Глава 7. Дело Нагих. чившееся еще точнее: «бросило его о землю, и тут царевич сам себя но­жем поколол в горло»

чившееся еще точнее: «...бросило его о землю, и тут царевич сам себя но­жем поколол в горло». Остальные оче­видцы утверждали, что царевич поко­лолся, «бьючися» или «летячи» на землю ¹³. Таким образом, все очевид­цы гибели Дмитрия единодушно утверждали, что эпилептик уколол себя в горло, и расходились только в одном: в какой именно момент царе­вич укололся — при падении или во время конвульсий на земле. Могла ли небольшая рана повлечь за собой ги­бель ребенка? На шее непосредствен­но под кожным покровом находятся сонная артерия и яремная вена. При повреждении одного из этих сосудов смертельный исход неизбежен. Про­кол яремной вены влечет за собой почти мгновенную смерть, при крово­течении из сонной артерии агония мо­жет затянуться.

Среди иностранцев наибольшую осведомленность в обстоятельствах ги­бели Дмитрия проявили австриец Л. Паули и англичанин Д. Горсей. В 1595 г. Паули писал из Москвы в Вену: «Между тем случилось так, что брат великого князя Дмитрий, кото­рому шел двенадцатый год и резиден­ция которого находилась в Угличе, по­гиб (лишился жизни)» ¹⁴. Осторож­ное свидетельство австрийца допуска­ет двоякое толкование, хотя и не со­держит прямого намека на убийство угличского князя.

Значительно большей определен­ностью отличается письмо посланни­ка Д. Горсея. Волею случая Горсей оказался в мае 1591 г. неподалеку от Углича. В письме из Ярославля в Лондон от 10 июня 1591 г. Горсей конфиденциально сообщил лорду Бэр­ли, что девятилетний царевич «был жестоко и изменнически убит: ему пе-

ререзали горло в присутствии его дорогой матери императрицы...» ¹⁵. Я. С. Лурье, впервые опубликовавший письмо, считал его важным докумен­том ввиду беспристрастности Горсея в вопросе об угличских событиях. Что­бы оценить информацию Горсея, надо возможно точнее определить ее источ­ник. В мемуарах англичанина есть многозначительный эпизод, касаю­щийся его пребывания в Ярославле. Однажды глухой ночью Горсея раз­будил стук в ворота, и при свете лу­ны он увидел подле изгороди хорошо известного ему А. Ф. Нагого. Нагой поведал «другу», что «царевич Дмит­рий скончался, в шестом часу дьяки перерезали ему горло, слуга одного из них сознался под пыткой, что они по­сланы Борисом, царица отравлена и при смерти...», и попросил какого-ни­будь снадобья для нее¹⁶. «Записки» Горсея, несомненно, свидетельствуют о том, что его письмо от 10 июня 1591 г. лишь воспроизвело версию На­гих об убийстве Дмитрия.

Несмотря на полноту и ясность свидетельских показаний угличского дела, многие историки выражали сом­нения по поводу их достоверности. Два обстоятельства полностью обес­ценивали «обыск» в их глазах. Через семь лет после смерти Дмитрия коро­на досталась Годунову. Считая такой исход дела заранее предопределенным, историки оказывались в плену ретрос­пективного подхода и выражали уве­ренность в том, что устранение по­следнего отпрыска московской динас­тии расчистило путь к трону Борису Годунову. Правитель помешал следст­вию выяснить истину. Угличан по­средством пыток вынудили дать пока­зания насчет нечаянной смерти закон­ного наследника престола.