Женщины! Берегитесь еврейского садизма

Характерно, что даже там, где у них нет открытой власти, но где они могут пользо- ваться своей властью финансовой, иудеи ставят рекорды гнусного мучительства над беззащитными. Снова мы возвращаемся в демократическую Германию, чтобы при- вести два примера еврейского красного садизма, на этот раз со стороны представи- телей еврейского капитала. Они стали известны, эти два примера, дошли, в конце концов, до суда и виновных посадили в тюрьму, хотя этих виновных надо было бы беспощадно уничтожить, раздавить как гадину. А сколько таких же преступлений остается неизвестными для широкой публики, безнаказанными?

Немецкий «Штюрмер» рассказывает:

82 Г. Фест «Большевизм и еврейство», Рига, 1934 г.

«Еврей Штосе, владелец двух фабрик в Нюрнберге, изнасиловал и перепортил сотни нееврейских девушек. Он их спаивал, связывал по рукам и по ногам, издевался над ними и заклеймлял их позором тем, что выжигал на их телах свое имя раскаленным концом проволоки. Разоблаченный Штосе был приговорен в 1926 году ко многим годам тюремного заключения.

В Нюрнберге же еврей Отто Майер также спаивал своих жертв, привязывал их затем к деревянным крестам, делал им особые надрезы на груди, руках и ногах и, нако- нец, насиловал их. В 1927 году он был приговорен к тюремному заключению».

Это было в Нюрнберге, древнем центре немецкой культуры. Что же делали и делают евреи там, где нет сотен глаз, за ними смотрящих в оба, где они – господа?!

Вот обычаи Холмогорского концлагеря, согласно Мельгунову:

«Кухарки, прачки, прислуга берутся в администрацию из числа заключенных, а при- том нередко выбирают интеллигентных женщин. Под предлогом уборки квартиры помощники коменданта (так поступал, например, Скрен) вызывают к себе девушек, которые им приглянулись, даже в ночное время... И у коменданта, и у помощников любовницы из заключенных. Отказаться от каких-либо работ, ослушаться админист- рацию – вещь недопустимая: заключенные настолько напуганы, что безропотно вы- носят все издевательства и грубости. Бывали случаи протеста: одна из таких протес- танток, открыто выражавшая свое негодование, была расстреляна (при Бачулисе). Раз пришли требовать к помощнику коменданта интеллигентную девушку-курсистку в три часа ночи: она резко отказалась идти, и что же – ее же товарки стали умолять ее не отказываться, иначе и ей, и им будет плохо».

В Особом отделе Кузбасской Чеки, «когда женщин возят в баню, кара устанавлива- ется не только в раздевалке, но и в самой бане»... Припомните учительницу Дом- бровскую, изнасилованную перед расстрелом... Вокруг женщин, бившихся в истери- ке на полу, толпились их палачи. Пьяный смех и матерщина. Грязные шутки, рассте- гивание платья, обыск. «Не троньте их, – говорил дрожащим от испуга голосом старший по тюрьме, не чекист, простой тюремный служащий. – Я ведь знаю, что вам нельзя доверять женщину перед расстрелом...» Это их описания ночи расстрелов в Саратове 17 ноября 1919 года.

Об изнасиловании двух социалисток в Астрахани мы читаем сообщение в «Револю-

ционной России» (№ 10). Так повсеместно.

Недавно в «Анархическом Вестнике» (№ 3-4) одна из высланных анархисток расска- зывала олвоогодской пересыльной тюрьме:

Уходя, надзирательница предупреждала нас, чтобы мы были настороже: ночью к нам может придти с известными целями надзиратель или сам заведующий. Такой уж был обычай. Почти всех приходящих сюда этапом женщин используют. При этом почти все служащие больны и заражают женщин... Предупреждение оказалось не напрас- ным.

«...Вы очень интересны, ваш муж недостоин вас», – заявил госпоже Г. следователь- чекист и при этом совершенно спокойно добавил: «Вас я освобожу, а мужа вашего, как контрреволюционера, расстреляю. Впрочем, освобожу, если вы, освободившись, будете со мной знакомы...». Взволнованная, близкая к помешательству, рассказала

Г. подругам по камере характер допроса, получив совет во что бы таолони ст спасти

мужа, вскоре была освобождена из Чека, несколько раз в ее квартиру заезжал сле- дователь, но... ее муж все-таки был расстрелян.

Сидевшей в Особом отделе жене офицера М. чекист предложил освобождение при условии сожительства с ним. М. согласилась и была освобождена, и чекист поселил- ся у нее в ее доме.

«Я его ненавижу, – рассказывала М. своей знакомой госпоже Т., – но что поделаешь, когда мужа нет, на руках трое малолетних детей... Впрочем, я сейчас спокойна: ни обысков не боишься, не мучаешься, что каждую минуту к тебе ворвутся и потащат в Чеку».