Четвертое издание с приложением 27 страница

Рукопись примечаний считалась утерянной; она была обнаружена лишь в 1919 г. и передана в Британский музей.

Рукопись состоит из титульного листа и 222 отдельных листов, исписанных с обеих сторон. Каждому примечанию предшествует указание на ту цитату из книги Мальтуса, к которой оно относится; в первых трёх примечаниях Рикардо указал как начальные, так и конечные слова цитаты, а в остальных привёл только начало её.

Работа Рикардо была впервые опубликована в 1928 г. в США <Ricardo D., Notes on Malthus's Principles of Political Economy. Baltimore, The Johns Hopkins Press, 1928>. В 1951 г. она вошла в Собрание сочинений Рикардо, изданное в Англии Кембриджским университетом <The Works and Correspondence of David Ricardo, edited by Piero Sraffa with the collaboration of M.H. Dobb. Vol. II. Notes on Malthus's Principles of Political Economy. Published for the Royal Economic Society, Cambridge, at the University Press, 1951>.

Русский перевод был сделан перед Великой Отечественной войной с издания 1928 г. и теперь заново сверен с английским изданием 1951 г. При этом принят следующий порядок расположения материала.

Примечания нумерованы; после номера примечания дана ссылка на страницу в книге Мальтуса (по изданию 1820 г.) и приведена соответствующая цитата. В некоторых случаях редакция нашла нужным привести более длинную, в других — более короткую цитату по сравнению с тем, что отмечено в английском издании, стремясь к тому, чтобы приводимая цитата действительно отвечала относящемуся к ней примечанию Рикардо.

Примечания расположены по главам и отделам, соответствующим главам и отделам в книге Мальтуса.

Цитаты из книги Мальтуса набраны петитом.

Кембриджское издание работы Рикардо изобилует примечаниями английской редакции, работавшей непосредственно над рукописью Рикардо. Из числа этих примечаний нами приводятся лишь важнейшие, показывающие последовательные этапы работы Рикардо над текстом.

Примечания к Введению

1. Стр. 6. «Поскольку у каждой стороны была собственная теория, объяснявшая неблагоприятное состояние вексельного курса и превышение рыночной цены слитков над их монетной ценой, каждая из сторон держалась той точки зрения, которую привыкла считать правильной; вряд ли можно указать хотя бы одного автора, склонного допустить обе теории, комбинированное действие коих то в одном направлении, то в противоположных направлениях одно лишь могло удовлетворительно объяснить изменчивые и сложные явления, которые можно было наблюдать».

Г-н Мальтус, видимо, намекает здесь на спор о том, чем было вызвано изменение в относительной стоимости слитков и банкнот: повышением цены слитков или падением курса банкнот.

Решение этого спора не имело никакого значения для действительного вопроса, так как независимо от того, какая сторона была права, это не меняло ни факта обесценения, ни его степени. Это был скорее спор о причинах обесценения, а он не мог быть решён удовлетворительно, потому что не было такого стандарта, которым можно было бы руководствоваться, чтобы установить, повысилась ли стоимость золота или понизился курс банкнот.

2. Стр. 8. «Адам Смит утверждает, что капиталы накопляются посредством сбережения, что всякий бережливый человек является благодетелем общества и что возрастание богатства зависит от перевеса производства над потреблением. Совершенно неоспоримо, что эти положения в большой степени верны. Никакое значительное и прогрессивное возрастание богатства не могло бы происходить без той степени воздержания, которая позволяет превращать ежегодно известную часть дохода в капитал и создаёт перевес производства над потреблением, но совершенно очевидно, что правильность этих положений ограничена и что принцип сбережения, доведённый до крайности, привёл бы в конце концов к уничтожению всякого побуждения к производству».

Г-н Мальтус говорит, что эти положения верны в большой степени, но вполне очевидно, прибавляет он, что правильность их ограничена. Но почему? Потому что принцип сбережения, доведённый до крайности, уничтожил бы побуждение к производству.

Однако спор идёт не о побуждении к производству; на этот счёт все согласны — накопление капитала может идти гораздо быстрее, чем может увеличиваться число рабочих, так что производство должно перестать расти в такой же пропорции, как капитал, из-за недостатка рабочих рук; а когда оно продолжает расти, рабочие вследствие их сравнительной редкости для капитала могут распоряжаться такой значительной частью продукта, что у капиталиста не останется надлежащего побуждения, чтобы продолжать делать сбережения.

Итак, все согласны с тем, что сбережения могут совершаться так быстро, а прибыли будут так низки, что в результате это уменьшит побуждение к накоплению и в конце концов совсем его уничтожит. Остаётся, однако, вопрос, не зависит ли возрастание богатства от перевеса продукта над потреблением? Можно ли ответить на этот вопрос иначе, чем утвердительно?

Это верно, говорит г-н Мальтус, но из этого возросшего продукта капиталист получит такую малую долю, что у него не будет никакого побуждения содействовать увеличению количества продукта. Я согласен с г-ном Мальтусом; при распределении действительного продукта капиталист может получить так мало в виде прибыли, а рабочий так много в виде заработной платы, что у капиталиста может исчезнуть всякое побуждение быть бережливым. Так вот, спор о следствиях бережливости — одно, а спор о побуждениях к бережливости — другое <В рукописи последнее предложение вставлено взамен следующей первоначальной редакции текста: «Так вот, спор о возможности увеличить производство путём бережливости — одно, а спор о побуждениях к увеличению производства — другое». — Прим. англ. ред.>

Я не отметил бы здесь этого места, если бы не знал, что оно представляет важнейший момент обсуждения в сочинении г-на Мальтуса и часто рассматривается с различных точек зрения. Г-н Мальтус, оказывается, поддерживает не только тот правильный взгляд, что прибыль капиталиста уменьшится вследствие роста производства при предположенных условиях, но также и такой взгляд, который совершенно не согласуется с первым, — что заработная плата рабочего также будет уменьшаться. Количество продуктов в целом возрастёт, можно будет свободно выбрать продукты, и всё же ни капиталист, ни рабочий не выиграют от этого, хотя продукт должен быть предоставлен либо тому, либо другому.

Примечания к Главе первой. Об определениях богатства и производительного труда

Отдел первый. Об определениях богатства

Отдел второй. О производительном и непроизводительном труде

О Т Д Е Л П Е Р В Ы Й

Об определениях богатства

3. Стр. 28. «Разграничивающая линия, кажущаяся наиболее естественной, это та, которая отделяет материальные предметы от нематериальных, или предметы, поддающиеся накоплению и определённой оценке, от предметов, редко обладающих этими свойствами и никогда не обладающих ими в достаточной степени, чтобы вести к практическим выводам.

Адам Смит нигде не дал вполне методического и точного определения богатства; но достаточно ясно, что на протяжении всего своего труда он ограничивает значение этого слова материальными предметами. Можно сказать, что в его работе преобладает следующее определение богатства: «ежегодный продукт земли и труда». Против этого определения можно возразить, что оно упоминает об источниках богатства раньше, чем сказано, что такое богатство, и что оно недостаточно строго, так как охватывает бесполезные продукты земли наряду с теми, которые человек присваивает и которыми он пользуется. Чтобы избежать этого возражения и не придавать этому термину ни слишком узкого, ни слишком широкого смысла, я буду называть богатством материальные предметы, которые необходимы, полезны или приятны человечеству».

Г-н Сэй возражает против этого деления, но я думаю, что действительно полезно отделить наше исследование материальных объектов, которые поддаются накоплению и определённой оценке, от исследования тех объектов, которые редко допускают такие процессы. Даваемое г-ном Мальтусом определение богатства не содержит ничего такого, что следовало бы оспаривать; он называет богатством те материальные предметы, которые необходимы, полезны или приятны человечеству.

О Т Д Е Л В Т О Р О Й

О производительном и непроизводительном труде

4. Стр. 31. «Во-вторых, Адам Смит замечает и, нужно признать, замечает правильно, что продукт, который ежегодно сберегается, потребляется так же регулярно, как продукт, затраченный в течение года, но что он потребляется иной группой людей. Если это верно и если допустить, что экономия есть непосредственная причина возрастания капитала, то становится безусловно необходимым во всех спорах, относящихся к росту богатства, обозначать особым наименованием ту группу людей, которая играет столь важную роль в деле ускорения этого роста».

Это важное допущение со стороны г-на Мальтуса. Далее будет найдено, что оно противоречит некоторым доктринам, которые он защищает в дальнейшем.

5. Стр. 34. «Если в данные периоды производство страны превосходит её потребление, страна будет иметь средства для увеличения своего капитала, население её скоро возрастёт или же существующее уже население будет наслаждаться большим достатком, а вероятно, и то и другое будет иметь место одновременно. Если в течение этих периодов потребление равно производству, не будет средств для увеличения капитала, и страна окажется почти в застое. Если же потребление превысит производство, то с каждым новым периодом страна будет снабжаться всё хуже, и её благосостояние и население будут, очевидно, приходить в упадок».

Это также совершенно верно, и весьма важно это запомнить.

6. Стр. 38. «Согласно этому принципу <по мнению Мальтуса, всякий труд является более или менее производительным. — Ред.> земледельческие работы были бы в общем наиболее производительными, ибо продукт почти всех обрабатываемых в настоящее время земель имеет меновую стоимость, достаточную не только для оплаты рабочих, обрабатывающих эти земли, но и для оплаты прибыли на капитал, авансированный фермерами, и для уплаты землевладельцам ренты за арендованные земли. После земледельческих работ наиболее производительными будут те виды труда, которые больше всего опираются на капитал или на результаты прошлого труда, ибо во всех этих случаях произведённая меновая стоимость намного превысила бы стоимость труда, затраченного на производство, и в форме прибыли она дала бы средства существования максимальному добавочному числу лиц и больше всего способствовала бы накоплению капитала».

Неверно говорить о всяком труде, что он произвёл бы наибольшую стоимость в земледелии; неверно потому, что он мог бы быть затрачен на земле, за которую не платилась бы никакая рента; и поэтому он вернул бы только стоимость, равную стоимости затраченного труда и прибыли на вложенный капитал: то же самое, что дал бы всякий другой капитал, в какое бы дело он ни был вложен.

Продукт, который прежде получался с земли, может получить большую стоимость вследствие какой-либо новой трудности в производстве хлеба, и результатом этого повышения стоимости было бы иное распределение продукта, причём более значительная часть пошла бы на ренту, а менее значительная — на прибыль. Но эта стоимость ничего не прибавила бы к величию или мощи страны, ибо страна была бы более богатой и великой, если бы не возникла новая трудность в производстве хлеба и, следовательно, цена его не возросла бы <этот абзац и начало следующего до слов «стоимость которого равна не только...» в рукописи вставлены взамен следующего текста: «Неверно, что самую большую стоимость произведут те рабочие, труд которых больше всего опирается на капитал или на результаты прошлого труда; потому, что если я употребляю 100 человек и 10 тыс. ф. ст. капитала, я должен вернуть себе в стоимости произведённых товаров всё, что уничтожили 100 человек, плюс прибыль на 10 тыс. ф. ст. Если я употребляю 2 тыс. человек и 10 тыс. ф. ст. капитала, я должен иметь то, что потребляют 2 тыс. человек, плюс прибыль на 10 тыс. ф. ст. капитала. Г-н Мальтус, повидимому, думает, что стоимость, которая возвращается, будет пропорциональна занятому капиталу: рабочие должны вернуть товар, стоимость которого равна не только...».— Прим. англ. ред.>.

Неверно, что самую большую стоимость произведут те рабочие, «труд которых больше всего опирается на капитал или на результаты прошлого труда». Я согласен с г-ном Мальтусом, что они должны дать товар, стоимость которого равна не только стоимости капитала, который даёт им работу, вместе с прибылью, но и прибыли на основной капитал, который помогает их труду. Но я не вижу, почему это обстоятельство должно «больше всего способствовать накоплению капитала».

Капитал сберегается из прибыли. Так вот, имеет ли человек 10 тыс. ф. ст. в машинах и тратит только 1 тыс. ф. ст. на содержание рабочих, или имеет 11 тыс. ф. ст., которые употребляет целиком на содержание рабочих, прибыль его будет одинакова; ибо равные капиталы приносят равные прибыли; и я не могу понять, почему доход от одного капитала должен накопляться как капитал легче, чем доход от другого.

7. Стр. 39. «Этот способ рассмотрения предмета представляет, быть может, некоторые преимущества по определённым пунктам в сравнении со способом Адама Смита. Он дал бы возможность установить полезную и достаточно точную шкалу производительности труда, вместо того чтобы делить труд только на два вида и проводить между ними жёсткое разграничение. В самом определении было бы установлено естественное превосходство земледелия, которое Адам Смит вынужден после объяснять, и в то же время были бы указаны многочисленные случаи, когда рост промышленности и торговли становится более производительным, чем рост земледелия, как для государства, так и для частных лиц».

Так как предпосылки в отношении земледелия не обоснованы, то так же не обоснован и вывод. Ни г-н Мальтус, ни Адам Смит не показали ещё «естественного превосходства земледелия» «в шкале производительности».

8. Стр. 40. «Труд земледельца должен стоять на первом месте в силу той простой причины, что его валовой продукт достаточен для содержания части трёх главных классов общества: тех, кто живёт на ренту, тех, кто живёт на прибыль, и тех, кто живёт на заработную плату. Труд в промышленности и торговле должен стоять на следующем месте, так как стоимость его продукта будет поддерживать существование части двух из числа этих общественных классов. А непроизводительные рабочие Адама Смита стояли бы на третьем месте по производительности труда, так как их труд не поддерживает непосредственно никаких иных классов, кроме них самих».

У меня будут ещё удобные случаи исследовать основательность этой классификации. Теперь я скажу только, что люди счастливы постольку, поскольку у них есть изобилие товаров, в которых они нуждаются. Если бы именно изобилие хлеба и лёгкость его получения давали хлебу то превосходство, о котором идёт речь, я согласился бы с заключением г-на Мальтуса, но в действительности происходит обратное. Почему стоимость хлеба доставляет ренту? И почему рента повышается время от времени? Потому что стоимость хлеба повышается по мере того, как становится труднее производить его. Увеличьте эту трудность, и стоимость хлеба, так же как и рента, возрастёт ещё больше. Так вот, если только эта особенная трудность получения в требуемом изобилии товара, в котором мы нуждаемся, не представляет выгоды, я не вижу никакого основания для принятой классификации. Если бы наши запасы угля для удовлетворения растущего спроса получались при затрате всё большего и большего количества труда, стоимость угля повысилась бы, и многие копи давали бы большой прирост ренты наряду с обычной прибылью с капитала. Даёт ли это углю и связанным с ним профессиям право на какое-либо особое преимущество? Уголь будет иметь более высокую стоимость, но только благодаря его редкости; не лучше ли было бы иметь уголь меньшей стоимости, но в большем изобилии? Итак, я спрашиваю, не будет ли также весьма желательно иметь хлеб меньшей стоимости и в большем изобилии? Если г-н Мальтус ответит — да, рента исчезает, и исчезает то превосходство, на котором он настаивает. Если он ответит — нет, то я хотел бы иметь какие-то лучшие доказательства того превосходства, которое он отстаивает. <Последнее предложение вставлено в рукописи взамен следующего: «Если он ответит — нет, я надеюсь, что вряд ли многие согласятся с ним». — Прим. англ. ред.>.

Примечания к Главе второй. О природе и мерах стоимости

Отдел первый. О различных видах стоимости

Отдел второй. О спросе и предложении, поскольку они влияют на меновую стоимость

Отдел третий. О влиянии издержек производства на меновую стоимость

Отдел четвертый. Труд, которого стоил товар, рассматривается как мера меновой стоимости

Отдел пятый. Деньги, при условии неизменности их издержек производства, рассматриваются как мера стоимости

Отдел шестой. Труд, который может быть куплен за товар, рассматривается как мера реальной меновой стоимости

Отдел седьмой. О товаре, среднем между хлебом и трудом, и о его пригодности служить мерой реальной меновой стоимости

О Т Д Е Л П Е Р В Ы Й

О различных видах стоимости

9. Стр. 54. «Каждый товар стал бы, таким образом, мерой меновой стоимости всех других и в свою очередь измерялся бы любым другим товаром. Каждый товар был бы также представителем стоимости. Тот, кто имел бы кварту вина, мог бы считать себя обладателем стоимости, равной четырём фунтам хлеба, фунту сыра, известному количеству кожи и т. д. и т. д., и таким образом каждый товар обладал бы, с большей или меньшей точностью и удобством, двумя существенными свойствами денег: быть как представителем, так и мерой стоимости».

Из всего, что г-н Мальтус сказал о меновой стоимости, явствует, что она в большой мере зависит от нужд людей и от относительной оценки, которую они придают товарам. Это было бы верно, если бы люди из различных стран встречались на ярмарке с разнообразными продуктами, причём у каждого был бы особый товар, на который не влияла бы конкуренция какого-либо другого продавца. При таких условиях товары покупались и продавались бы соответственно относительным нуждам тех, кто явился на ярмарку; но, когда нужды общества хорошо известны, когда налицо сотни конкурентов, готовых удовлетворить эти нужды при условии, что они получат известную и обычную прибыль, не может существовать такого правила для регулирования стоимости товаров.

На такой ярмарке, какую я предположил, человек мог бы быть расположен дать фунт золота за фунт железа, поскольку он знаком с полезными свойствами последнего, но при свободном действии конкуренции он не смог бы отдать такую стоимость за железо, а почему? — потому, что стоимость железа неизбежно понизилась бы до издержек его производства, так как издержки производства есть стержень, вокруг которого колеблются все рыночные цены.

10. Стр. 58. «Адам Смит совершенно справедливо заметил, что торговца интересует исключительно номинальная стоимость товаров, или их цена. Для него имеет очень мало значения, что сотня фунтов стерлингов или товары, которые он покупает на эту сумму, могут купить в Бенгалии большее или меньшее количество предметов первой необходимости или жизненных удобств, чем в Лондоне. Ему нужно только иметь орудие, с помощью которого он мог бы приобрести товары, являющиеся предметом его торговли, и оценить относительную стоимость своих продаж и покупок».

Я не могу согласиться с Адамом Смитом или с г-ном Мальтусом, что торговца интересует только номинальная стоимость товаров, или их цена. Ему, конечно, нет дела до стоимости предметов первой необходимости и жизненных удобств в Бенгалии, когда он покупает там муслин, чтобы продать его в Англии; но, так как он должен платить за свои товары либо деньгами, либо товарами и надеется продать их с прибылью в деньгах или товарах, он не может быть равнодушен к действительной стоимости мерила, в котором должны быть реализованы как его прибыль, так и стоимость товаров.

11. Стр. 60. «Но хотя драгоценные металлы прекрасно выполняют весьма важные функции меры стоимости благодаря стимулу, который они дают распределению и производству богатства, ясно, однако, что они не являются надёжной мерой меновой стоимости товаров в различных странах или в одной и той же стране в различные эпохи.

Если мы узнаём, что рабочий день в настоящее время в какой-либо стране стоит четыре пенса или что ежегодный доход такого-то монарха составлял 700 или 800 лет тому назад 400 тыс. ф. ст. в год, то эти высказывания о номинальной стоимости не дают нам никаких сведений ни о положении низших классов в первом случае, ни о средствах монарха — во втором. Если бы мы не имели других данных по этому вопросу, то не могли бы ничего сказать о том, живут ли рабочие в данной стране в нищете или в большом изобилии, можно ли считать данного короля имеющим недостаточный доход или же названная выше сумма должна считаться чрезмерной и невероятной <Юм справедливо сомневается, что Вильгельм Завоеватель мог иметь 400 тыс. ф. ст. ежегодного дохода, как говорит один древний историк, на которого ссылались все позднейшие авторы. — Прим. Мальтуса.>.

Вполне очевидно, что в подобных постоянно встречающихся случаях сведения о стоимости заработной платы, доходов и товаров, оцениваемой в драгоценных металлах, будут для нас мало полезны. Что нам нужнее, так это какая-либо оценка, которую можно было бы назвать реальной меновой стоимостью, указывающая количество предметов первой необходимости и жизненных удобств, которым мог бы распоряжаться владелец заработной платы, доходов или товаров. Без этого знания указанные выше номинальные стоимости могут нас привести к самым ошибочным заключениям; и именно в отличие от этих стоимостей, часто указывающих только на чисто номинальное увеличение или уменьшение богатства, термин реальная меновая стоимость кажется точным и подходящим, потому что означает увеличение или уменьшение способности приобретать реальное богатство или важнейшие жизненные блага... Мы действительно вправе произвольно назвать реальной стоимостью товара труд, затраченный на его производство, но, поступая так, мы употребляем слова в ином значении, чем то, в котором они обычно употребляются...

Право создавать определения должно быть, очевидно, ограничено их соответствием и их употреблением в науке, к которой они применяются».

Несомненно верно, что, если нам сказано только, что доход такого-то короля когда-то составлял 400 тыс. ф. ст. в год, мы ещё вовсе не знаем, умирали ли рабочие в той стране с голоду или жили в большом изобилии. Чтобы определить действительное могущество этого монарха, было бы весьма целесообразно выяснить, каковы были цены на хлеб и труд в стране в то время. Но даже после этого было бы ошибкой сказать, что мы установили реальную величину дохода этого короля. Гумбольдт рассказывает, и г-н Мальтус очень настаивает на этом факте, что в Южной Америке на участке земли данного размера при помощи данного количества труда можно получить в [ ] <пропуск в оригинале. На стр. 382 Мальтус приводит цитату из работы Гумбольдта, из которой явствует, что в Южной Америке участок земли данной площади под бананами может прокормить в 25 раз больше людей, чем такой же участок под пшеницей в Европе. Однако Гумбольдт ничего не говорит о количестве вложенного труда. — Прим. англ. ред.> раз большее количество средств существования, чем с такого же участка земли и при помощи того же количества труда в Европе.

Итак, король в той стране мог бы, вероятно, при помощи труда 1 тыс. человек, занятых в земледелии, содержать армию в 10 раз большую <конец этого предложения вставлен взамен следующей первоначальной редакции: «чем при той же численности людей в Англии». — Прим. англ. ред.>, чем король в нашей стране, имевший в своём распоряжении то же число людей для добывания средств существования. Можно ли было бы сказать поэтому, что его доход в 10 раз больше? Г-н Мальтус ответил бы утвердительно, потому что он оценивает реальную величину дохода по числу рабочих, трудом которых вы можете распоряжаться.

По денежной стоимости доходы королей могут быть почти равны; они могли бы быть почти равны, если оценивать их в железе, сукне, чае, сахаре и всяком другом товаре, но по власти над трудом американский монарх мог бы иметь весьма решительное превосходство. А чем это вызывается? Очень низкой стоимостью труда в Америке. Доходы обоих королей, по моему мнению, были бы почти равны, но при расходовании этих равных доходов один получил бы большее количество труда, так как последний дёшев, а другой — меньшее количество труда, так как он дорог.

Г-н Мальтус справедливо жалуется, что золото и серебро — товары, стоимость которых изменчива, а потому они не пригодны как мера действительной стоимости для периодов, относящихся к разным эпохам. Мы нуждаемся в стандартном мериле стоимости, которое было бы само неизменным и поэтому точно измеряло бы изменения стоимости <вместо «изменения стоимости» первоначально было написано «стоимость». — Прим. англ. ред.> других предметов.

А на чём хочет остановиться г-н Мальтус, как на приближении к этому масштабу?

На стоимости труда. По его мнению, о товаре можно сказать, что стоимость его повышается или понижается соответственно тому, можно ли на него купить большее или меньшее количество труда. Итак, г-н Мальтус претендует на неизменность своего стандартного мерила! Ничего подобного; он признаёт, что его стандарт подвержен тем же случайностям и изменениям, как и все другие предметы. Зачем же тогда останавливаться на таком стандарте? Последний может быть очень полезен, чтобы устанавливать время от времени способность данного дохода покупать труд, но зачем в качестве стандартного мерила стоимости выбирать товар, который заведомо изменчив? Я не вижу, чтобы приводилось какое-либо другое основание, кроме того, что «он уже принят как наиболее обычный и наиболее полезный». Если бы даже это было верно, мы всё же вправе отвергнуть его, если он не отвечает цели, для которой предложен.

Какой бы товар ни выбрал кто-либо в качестве мерила реальной стоимости, этот товар может быть принят в качестве такового только потому, что представляет менее изменчивый товар, чем какой-либо другой; поэтому, если бы по истечении известного времени был открыт другой товар, обладающий этим качеством в более высокой степени, он должен был бы быть принят за стандарт.

Итак всякий, кто предлагает мерило реальной стоимости, обязан показать, что выбранный им товар наименее изменчив из всех нам известных.

Выполняет ли г-н Мальтус это условие?

Ничуть не бывало. Он не признаёт даже, что неизменность есть существенное качество мерила реальной стоимости, ибо говорит, что мерило реальной стоимости включает известное количество предметов первой необходимости и жизненных удобств, признавая, что эти предметы первой необходимости и жизненные удобства так же изменчивы, как любой товар, стоимость которого они призваны измерять. Штука шёлка стоит квартер зерна, а спустя известное время она стоит два квартера зерна. Г-н Мальтус говорит, что реальная стоимость шёлка удвоилась, но разве не могло зерно понизиться до половины своей прежней стоимости — или его стоимость неизменна?

Она не неизменна, отвечает г-н Мальтус, и могла понизиться вдвое. Но если это было так в упомянутом примере, то стоимость шёлка не повысилась; на каком же основании вы могли бы утверждать, будто она повысилась? Эти два мнения несовместимы; вы должны настаивать на неизменности вашего стандарта или отказаться от него как мерила реальной стоимости.

Два товара обмениваются друг на друга — один приобретает на рынке известное количество другого. Внезапно стоимость обоих изменяется в сравнении со стоимостью всех других товаров и в сравнении друг с другом. На один из них я могу приобрести меньшее, чем прежде, количество железа, чая, сахара; на другой я могу получить большее количество этих товаров. Поэтому, будучи оценены в одном из этих товаров, все другие покажутся понизившимися в стоимости; будучи оценены в другом — повысившимися в стоимости.

Если бы мы были уверены, что ничто не изменилось кроме этих двух товаров, если бы мы знали, что для производства их требуется в точности одинаковое количество труда, то каждый из упомянутых товаров — чай, сахар, железо, сукно — был бы точным мерилом изменений в стоимости двух других. Не думаю, чтобы г-н Мальтус отрицал это. Предположим, что один товар обменивался на количество сукна, которое на 20% больше прежнего, — в таком случае я был бы почти уверен, что он обменивался бы на железо или чай в количестве, также на 20% больше прежнего, а если бы стоимость труда не изменилась, то и на количество труда, больше прежнего на 20%. Я имел бы тогда основание сказать, что реальная стоимость этого товара повысилась на 20%. Предположим теперь, что на другой товар, напротив, можно купить количество каждого из этих товаров, на 20% меньшее, чем прежде. Я тогда также имел бы основание сказать, что действительная стоимость его понизилась на 20%. Если бы мы оценивали каждый из товаров в другом товаре, то стоимость одного из них казалась бы возросшей на 40%, а стоимость другого — понизившейся пропорционально. Так вот, меня как раз обвиняют в том, что я даю произвольное определение. Я стараюсь измерить изменения в реальной стоимости товаров, сравнивая их стоимость в различные периоды со стоимостью другого товара, которая, как я имею все основания думать, не изменилась, и г-н Мальтус не возражает против этого, пока я ограничиваюсь широкой группой товаров. Если бы стоимость золота менялась в сравнении со всеми другими предметами и золото обменивалось на большее количество их, он назвал бы это увеличением стоимости золота. Если бы так же менялась стоимость железа, сахара, свинца и т. д. и т. д., он продолжал бы утверждать то же самое, но если бы повысилась стоимость хлеба или труда в сравнении со стоимостью всех других товаров, он сказал бы, что увеличилась стоимость не хлеба или труда: я ведь беру их за стандарт, и вы должны говорить, что стоимость хлеба и труда осталась неизменной, а упала стоимость всех других товаров. Напрасно было бы доказывать, что возникли новые трудности в деле производства хлеба, что он привозится из более отдалённых местностей или что в связи с переходом к обработке более бедных земель большее количество труда было затрачено на производство данного количества хлеба. Этот факт он признал бы — он признал бы, что это даёт достаточное основание говорить, что всякий другой товар при аналогичных обстоятельствах повысился бы в стоимости, но не допустил бы этого вывода для хлеба, потому что выбрал его в качестве стандарта, несмотря на признанную его изменчивость. Мы можем с успехом отнести к нему его же собственное замечание: «Мы действительно вправе произвольно назвать хлеб мерилом реальной стоимости, но, поступая так, мы употребляем слова в ином значении, чем то, в котором они обычно употребляются». «Право создавать определения должно быть, очевидно, ограничено их соответствием и их употреблением в науке, к которой они применяются».