Я взяла газету и пакет. О! А там… Фу! Сейчас меня стошнит! Ты можешь напоить меня чаем с бутербродами? Вероника до сих пор не прислала новую горничную

Я пошла к столику и не сдержала любопытства.

Ты вскрыла бандероль?

Лизу передернуло.

Нет, на ней же стояла надпись «Виктору Ласкину лично». Никогда не интересуюсь чужой корреспонденцией! Это крайне невоспитанно! Я села около Вити в кресло, а он разорвал бандероль. Оттуда… о!.. выпала дохлая крыса, изо рта у нее торчала зеленая купюра… меня стошнило прямо на ковер… вспоминать противно! Там еще записка была.

И что в ней? – поспешила я с новым вопросом.

Не читала, – простонала Лизавета, – Витя ее сразу убрал.

Куда? – не утихала я.

Зачем тебе это? Весь аппетит пропал, – прошептала Лиза, – мутит при одном воспоминании.

Где записка? – насела я на вдову.

Наверное, в Витиной спальне в столе, – заканючила Лиза, – отстань! Постой! Думаешь, ту мерзость прислала Катя?

– Судя по тому, что я успела узнать о твоей мачехе, такой вариант маловероятен, – усомнилась я, – но лучше взглянуть.

Лизавета встала.

Пошли, хотя я не уверена, что муж сохранил записку. Крысу точно выкинул.

Личная часть дома Ласкина состояла из трех громадных комнат: кабинета, гостиной и спальни.

Где Виктор складывал важные документы? – осведомилась я, прикинув, что искать вслепую придется не один день.

Не знаю, – традиционно ответила Лиза, – я никогда не лезла в дела супруга.

Отсутствие любопытства больше смахивает на равнодушие, чем на интеллигентность, – не выдержала я.

Я жена, – обиженно уточнила Лизавета, – делами занимаются подчиненные, хозяйством – прислуга, мое дело – радовать глаз, всегда быть красивой, хорошо одетой и причесанной. Чего еще можно требовать от супруги?

Я хотела ответить: «Горячего ужина, чистых рубашек, поддержки в тяжелую минуту и радости в счастливую, рождения детей, дружбы», но отбросила эту идею и задала новый вопрос: