия в дореформенной России также отличалась от буржуазии эпохи капитализма. В ее составе преобладала торговая буржуазия, представленная гильдейским купечеством и "торгующими крестьянами", т. е. богатыми крестьянами, получившими специальные свидетельства (билеты) на право торговли.

Крепостная зависимость и сословная неравноправность многих разбогатевших крестьян-фабрикантов сильно сковывали их торгово-промышленную деятельность. Поэтому они шли на большие материальные жертвы, чтобы выкупиться на волю, приписаться к купечеству или даже к категории мещан. Известный фабрикант Савва Морозов выкупился на волю у своего помещика Рюмина в 20-х годах XIX в. за 17 тыс. руб. — сумму, равную годовому оброку с помещичьего имения в 1 тыс. душ; а ряд фабрикантов Иванова заплатили владельцу этого села графу Шереметеву за свою свободу свыше 1 млн руб. К тому же за ним осталась вся купленная ранее крепостными фабрикантами недвижимость — леса, земли и сами фабричные строения, — все это Шереметев оставлял им в пользование за высокую арендную плату. Однако далеко не всегда помещики соглашались отпускать крепостных фабрикантов даже за большой выкуп, ибо они платили им высокие оброки. Например, владелец крупной шелкоткацкой фабрики в селе Щелково под Москвой Иван Кондрашев, имевший даже звание "мануфактур-советника", вплоть до реформы 1861 г. оставался крепостным князей Голицыных.

За 1811—1863 гг. городское население в европейской части России (без Польши и Финляндии) увеличилось с 2,8 млн до 6,1 млн человек, т. е. более чем в два раза, в то время как все население выросло на 60%. Следовательно, темпы роста численности городских жителей опережали увеличение населения страны в целом. Вследствие этого удельный вес горожан за указанные годы повысился с 6,5 до 8%.

Количество городов за 1811—1863 гг. возросло с 630 до 1032. Среди них преобладали небольшие города. В 1811 г. из 630 городов до 500 насчитывали не более 5 тыс. жителей каждый, 16 — до 20 тыс. и только 9 городов — свыше 20 тыс. населения. Наиболее крупными городами были Петербург и Москва. За 1811—1863 гг. число жителей Петербурга увеличилось с 336 тыс. до 540 тыс., Москвы — с 270 тыс. до 462 тыс. человек. Особенно быстро росло население крупных торгово-промышленных центров, речных и морских портов. Рост городов происходил преимущественно за счет притока населения извне. Постоянными жителями городов, особенно крупных, все более становились крестьяне (дворовые и пришедшие на заработки). Так, в середине XIX в. крестьяне составляли 60% жителей Москвы и 70% — Петербурга.

В то время официальное разделение населенных пунктов на города и села проводилось исключительно по административному признаку. Многие уездные и заштатные города фактически представляли собой большие селения, население которых занималось преимущественно сельским хозяйством, отчасти — торгово-промысловой деятельностью. Вместе с тем было немало крупных торгово-промышленных селений, которые по характеру занятий их жителей и даже по внешнему облику фактически представляли собой настоящие города, как, например, Иваново, Павлово, Кимры, Городец, Вичуга и др. Однако они продолжали оставаться на положении сел, причем в большинстве своем помещичьих сел. Владельческое право помещиков тормозило процесс городообразования.

В дореформенной России основными видами транспорта были водный и гужевой. Главной транспортной артерией страны служила Волга. В составе грузопотоков, шедших по волжской водной системе, преобладал хлеб, отправляемый из поволжских и центрально-черноземных губерний большей частью в центрально-промышленные губернии и Петербург. Волга играла крупную роль в торговых связях России со Средней Азией и Ираном. Большое транспортное значение имели Северная Двина, Западная Двина, Неман, Днепр, Днестр, Дон, по которым перевозились в северные, западные и черноморские порты хлеб, лен, лес, поташ, железо и другие виды промышленной и сельскохозяйственной продукции, предназначенные на экспорт. В обслуживании внутренних водных путей была занята огромная армия судорабочих, в основном бурлаков. В 30—40-х годах XIX в. их насчитывалось 450 тыс. человек.

Первые каналы появились еще при Петре I. В начале XIX в. были проведены новые каналы, соединившие важнейшие речные бассейны в европейской части России. В 1803 г. был сооружен Северо-Екатерининский канал, соединивший Каму с Северной Двиной, в 1804—1805 гг. — Огинский и Березинский каналы, связавшие Днепр с Западной Двиной, Неманом и Вислой. Наряду с действовавшей с начала XVIII в. Вышневолоцкой системой были созданы в 1808—1809 гг. Мариинская и Тихвинская системы каналов, соединившие Верхнюю Волгу с Балтийским морем. Хотя пропускная способность этих каналов была тогда невелика, они все же имели для того времени немалое транспортное значение.

В первой половине XIX в. стало развиваться пароходное сообщение. Первый пароход появился на Неве в 1815 г., с 1817 г. пароходы стали ходить по Волге и с 1821 г. — по Каме. До 1825 г. по внутренним водным путям плавало 11 пароходов, а в 1850 г. — 99. Пароходство заметно возросло в 50-е годы XIX в., чему немало способствовало основание в 1849 г. Сормовского судостроительного завода под Нижним Новгородом. В 1860 г. по Неве, Волге, Днепру и их притокам, а также по Балтийскому, Черному и Каспийскому морям плавало 339 пароходов.

Было положено начало строительству шоссейных и железных дорог. К 1825 г. было построено всего 367 верст шоссейных дорог, а к 1860 г.— 8515, из них 5456 верст были построены в 1850—1860 гг. Шоссе соединили Петербург с Варшавой, Москву с Петербургом, Варшавой, Ярославлем и Нижним Новгородом. Однако их общая протяженность для огромных пространств России была ничтожно мала.

Первая железная дорога между Петербургом и Царским Селом протяженностью 25 верст была построена в 1837 г. В 1839—1848 гг. была сооружена Варшавско-Венская железная дорога, а к 1859 г. железнодорожная линия соединила Варшаву с Петербургом, и, таким образом, столица Российской империи была связана с западноевропейской железнодорожной сетью. В течение 1843—1851 гг. с громадной затратой сил и средств была построена Петербургско-Московская железная дорога, имевшая большое экономическое и стратегическое значение. Накануне реформы 1861 г. было начато строительство Рижско-Динабургской и Московско-Нижегородской железных дорог. Всего к 1861 г. в России насчитывалось 1,5 тыс. верст железных дорог, в то время как сравнительно меньшие по своей территории европейские страны — Англия, Германия, Франция — были уже покрыты густой сетью железных дорог. Слабое развитие транспорта в дореформенной России серьезно тормозило рост промышленности и торговли, становилось опасным в военно-стратегическом отношении, что особенно проявилось в ходе Крымской войны.

Важнейшими условиями развития внутреннего рынка являлись: рост промышленности, городов и торгово-промышленного населения, углубление процесса общественного разделения труда в связи с означившейся уже в дореформенный период хозяйственной специализацией регионов страны. Основными товарами, обращавшими и тогда на внутреннем рынке, были хлеб, скот и изделия крестьянских их промыслов. Постепенно все большее значение в товарном обороте приобретала продукция крупной обрабатывающей промышленности, в первую очередь текстильной.

Большую роль во внутренней торговле дореформенной России играли ярмарки — ежегодно собиравшиеся по определенным дням торги, которые продолжались от нескольких дней до нескольких недель, а крупнейшие — до нескольких месяцев. Ярмарочная торговля характерна для "доиндустриальной эпохи" с ее сравнительно узким и ограниченным внутренним рынком, обособленностью отдельных регионов и слаборазвитыми путями сообщения. В 40-х годах XIX в. в России насчитывалось до 4 тыс. ярмарок, из них половина приходилась на Украину. Преобладали сельские ярмарки, игравшие немаловажную роль в развитии крестьянских промыслов и втягивании деревни и товарно-денежные отношения. 64 ярмарки имели торговые обороты свыше 1 млн руб. каждая. Особенно выделялись ярмарки Нижегородская (переведенная в 1817 г. в Нижний Новгород из Макарьева на Волге), Ирбитская в Сибири, Контрактовая в Киеве, Коренная в 30 верстах от Курска, а также собиравшиеся в Харькове Крещенская, Успенская и Покровская, Ростовская в Ярославской губернии. Крупнейшей ярмаркой, имевшей всероссийское значение ("всероссийское торжище"), была Нижегородская; она играла также огромную роль в торговле России с азиатскими странами.

Уже в конце XVIII в. в наиболее крупных городах и промышленных центрах быстро росла постоянная (магазинная) торговля. В Москве, Петербурге и в некоторых губернских городах в то время были сооружены большие гостиные дворы. Рост постоянной торговли стал более заметным в первой половине XIX в. в Центрально-промышленном районе. В связи с этим здесь падала роль ярмарок, сокращались их торговые обороты. Например, обороты Ростовской ярмарки, обслуживавшей этот район, с 1817 по 1850 г. упали втрое. Вместе с тем для земледельческих губерний и национальных окраин России, наоборот, было характерно дальнейшее развитие ярмарочной торговли.

Широко распространена была торговля вразнос. Предприимчивые коробейники закупали на ярмарках ткани, галантерею, мелкие предметы домашнего обихода и разъезжали с ними по всей стране, проникая в самые отдаленные, глухие углы, реализуя товар не только за деньги, но и путем его обмена на лен, полотно и пр.

Расширялись и внешнеторговые связи. Страны Европы покупали в России хлеб и сырье; развивавшаяся же русская промышленность нуждалась в машинах, инструментах, хлопке, красках и пр. Среднегодовой вывоз товаров из России в стоимостном выражении возрос с 59 млн в 1801—1810 гг. до 226 млн руб. в 1856 г., т.е. в 4 раза, а ввоз за эти же годы — с 42 млн руб. до 206 млн руб., или в 5 раз. Для русской внешней торговли традиционно был характерен активный торговый баланс (превышение вывоза над ввозом), который в значительной мере обусловливался протекционистской таможенной политикой правительства: установление высоких пошлин на ввозимые товары преследовало цель защитить отечественную промышленность от конкуренции западноевропейских промышленников.

В составе экспортируемых из России товаров преобладали хлеб, лен, пенька, сало, кожа, щетина, лес, т. е. главным образом продовольственные товары и сырье, составлявшие 80—90% стоимости русского экспорта. Доля промышленных товаров в русском экспорте была невелика; за первую половину XIX в. она даже снизилась с 13 до 8%, главным образом за счет сокращения вывоза металлов и изделий из них. Все большее значение в русском экспорте приобретал хлеб. В первые годы XIX в. ежегодно вывозилось до 20 млн пудов хлеба, в 30—40-е годы — 27—29 млн пудов, а в 50-е — до 70 млн пудов. В составе импортируемых в Россию товаров большое место занимали машины и инструменты, ткани, бумажная пряжа, предметы роскоши.

Преобладающее место во внешней торговле России занимал торговый обмен с европейскими странами. На их долю приходилось свыше 90% объема внешнеторгового оборота России. Главным торговым партнером России была Англия. Если для европейских стран Россия выступала преимущественно в роли поставщика сырья и покупателя промышленных товаров, то для Ирана, Средней Азии и Китая, наоборот, она являлась поставщиком промышленных товаров, главным образом тканей и металлических изделий. Из этих же стран в Россию ввозились чай, шелк, хлопок, шерсть, кожа, т.е. традиционные товары восточной торговли.

На внешнюю торговлю оказывали влияние не только экономическая конъюнктура, но и факторы привходящего характера — войны, изменения в таможенной политике государств и пр. Например, отмена в 1846 г. "хлебных законов" в Англии способствовала резкому увеличению экспорта русского хлеба. Наполеоновские войны, включение России в континентальную блокаду против Англии в 1808—1812 гг. и особенно Крымская война 1853—1856 гг. вызвали временный спад русской внешней торговли.

Социально-экономическое развитие России первой половины XIX в. имело следующие особенности. Первая из них — неравномерность развития в различных регионах страны из-за разнообразия их природных, этнических и местных традиций. Вторая заключалась в том, что в России была весьма велика роль государства в экономической жизни страны. Эта роль выражалась не только в многочисленных мерах регулирования, опеки, контроля и поощрения промышленности и торговли, в таможенной политике, защищавшей отечественных предпринимателей предоставлением им разных льгот и субсидий. Она выражалась и в развитии самого государственного хозяйства. Так, крупная промышленность с конца XVII и особенно и начале XVIII в. создавалась в России государством и для казенных нужд. Казенные предприятия основывались и в XIX в. Даже многие частные предприятия, преимущественно работавшие на нужды казны, учреждались и функционировали при поддержке государства.

Вся транспортная система (проведение каналов, шоссейных и железных дорог) строилась тогда исключительно государством. В дореформенной России не существовало частных банков. Вся кредитная система была исключительно государственной. Третья особенность заключалась в слабом развитии частной собственности, в первую очередь собственности на землю (здесь не имеется в виду феодальная собственность помещиков и государства), и, как следствие этого, — слабое развитие "третьего сословия". В России оно было представлено узким слоем городской буржуазии и ремесленников, отчасти лицами умственного труда, при этом они были втиснуты в жесткие рамки феодальных сословных структур.

Хотя новые социально-экономические процессы и подрывали феодально-крепостническую систему, она продолжала оставаться господствующей вплоть до падения крепостного права. Крепостничество в России в силу исторических условий держалось дольше, чем где бы то ни было в цивилизованном мире, и приняло самые жестокие и грубые формы — практически оно мало чем отличалось от рабства. Кроме того, крепостничество долгое время могло приспосабливаться к новым явлениям в экономике страны и даже использовать их для укрепления материальных позиций дворянства и абсолютистского государства. В феодальной экономике России происходили противоречивые процессы: с одной стороны, шел процесс разложения ее основ, с другой — продолжалось распространение феодальных отношений на колонизуемые окраины путем насаждения в них дворянского землевладения — пожалования дворянам земель за военные и прочие заслуги и перевода на эти земли крепостных крестьян.