Республика Франция» или «братья ротшильды»?

И вот финал.

«Беседуя однажды с Ротшильдом, Клемансо, тогда премьер-министр Франции (в 1906-1909 и в 1917-1920 гг. – Ред.), несколько пренебрежительно отозвался о евре- ях. Ротшильд вскочил со стула, стукнул кулаком по столу и крикнул: «Молчите, Кле- мансо, почтение к еврейству! Еврейский народ самый великий в мире».5

«Р.Ф.»- Республика Французская или «Р.Ф.» – «Ротшильд фрер», братья Ротшиль- ды?», – спрашивал еще в 1907 году Шмаков.6

И в 1942 году евреи предавались таким меланхолическим воспоминаниям:

«В симфонии, которой является Париж, не раз раздавался специфический еврейский меланхолический тон», – озаглавлен очерк раввина доктора Симхони, присланный из Шанхая в Харбин.

Чудесной мозаике, которая называлась Париж, и еврей придал много краски. В ла- биринте улиц занимала свое место еврейская улица. Специфические черты дополни- ли картину «Париж»: еврейский костюм, еврейский язык создавали диссонанс, про- тивоположность, чем Париж отличался. Еврей в Париже не был скрыт в уголке. Его имя можно было видеть на каждом шагу. Иностранец-турист разыскивал еврейский квартал точно так же, как латинский.

У политического руля вы также встречали еврейские имена. Иовхосл валось, их слово отзывалось эхом во многих тысячах сердец.

громко разда-

На Парнасе вы встречали не одно еврейское имя. Андрэ Моруа был любимцем фран- цузов. Его читали и понимали. Каждую пару месяцев он дарил нам книгу – книгу, о которой весь литературный мир дискутировал и поражался его великому таланту. Его последняя книга появилась уже в дни войны. Книга написана с истинным талан- том Моруа, но танки сильнее. Французы, элита, высший десяток тысяч носили Моруа на руках, с почетом посадили его во французскую Академию и сделали его бес- смертным.

Шарль Морас, гениальный антисемит, протестовал: его художественное перо кипело злобными памфлетами против еврея как политика, против еврея как члена Парижа, но победила свободная мысль, восторжествовал принцип равенства, ибо это... Фран- ция.

Поэт-драматург еврей Эдмунд Флуг имел большой триумф. На французской сцене его драмы шли с большим успехом.

Андрэ Сапир, тоже еврей, имел большой успех своим романом «Колодезь Якова».

В храме искусства не раз еврей был священнослужителем. Кто не знает в Париже еврея Паскина, кто не восторгался его нежными чуткими картинами. Из каждой кар- тины можно было видеть, что у Паскина искусство – исповедь души. Недаром он де- бютировал иллюстрацией сочинений Генриха Гейне. «Паскин-еврей был среди не-

5 «Еврейская Жизнь» 1939г., №5.

6 А.С. Шмаков «Свобода и евреи», Москва 1907.

многих, которые понимали лирическую иронию Гейне, глубокую боль, скрывающую- ся под легкой насмешкой», – так писали великие художественные критики о Паски- не. О Паскине я не призван писать. Но мне вспоминаются воодушевленные слова, сказанные после его трагической смерти: «Ушел поэт, художник. Все было у него: элегантность и грациозность; все у него волнует: его бархатная синева, его эфирная линия – все у него со вкусом».

В воротах Храма искусств вы наталкиваетесь на сына вселенского «сейфера», Лаза- ря Сегала, про которого сказали, что он открыл великую мистерию – искусство. Он избрал себе человека как высшую цель; без рафинирования, без декоративных ук- рашений он показал нам человека таким, как он есть.

Так много красоты создали евреи в Париже.

Где теперь еврей из «Плецил» – там евреи разговаривали с французами по- еврейски!

Где теперь еврей из «Белвил» – там евреи работали по пятнадцать часов в день, дабы иметь потом возможность вызвать родных сюда!

Я знаю всех этих «Плецил»- и «Белвил»-евреев. Не зная их, я знаю их историю. Ведь это в большинстве люди, которые никогда не имели юности, не имели дома. Холод был их домом, а голод – ночью. Несчастными, гонимыми приехали они в Па- риж. Работали тяжело и в поте лица. Со временем сработались. Солнце начало сиять

над ними. Двадцать лет тзоамду на

они бежали за хлебом. Париж принял их».7

И они сделали Париж своим – до катастрофы европейского еврейства в 1940 году...