II часть

Позже Жуковский освободился от наваждения русалочьих песен. Неразрешимые антитезы и соблазнительные парадоксы - не его удел. Развивать скрытые возможности баллады “Рыбак” будут поэты следующих поколений, в первую очередь Лермонтов.

О хрустально-прохладном царстве поет, расплескивая воду, лермонтовская русалка (“Русалка”, 1832). Витязь, спящий на дне речном, - двойник героя баллады “Рыбак” Жуковского. У Лермонтова нет балладного сюжета - есть балладная ситуация; традиционный балладный размер перебивается строками другого размера: стихия ускользающей мелодии околдовывает читателя. Годом прежде написан тем же дразнящим размером “Ангел” - стихи о душе, услышавшей небесную песню. Песня русалки “рифмуется” с тихой песней ангела; просторы небесные отражаются в хрустальном холоде русалочьего царства.

Прохлада, покой, влага, песня - важнейшие лейтмотивы поэзии Лермонтова. Счастье ухода и покоя ассоциируется у Лермонтова с зыбкой сферой полусна-полуяви, слова “хладный” и “сладкий” стягиваются в некое целое не только звучанием.

Но это лишь один аспект русалочьей темы. В поэтической системе Лермонтова один и тот же мотив может обретать полярные смысловые окраски.

Стихотворение “Морская царевна”, например, порождает ряд неразрешимых вопросов: кем была “морская царевна” - красавицей или чудищем? кто - она или герой - повинен в гибели красоты? Сквозь привычную картинность баллады проступают мучащие Лермонтова философские антиномии. Поэт напряженно следит за превращением красоты в пугающее уродство, истины в ложь, любви в ненависть. Так в “Мцыри” стилистически сходно воплощены “русалочья ложь” и единственный покой, даруемый герою, в заключительной главке, тон которой заставляет вспомнить финальную строфу стихотворения “Выхожу один я на дорогу...”