Дополнение 2: Джессика Хоппер

Кто‑то в «Хагги Бере» нашел номер моего фан‑журнала «Потрахаться и разбежаться» и передал его тебе. Кортни узнала обо мне через тебя, хотя я тоже посылала ей номер. Там была статья о «Hole», довольно позитивного содержания, в самом первом выпуске. Мне было тогда пятнадцать, я жила в Миннеаполисе и только начала работать в музыкальном магазине. Я открыла для себя панк‑рок, мне хотелось писать, но мне никто не разрешал, так что я решила основать собственный фан‑журнал.

Через несколько недель мне пришла большая посылка с футболкой «Hole» и стикерами. Потом Кортни прислала мне письмо на шестнадцати страницах, которое написала на следующий день после рождения Фрэнсис, несколько одурев от лекарств. Все письмо было о Миннеаполисе, о том, как мне хорошо бы организовать группу вместе с Мишель Леон [ранее – басисткой «Babes In Тоуland»], о том, почему у нее такая странная жизнь, о том, как пределом ее мечтаний в Миннеаполисе всегда было работать в «Северных огнях» [музыкальный магазин]. Она хотела знать, откуда я взялась такая маленькая, да удаленькая, а я с видом знатока Миннеаполиса ругала «Run Westy Run» и «Soul Asylum» [местные слабые рок‑группы], всех этих старичков.

Я по касательной внедрилась в круг крутых чуваков. Для большинства девочек моего возраста я была чужой, слишком резкой, а на мальчиков наводила страх. Я не баловалась наркотиками и сексом, как большинство у нас в школе. Но мне в то же время нравились феминизм, группы Дона Флеминга [«Gumball», «Hole», «Sonic Youth», «B.A.L.L.»[325]и «Riot Grrrl»]. Так совпало, что знакомство с Кортни наложилось на мое открытие pok‑звезД, которые записывали синглы «Wordcore» [первой в упомянутой серии вышла Кэтлин Ханна из «Bikini Kill»].

я получила письмо, и это было супер. Кортни действительно нуждалась во внимании и известности. Никто в городе доброго слова про нее не мог сказать, и я начала идентифицировать себя с ней. Обо мне ходили подобные же мнения. Как бы плохо она себя ни вела, пока жила тут, я то знала, каким может стать Миннеаполис; это был город для мальчиков, так что я подозревала, что Кортни не просто долбанутая сучка, повернутая на наркотиках, как о ней говорили.Если какую‑то женщину так демонизируют, то в этом наверняка присутствует нечто большее, чем злость тех, кого она познакомила с наркотиками.

Письмо ее было забавным, странным и вдохновляющим. Она писала о том, как материнство влияет на нее и на ее жизнь. Очевидно было, что она борется против грубого, омерзительного мира – как раз вышло интервью в «Вэнити фэйр». Кортни жаловалась, что из себя самой превратилась в какой‑то символ. Вскоре после письма она решила мне ‑позвонить. Я перезвонила, и мы разговаривали, по‑моему, каждый день года полтора.

Они с Куртом платили за печать моего журнала, потому что у меня деньги кончились. Так что они послали мне триста баксов, чтобы я напечатала как можно больше журналов. Еще Кортни послала мне бокс с первым изданием «Pretty Оп The Inside», чтобы я в «Потрахаться И разбежаться» описала его. Ее фан‑журнал был как бы внутри моего: мне также дали фотографию Курта, Марка Лэнигана и Дилана, переодетых в «Babes In Toyland» на Хеллоуин, я выслала им 50 экземпляров, но даже в фан‑журнале публиковать такую фотографию было странно, потому что все сразу захотели узнать, какое отношение я имею к «Nirvana». Я прошла через «Riot Grrrl» и разочаровалась в тамошних людях, как и Кортни. В то время она как раз разругалась с Тоби и Кэтлин, которые писали ей фанатские письма, а за ее спиной – письма Курту[326].

Иногда она рассказывала о том, как сложно быть знаменитой, и рассуждала, как трудно должно быть мне – странной девочке‑подростку из Миннеаполиса. Когда играла моя группа, в меня кидали бутылками, мне угрожали. Она рассказывала мне, какие песни пишет Курт и что собирается делать она сама.

Глава 23