Колюшка 2 страница

Весьма охотно налим берет осенью на лягушек, но, к сожалению, их трудно доставать в это время г ода. Насадка эта в большом употреблении на Шексне, Мологе и других среднерусских реках. Тамошние рыбаки заблаговременно запасают «шадру», т. е. лягушат, добывая их с сентября в родниковых ямах или в нарочно выкапываемых канавках у берегов и сохраняя в подвалах. Лягушонка насаживают, прокалывая крючком обе губы снизу вверх.
Весьма удачно можно также ловить налимов на мертвую рыбку финляндским способом, употребляемым, впрочем, больше на озерах и притом для щук. Эта своего рода жерлица, но еще более простого устройства, состоит из сухой палки (различной величины, смотря по течению), играющей роль поплавка, камня в несколько фунтов, крепкой бечевки от 5 до 10 сажен длиною и простого или двойного крючка на медном, реже басковом, поводке четверти в 11/2 длиною. Финляндцы, подобно шведам и норвежцам, предпочитают употреблять и для этой ловли медные, а не стальные крючки, притом без зазубрин, на том основании, что рыба на первые берет гораздо охотнее; этого мнения придерживаются и некоторые наши рыболовы; например, мне известно, что в Вологде и на Кубани многие удят на медные крючки, но вернее предположить, что это предпочтение меди обусловлено тем, что стальные, тем более железные, крючки скоро ржавеют. Заготовив надлежащее количество палок, камней и концов бечевок, рыболов (чаще вдвоем) расст авляет свои нехитрые снасти с вечера на лодке, на более тихих местах реки (и озера), на известном расстоянии друг от друга, следующим образом: на один конец бечевки привязывается камень, измеряется глубина и соответственно ей привязывается палка-наплав; затем спускаются вниз по течению и закидывают насадку. Рыбка (ерш, пескарь) насаживается таким способом: медный поводок пропускают через рот в кишечный канал и, вынув из заднего прохода, петлю на поводке продевают в большую петлю на конце бечевки, через которую пропускают рыбку. Таким образом, жало крючка (или крючков) прилегает к бокам головы и малозаметно; для того же, чтобы насадка не приподнималась течением, на бечевку надевают более или менее тяжелую, просверленную пулю.
К числу осенних способов добывания налима принадлежит также лученье, т. е. бой острогой ночью, с помощью огня – луча (см. «Линь»). Главным образом лучат щук, линей, вообще озерную и прудовую рыбу, стоящую на мелких местах, притом с лодки; что же касается налима, то его бьют острогой преимущественно в небольших реках и речках, высматривая с берега.
Гораздо чаще лученья употребляется глушенье налима по перволедью, тоже с огнем, но с колотушкой, а не острогой. Глушеньем и открывается зимний сезон рыболовной охоты, но оно имеет много неудобств и даже опасно, почему, несмотря на свою завлекательность для охотника, составляет достояние промышленника. Оно основано, как известно, на том еще не совсем объясненном факте, что рыба, как только вода покроется ледяною корою, поднимается на поверхность и некоторое время плавает в очень небольшом расстоянии от нижней поверхности льда, иногда даже прикасаясь к ней спинными плавниками. Замечательно, что рыба весьма охотно держится подо льдом – в заводях, замерзающих ранее русла, хотя бы могла уйти в последнее, так что нельзя сказать безусловно, что вся рыба в это время чувствует себя не совсем хорошо, тем более что многие породы по первому льду очень хорошо берут на удо чку, в особенности окунь. Не поднимаются по перволедью только подверженные зимней спячке лини, караси, сазаны, сомы, все осетровые, которые становятся на зимовку еще в средине осени, а также ерши (вероятно, и бирючки) и, кажется, пескари. Налим же приблизительно в течение двух недель, начиная с замерзания и до тех пор, пока лед не достигнет толщины 2 или даже 3 вершков, совершенно изменяет своему обычаю пресмыкаться на дне – и на озерах, в прудах и в медленно текущих реках стоит подо льдом; по-видимому, это необычайное для него положение влияет на его безмерный осенний аппетит, так как жор его прекращается.
Сущность глушенья состоит в том, что высматривают рыбу, стоящую под прозрачным и тонким льдом, и, осторожно подкравшись к ней, оглушают ударом дубины над ее головою; затем проворно разрубают лед и выхватывают сачком или багром перевернувшуюся вверх брюхом рыбу. Глушат и днем, но больше ночью, с огнем; во-первых, потому, что ночью рыба вообще смирнее, а затем по тому, что огонь, ослепляя рыбу, по-видимому, приводит ее в состояние, близкое к каталепсии или столбняку. Самый сподручный снаряд для глушенья – топор на длинной рукоятке, в 2–3 аршина, но лучше и удобнее употреблять особую деревянную колотушку, в виде молотка, или же дубинку; иногда в эту дубинку или колотушку ввертываются толстые закаленные крючья, в виде зубцов остроги, вершка в три длиною; если лед тонок и рыба стоит непосредственно под ним, то зубцы, пробив лед, могут вонзиться в рыбу и удержать ее на месте. Как видно, это приспособление редко достигает своей цели и не особенно практично, тем более что рыбе наносятся крючками большие раны. Делаются также и железные дубинки овальной формы, с такими же крючками, насаженные на деревянную рукоятку, но такие еще хуже. Чтобы не испугать рыбы, к ней подкрадываются в валенках или, что еще лучше, а главное, по тонкому льду безопаснее, на широких лыжах, подбитых войлоком. Всего лучше глушить рыбу вдвоем, обвязывая себя у пояса длинною верев кою, конец которой или волочится по льду, или держится в руке у товарища. Один обыкновенно светит и высматривает рыбу, другой заходит с противоположной стороны, глушит рыбу и достает ее из-подо льда. Высматривают рыбу при помощи фонаря, но лучше со смоляным факелом или с железным ковшом на рукоятке, в котором зажигают смолу. Понятное дело, если на льду лежит хотя бы небольшой слой снега, то под ним ничего не увидишь, а потому глушенье производится только на чистых местах, вообще до выпадения большого или мокрого снега, не сдуваемого ветрами. Можно, конечно, заблаговременно днем расчистить облюбованное место. Как сказано, удар должен приходиться прямо над головою рыбы, иначе она уходит или может опомниться раньше, чем успеют разрубить лед и ее вытащить. Некоторые породы, например щука, очень слабы к удару и перевертываются вверх брюхом даже при довольно толстом льде и когда стоят вершков на 5–6 от его поверхности; налим же оказывается самым крепким в этом отношении и шалеет, только когд а стоит непосредственно подо льдом толщиною не более 2 вершков.
Глушенье рыбы, тем более налима, продолжается очень недолгое время– неделю, редко две; затем, когда лед достигнет толщины примерно 3 вершков, почти вся рыба уже держится на дне, свыкнувшись с изменениями своей среды. Зимнее уженье налима начинается большею частию, когда лед настолько окрепнет, что по немy можно безопасно ездить на лошадях. Так как налим составляет в Средней и Северной России самую дорогую зимнюю добычу удильщиков, то считаю уместным сказать здесь довольно подробно о зимнем уженье вообще и его принадлежностях, что вместе с описанием зимней ловли окуня и ерша даст читателю ясную картину зимней охоты, известной очень немногим рыболовам-охотникам из боязни холода, совершенно, впрочем, неосновательной, так как зимой рыба хорошо ловится только в тихую погоду и при морозе не выше 10–12°.
Главную принадлежность зимней ловли составляет, кроме удочек и насадок, пешня, необ ходимая для прорубания льда, делания в нем круглых отверстий, т. е. лунок. Пешня – это четырехгранный, внизу заостренный кусок железа, до аршина длиною, имеющий сверху помещение для деревянной рукоятки. Чтобы острие не гнулось, железо или закаливается, или на конец наваривается сталь; некоторые охотники закаливают даже стальные пешни и имеют их двух или трех размеров, от 3 футов – для тонкого льда, до 12 – для толстого. Рукоятка пешни должна быть непременно точеная, с головкой, достаточно толстая, чтобы удобно было держать ее в руке, и длинная (около аршина); для того же, чтобы не утопить пешню, в головке рукоятки делается отверстие, в которое продевается ременная или бечевочная петля, надеваемая на руку во время прорубания льда. Последний выгребается из лунки железным совком, или деревянной лопаткой (тою же, которая употребляется для подсечки; см. «Ерш»), или же сачком особого устройства: он состоит из железного или медного обруча, в 4–5 вершков диаметром, прикрепленного к короткой де ревянной рукоятке; сетка его, довольно частая, делается или из бечевки, или проволоки и не должна быть глубже четверти. Присяжные «зимняки» берут с собой еще следующие предметы: фонарь для ночной ловли, действительно необходимый, жаровню или ведро с угольями для согревания рук в большие морозы, дубовое ведро для живцов и, наконец, двухаршинные колья и рогожи для шалаша. Конечно, все это возится на место ловли в салазках. При ловле на червей и мотыля эту насадку москворецкие рыболовы держат в деревянных ящиках в форме искривленной табакерки (бобом), вершка 3 длиною, крышка которой не открывается кверху, а откидывается сама собой вбок, параллельно дну червяшницы, так как движется на шпеньке у одного из боков. Такой ящичек, чтобы насадка не замерзла, хранится всегда за пазухой. Само собой разумеется, что костюм рыболова должен быть тепел и удобен: всего лучше меховой кафтан и ватные брюки; валяные сапоги при этом необходимы, но на случай оттепелей к ним полезно приделывать кожаные подошвы и обшивать с боков кожей.
Прорубать лунки следует там, где ожидают найти рыбу, вообще на более глубоких местах, хотя недалеко от берега; на самой быри рыба зимою не стоит, так как не может бороться с силою течения. Самое лучшее место для лунок – это над колодцами, т. е. подземными родниками; такие места необходимо заблаговременно замечать, что не особенно трудно, так как они замерзают позднее, некоторое время образуя полыньи. Налим, впрочем, в начале зимы, по молодому льду, уже держится на песках, на незначительной глубине, где и следует искать его и делать проруби; после же нереста, в феврале и марте, уходит на глубину и обыкновенно держится под крутоярами или на глубоких ямах. Число лунок зависит как от количества снастей, так и знания места. Рубить лунки следует так, чтобы они имели вид усеченного конуса, основание которого (от 4 до 6 вершков диаметром) находится на поверхности льда; нижние края лунки аккуратно оббиваются, чтобы не были остры и не резали лесок. Крупные осколки льда выбрасываются совком или лопаточкой, когда же лунка наполнилась водою, то мелкий лед выкидывается сачком. Хотя рыба не особенно чутка зимою, особенно на глубине, но все-таки часто отходит от шума, производимого прорубанием лунки, и берет большею частию немного спустя после его окончания, так что благоразумнее делать лунки заблаговременно. Обыкновенно ловят из 3–5 лунок, находящихся на небольшом расстоянии одна от другой, но иногда число их достигает 15–20, особенно при ловле налимов. Завзятые рыболовы делают тут шалаш или, вернее, загородку от ветра, вставляя в отверстия, сделанные пешней колья, концы которых предварительно мочат в воде, и привязывая к последним рогожу. Пойманную рыбу хранят или в ведре, или, если лед достаточно толст, в так называемых корытцах. Это простое углубление во льду, обыкновенно в форме корыта, аршинной длины и полуаршинной ширины, реже обыкновенной круглой формы. В середине этого корытца делается сквозное отверстие, в которое выступает вода.
Зимнее уженье налима начинается в Средней России обыкновенно в начале декабря и продолжается весь январь; в феврале клев его прекращается, возобновляется с теплой погодой в конце этого месяца и оканчивается с ледоходом. Рыболовы-любители удят налимов почти так же, как и ершей, – на кобылки и волосяные лески; разница только в том, что вся снасть грубее, насадка другая и ловля производится на песчаных или на хрящеватых неглубоких местах. Так как крупный налим легко может утащить под лед кобылку, то последняя делается покрупнее и, кроме того, или имеет в обеих своих пятках железные шпеньки для втыкания, или же пятки эти мочат в воде и примораживают ко льду. Леска в 6–12 волос, смотря по средним размерам водящихся в данной местности налимов, хотя последние, как известно, оказывают сравнительно слабое сопротивление при вытаскивании, но зимою они, в противоположность другим рыбам, вовсе не теряют своей силы. Ловят в отвес или с небольшим уклоном, чтобы не перерез ать лески об лед. Крючки употребляются преимущественно с длинными стержнями от №5 до 0 и крупнее, смотря по насадке и величине рыбы, причем лучше, если бородка их спилена. Некоторые рыболовы даже ловят налимов на крючки, согнутые из булавок или шпилек. Я полагаю, что налима, как и всякую другую заглатывающую рыбу, можно ловить, продевая насадку швейной иглой, крепко привязанной к леске посредине. Груз прикрепляется к леске не более как на четверть от крючка и должен лежать на дне неподвижно, не приподниматься течением и не катиться по дну; так как среди зимы приходится ловить налимов на довольно быстротекущих местах, то употребляется сравнительно очень тяжелое и притом плоское грузило, спокойно лежащее на дне.
Самою лучшею насадкою для налимов, за исключением мелких, служит или живая мелкая рыба, или кусочки рыбы. В качестве зимнего живца всего чаще, иногда исключительно, употребляется мелкий ерш, так как пескаря достать зимой труднее, а другие рыбы обыкновенно не могут держаться на самом дне или скоро засыпают. Говорят, что налим особенно охотно берет на живого ерша, с которого соскоблена чешуя, почему последний выказывает в холодной воде не свойственную его породе живость, бегая по дну как угорелый. Но вряд ли кто решится испробовать этот способ, изобретенный одним подмосковным попом. Ловят также налимов на червей и лягушек, но очень редко, так как то и другое надо запасти с осени, да и ершей можно достать сколько угодно; притом налим почти так же охотно берет на кусочки рыбы, свежей и соленой, даже на внутренности животных – печень, легкие, куриные потроха, наконец, на кусочки мяса и сала. При уженье на живую рыбку или лягушку двойчатки, конечно, не употребляются, так как поводки очень путаются. Насаживают живца или за губу, или около хвоста, не задевая, однако, спинного хребта.
Таким образом удят налимов московские охотники-рыболовы; но промышленниками Средней и Северной России употребляются другие способы ловли, не тр ебующие присутствия человека и напоминающие жерлицы, только еще более упрощенные. Эти снасти ставятся обыкновенно в большом количестве на ночь и утром осматриваются. Лесой служит почти всегда бечевка (шестерик); привязывается она или к палке в пол-аршина длины, или к можжевеловому, вообще довольно гибкому шестику (различной величины, смотря по глубине воды), на четверть аршина выше кончика; длина лески не более аршина. В первом случае палочка с намотанным на нее запасом кладется поперек лунки и груз лежит на дне почти под лункой; во втором– шестик опускается в лунку, в наклонном положении по течению, так, чтобы кончик упирался бы в дно, средина – в передний край нижнего отверстия лунки, а комель – в задний край верхнего отверстия, немного возвышаясь над поверхностью льда. Иногда толстый конец примораживают, а также закрывают от любопытных глаз – вместе с прорубью– снегом. Насадкою большею частью служат куски сырой рыбы, надеваемые или на самодельные железные (в Финляндии – медные) крюч ки без бородки, или даже на деревянные, в форме рогульки или цифры V.
Рис. 36. Деревянный крючок

Этот оригинальный крючок имеет довольно обширное распространение и, сколько мне известно, употребляется в Московской, Тверской, Владимирской, Костромской и Новгородской губерниях. Крючки делаются из тонкой (в тонкий карандаш или куриное перо) ветки березы с сучком, причем оба конца рогульки заостряются. У карелов Новгородской губернии крючки имеют несколько другую форму и заострены со всех трех концов. Насадка должна быть довольно крупных размеров; это или мертвая рыбка (живая все равно скоро на ней заснет), или куски рыбы, сала, мяса, куриные потроха. Цельная рыба насаживается или карельским способом, причем крючок пропускается в живот и бечевка захлестывается на спинке, или же крючок просто пропускается в рот за жабру, что гораздо проще и удобнее, особенно на течении. Прочие насадки прямо надеваются на крючок, ко нечно, так, чтобы вполне закрывали его; иногда концы крючка сводятся вместе, чтобы при усилиях рыбы освободиться могли раздвинуться. Это достигается разными путями, из которых самый простой следующий: на бечевке делается небольшая петелька, в которую продевается пригнутая, более тонкая веточка. Действие деревянного крючка понятно: налим заглатывает насадку, и рожки крючка протыкают стенки желудка. Весьма вероятно, что этот нехитрый снаряд окажется пригодным и для ловли других хищных рыб, берущих мертвую насадку, например для ловли сома.
Рис. 37. Способ насаживания рыбы на деревянный крючок

Из других способов ловли налимов с насадкой следует упомянуть о так называемых подледниках, вполне заменяющих осенние подпуски и местами находящихся в большом употреблении. Действительно, ловля подледниками весьма добычлива, особенно когда они поставлены на месте хода налимов, как известно, весьма нешироком. По этой последне й причине переметы, которые и ставить зимою неудобно, в это время года никогда не употребляются. Подледник состоит из бечевки, к которой прикрепляется на поводках, в аршинном расстоянии, от 3 до 10 и более крючков, наживленных червями, кусками рыбы или живыми ершами; в последнем случае поводки несколько укорочены. Устанавливается подледник следующим образом. Пробив лунку, рыбак разматывает подледник и надевает насадку, сначала на крайний крючок, потом на следующий и т. д., последовательно сбрасывая их в воду. Течение тотчас же подхватывает сброшенные крючки и утаскивает их под лед.
Затем, когда весь снаряд вытянется вдоль течения, рыбак спускает в воду грузило (от 1/4 до фунта весом, сообразно силе течения и количеству крючков) и оставшийся конец привязывает к палочке, примороженной ко льду. Такие подледники рыбаки-промышленники ставят десятками.
Рис. 38. Подледник

Блесненье налима почему -то малоупотребительно, хотя при удачном выборе места во время хода бывает весьма добычливо и занимательно. Нужно только иметь в виду, что налим не отличается проворством и редко хватает насадку, которая находится выше вершка от дна, т. е. заставляет его отрываться от дна.
Поэтому блесна должна быть легка, падать очень тихо, с боковыми колебаниями и подымать ее надо короткими толчками, не выше 3–4 вершков. Самые лучшие блесны для ловли налимов – плоские металлические, с припаянным крючком без зазубрины, лучше из желтой меди, так как вообще в прозрачной воде желтая блесна виднее, чем белая, которая, напротив, гораздо пригоднее для ловли в мутной. По всем вероятиям, налима можно с большим успехом ловить на звенящие блесны, вроде употребляемых для ловли сигов; это две широкие блесны на одном поводке, которые при опускании расходятся, а при подымании сближаются и, ударяя друг о друга, звенят. Во время хода налима их также багрят или особенными багорчиками, или крупным и крючками, привязанными к 2-аршинной рукоятке, как судаков, причем также высматривают идущую рыбу, лежа над прорубью, закрывши голову, или ловят на двойчатку (или две из смежных прорубей) с привязанными к ней якорьками, делая ею более или менее частые подсечки – уже наобум. Впрочем, последним способом налимы ловятся реже других рыб, не ползающих по дну, и большею частью во время нереста.
Местами с большим успехом применяются тогда видоизмененные способы ловли налимов на голые крючки или, вернее, на якоря. Первый, основанный как на потребности большинства рыб тереться во время нереста о твердые предметы, так и на необъяснимой любви налима к звукам, употребляется в Псковской губернии. На месте нереста (на Святках) в прорубь вертикально спускают пятилапный якорек вышиной в четверть, так, чтобы он стоял на дне торчком. Якорек оканчивается, как и все якоря, ушком с кольцом, за которое и привязывается бечевка. От времени до времени ловец слегка подергивает последнюю, п ричем кольцо, опускаясь, издает звон. Этот звон и привлекает ползающих по дну налимов, и чем кольцо звончее, тем ловля бывает удачнее, т. е. налимы охотнее переползают через якорь, что слышно по руке, держащей бечевку. В Моложском же уезде Ярославской губернии употребляется подобный, но более сложный и рациональный способ ловли налимов во время их течки; именно делают железную полосу в 4–5 вершков длины, на одном конце оканчивающуюся тремя железными острыми крюками с бородкой, которые могут быть и припаяны отдельно; на другом конце полосы делается петля, уже приподнятая кверху. Между крюками и петлею на полосу кладется чистая белая липовая дощечка шириною вершка в три с половиною. Необходимо, чтобы снаряд, когда будет спущен, висел в воде не вертикально, а несколько наклонно, что достигается частию дощечкой, частию загнутою вовнутрь петлею. Такую лапу рыбак запускает в прорубь, на дно реки, где она и ложится железною полосою вниз, дощечкою и тремя крючками вверх. Налимы, по мнению моло жских рыбаков, трутся всегда на белой гальке и потому, принимая липовую дощечку за камень, охотно трутся и переползают через нее, что слышно по руке. Рыбак поэтому, при известном навыке и сноровке, подсекает всегда вовремя и нередко вытаскивает сразу пару налимов, иногда свившихся хвостами, как сказано выше. Вообще ловля налимов голыми якорьками во время нереста имеет довольно обширное распространение и употребляется как в Новгородской губернии, так и в Западной Сибири. В первой местности якорьки имеют не более вершка вышины.
Остается теперь сказать несколько слов о ловле налимов сетями и ловушками. В невод налим попадается сравнительно редко, как и следует ожидать по его привычке держаться на дне и прятаться за его неровностями или за камнями. Обыкновенно нижняя тетива невода проходит над плотно прижавшимся к земле налимом, но вряд ли он делает какие-либо другие попытки уйти из невода, и показание иртышских рыбаков, что налимы, видя себя окруженными сетью, подплы вают к верхней тетиве, кладут на нее хвост, загибают его крюком и перекидываются на другую сторону, требует подтверждения. Несколько чаще налим ловится ставными сетями и мережами, запутываясь в них, но самая главная ловля его производится вершами, мордами, воротами, жохами и крыленами, которые все, как известно, основаны на одном и том же принципе; жоха и крылена делаются всегда из сетки, а другие снаряды – из дранок и из прутьев ивняка. Снаряды эти ставятся на месте хода налимов, которые во время нереста охотно залезают в них, так что случается, что в разгар хода морда за ночь набивается битком и из нее вытаскивают до 2 пудов. Иногда в морду вваливаются такие огромные налимы, что едва в ней помещаются, и не постигаешь, каким образом они могли пролезть в узкое отверстие горла (детыша). Всего же удивительнее, что налимы, если не помещаются в самой морде, лежат в детыше, привлеченные массой уже попавшейся рыбы и не делают никаких попыток к выходу. Для вящего успеха на месте хода нередко делается завязок, или закол, т. е. плетень, или забой, из палочек ивняка, часто воткнутых в дно, и лучше, конечно, если морда, или норот, имеет не круглую, а четырехугольную форму, так как такие плотнее прилегают ко дну.
Рис. 39. Морда, или верша

Несмотря на свою ценность, налим не имеет промыслового значения, нигде не добывается в значительном количестве и обыкновенно потребляется на месте, в свежем виде. В Европейской России самый обильный лов налима производится в устьях Водлы на Онежском озере, где его добывается во время нереста несколько сот пудов. Дело в том, что налим, во-первых, нигде не водится в очень большом количестве, во-вторых, ценится, как и стерлядь, только живой или по меньшей мере свежий. Мороженый налим скоро обветривает, вянет, сморщивается и становится дряблым, невкусным и тяжелым для желудка. Вообще налим не может считаться очень удобоваримою пищею и всего пригоднее для ухи, которая очен ь ценится ради молок (макса в Сибири) и печени (ксень); в Северной России и в Сибири крестьяне предпочитают делать пироги с налимьей максой и печенкой. Последняя, как известно, несоразмерно велика и у крупных налимов достигает нескольких фунтов веса; из нее также вытапливается превосходный жир, употребляемый в аптеках как целебное средство. В Западной России, именно в губерниях бывшего Царства Польского, налим редко употребляется простонародьем в пищу, кажется, из предрассудка и по примеру жидов, которым закон запрещает есть голую рыбу. На юге России и в Западной Европе налим также находится в пренебрежении, больше, впрочем, по причине своей редкости и небольшого роста. Икра налима почему-то считается немцами ядовитою, но это мнение, быть может, относится к совершенно зрелой, жидкой и вытекающей икре или вырезанной из лежалой рыбы. Напротив, на севере, а на северо-западе в особенности, икра потребляется в большом количестве, местами, например на Онежском озере, даже продается отдельно, подобно икре сигов и ряпушки. По мнению Данилевского, налимья икра по вкусу превосходит икру последних рыб, хотя ценится дешевле. Употребляется она здесь свежею, очищенною и слегка приправленною солью; говорят, что с лимонным соком она подходит вкусом к устрице. Кожа крупных налимов сибирскими инородцами употребляется в оклейку дерева седел, ножен, на штаны, сапоги, летнюю одежду, мешки и на окна вместо стекол. Кроме того, налим дает рыбий клей, но гораздо хуже осетрового.
Что касается искусственного разведения налимов, то в этом отношении сделано еще очень мало опытов. Искусственное оплодотворение выдавливаемых из рыбы икринок не особенно удобно потому, что икринки необыкновенно крепко (и скоро) прилипают. У нас, в России, впрочем, налимы искусственно оплодотворялись Малышевым в Тагиле еще в 1855 году, а также на Никольском рыбоводном заводе. Тем, кто желает, чтобы налимов у него в реке (или проточном пруду) было больше, можно посоветовать ставить старые, худые верши в местах (непременно каменистых) нереста.

Угорь

Anguilla fluviatilis L. Во всей Северной и Северо-Западной России – угорь, в Кроншт. заливе черный угорь называется ходовым, желтый – травником, в Нарве: самые большие – чесмянные, средние – полугарники, малые – давленики. ВГродн. губ. – вингор; в Польше – вингорж; лит. – unguriss; лат. – суттис, эст. – ангриас; финск. – айрокас, ангериайнен, энгери.

Рис. 40. Угорь

Эта замечательная рыба с первого взгляда имеет сходство со змеею, а потому у нас во многих местностях даже не считается рыбою и не употребляется в пищу. Длинное тело угря почти совершенно цилиндрическое, только хвост слегка сжат с боков, особенно ближе к концу. Голова у него небольшая, спереди немного приплющенная, с более или менее длинным и широким носом, вследствие чего иные зоологи различают несколько видов угрей; обе челюсти, из которых нижняя немного длиннее верхней, усажены (также и соховидная кость) мелкими, острыми зубами; желтовато-серебристые глаза весьма малы, жаберные отверстия очень узки и отодвинуты на довольно значительное расстояние от затылка, вследствие чего жаберные крышки не сполна закрывают жаберную полость. Спинной и заднепроходный плавники очень длинны и вместе с хвостовым сливаются в один неразрывный плавник, окаймляющий кругом всю заднюю половину тела. Мягкие лучи плавников вообще обтянуты довольно толстою кожею и вследствие того с трудом отличимы. На первый взгляд угорь кажется голым, но если снять густой слой слизи, его покрывающий, то окажется, что тело его усажено маленькими, нежными, очень продолговатыми чешуйками, которые, однако, большею частию не соприкасаются и вообще расположены весьма неправильно. Цвет угря значительно изменяется и бывает то темно-зеленый, то синевато-черный; брюхо, однако, всегда является желтовато-белым или голубовато-серым.
Настоящее местопребывание угря – реки Балтийского, Средиземн ого и Немецкого морей. У нас эта рыба встречается в большом количестве только в Юго-Западной Финляндии, в Петербургской, остзейских, некоторых северо-западных губерниях (даже, по моим сведениям, в Смоленской губернии, именно в р. Белой, притоке Западной Двины) и в Польше. Кроме рек, угорь живет во многих больших озерах – Ладожском, Онежском и Чудском, из которого заходит и в мелководное Псковское озеро. В Ильмене его, однако, нет. Из вод Балтийского бассейна угорь, вероятно в этом столетии, проник через каналы в реки Черного и Каспийского морей, но попадается здесь еще весьма редко. Только одиночные экземпляры изредка добираются до Волги, как это доводилось слышать проф. Кесслеру от рыбаков в Вышнем Волочке, Рыбинске, Ярославле и Юрьевце, но в ней не размножаются; вероятно, их здесь часто смешивают с речными миногами. По свидетельству О. А. Гримма, угри доходят иногда до Саратова, но во всяком случае они составляют в Волге весьма редкое явление и навряд ли доходят до Каспийского моря. Только в некоторых реках, впадающих в Верхнюю Волгу, угри попадаются довольно часто, именно в Тверце, куда попали, вероятно, из оз. Мстило, но в последнее время они исчезли и из этой реки.
Рис. 41. Различные формы головы угрей

Точно так же только отдельные, так сказать, заблудившиеся неделимые изредка замечаются в Днепре, Днестре и Дунае, но, по-видимому, с давних времен, так как еще Гюльденштедт (в прошлом столетии) говорит, что угорь находится в р. Остре (в левом притоке Десны), под Нежином. Вероятно, в бассейн Днепра он попал из Немана через Пинские болота, да и вообще верховья Черноморского и Балтийского бассейнов находятся между собою в близком расстоянии и, кроме того, соединены каналами. Киевские рыбаки иногда находят угрей в желудке больших сомов и полагают, что они должны водиться в недалеком расстоянии от Киева – в Днепре или Припяти; могилевские рыбаки также утверждали проф. Кесслеру, что угорь попа дается изредка в Днестре. Наконец, в 70-х годах К. К. Пенго был доставлен угорь, пойманный уже в Азовском море близ Петровской станицы. Что касается нахождения угрей в Дунае, то весной 1890 года общество любителей рыболовства в Галаце выписало из Альтоны в Шлезвиге более полумиллиона молодых угренят, которые и были пущены в Дунай, на румынском берегу. По всей вероятности, угри здесь вполне акклиматизуются и будут размножаться (в море).
«Речной угорь, – говорит проф. Кесслер, – не есть рыба вполне пресноводная, а скорее рыба проходная, так как он не проводит всю жизнь в пресных водах, а периодически уходит из них в море. Вместе с тем, однако, существует важное различие между угрем и другими проходными рыбами. Дело в том, что все другие проходные рыбы, сколько нам известно, вырастают в море и поднимаются оттуда вверх по рекам для метания икры, угорь же, напротив того, в молодом возрасте держится в пресной воде и потом уже для нерестования спускается вниз по рекам в море. При странствованиях угря по рекам ни пороги, ни водопады не могут его остановить; так, например, высокий Нарвский водопад, который служит непреодолимой преградой для лосося, вовсе не составляет подобной преграды для угря. Неизвестно, впрочем, с точностью, каким способом угорь перебирается через встречные ему крутые водопады, подобные Нарвскому, тем более что высоких прыжков он делать не может. По всей вероятности, он их обходит, переползая через влажные прибрежные скалы; верно, по крайней мере, то, что он умеет очень ловко пресмыкаться по влажной земле и может жить вне воды до полусуток и долее. Причина живучести угря вне воды заключается в том, что жаберные листочки, вследствие удлиненной формы жаберной полости и узкости жаберных отверстий, очень долго остаются влажными, способными для поддерживания процесса дыхания.
Угорь придерживается предпочтительно вод с глинистым или тинистым грунтом и, напротив того, по возможности избегает рек и озер, у которых дно песчанистое или каменистое. В особенности он любит летом вращаться между осокой и камышом. Так, например, очень значительная ловля угрей производится вдоль южного берега Кронштадтского залива, в тех камышах, которые унизывают берег около Сергиевского монастыря и за Ораниенбаумом. Здесь рыбаки различают две разности его – ходового угря и травника (оседлого). Рыбаки прокладывают в камышах прогалины или дорожки, на которых и расставляют мережи на угрей. Надобно, впрочем, заметить, что угорь бывает в движении только по ночам, днем же остается в покое – «лежит себе в тине, свернувшись, как веревка», по выражению наших рыбаков. Точно так же и зимой, по крайней мере в нашей северной стороне, угорь остается неподвижным и зарывается в тину, по показаниям Экштрема, до глубины 11/2 футa. Экштрем называет угря очень трусливым и в доказательство его трусости приводит то явление, что угорь, когда днем гроза случится, выползает из тины и начинает ходить по воде, но мне кажется, что если угорь во врем я грозы гуляет по воде, то следует это приписать его любви к грозе, нежели его боязни ее. Далее Экштрем говорит, что угорь очень тщательно обходит все блестящие предметы, которые встречаются ему на пути, как, например, погруженный в воду ствол березы, покрытый белою корою, – но подобная осторожность угря, по моему мнению, также вовсе не доказывает его трусости.
Угорь есть рыба плотоядная, питается как другими рыбами и икрою их, так и разными мелкими животными, живущими в тине, рачками, червяками, личинками, улитками (Lymnaeus). Из рыб чаще всего достаются ему в добыче такие, которые, подобно ему, вращаются более по дну воды, как, например, подкаменщики и миноги; но, впрочем, он схватывает и всяких других рыб, которых может поймать, и потому нередко попадается на крючки переметов, наживленные рыбками. Мне случилось однажды в желудке большого угря найти остатки маленького голавля вместе с крючком, на который, вероятно, рыбка была насажена, когда угорь ее схватил и п роглотил. Весною и в начале лета, когда почти все карповые рыбы мечут икру, угорь предпочтительно кормится этой икрой и истребляет огромное количество ее. К концу лета и осенью в Кронштадтском заливе главную пищу его составляют рачки, идотеи острохвостые (Jdothea entomon), которые слывут у рыбаков под названием морских тараканов. Очень замечательное свойство угря заключается в том, что он, будучи пойман и посажен в тесный садок, изрыгает из желудка значительную часть пищи, которая не успела еще перевариться, особенно если желудок туго ею набит. Так, например, он извергает иногда через рот цельных улиток, рачков, миножек. Пойманного угря нет почти никакой возможности удержать в руках, так как он скользок, силен и изворотлив. Если положить его на землю, то он передвигается по ней довольно проворно, вперед или взад, смотря по надобности, причем изгибает тело совершенно змееобразно. Довольно трудно бывает угря убить: самые страшные раны часто не оказываются для него смертельными. Только ес ли переломить ему позвоночный столб, то он сравнительно довольно скоро умирает. Кроме того, сокращаемость мускулов очень долго сохраняется даже в отрезанных кусках угря. Мне случалось наблюдать правильные движения нижней челюсти, попеременное открывание и закрывание пасти в отрезанной голове угря долее четверти часа. Приказчик одного рыбного садка в С.-Петербурге меня уверял, что самый верный способ для быстрого умерщвления угря состоит в том, чтобы погрузить его в соленую воду, но опыт не оправдал этого уверения; угорь, положенный мной в крепкий соляной раствор, оставался в нем живым более двух часов».
Некоторые интересные сведения об угре из русских авторов даются еще только Терлецким, наблюдавшим его в бассейне Западной Двины. По его словам, угорь живет здесь во многих озерах, из которых по речкам, ручьям, даже по суше переходит в большие реки и скатывается для икрения в море. Ход eгo начинается с мая месяца и продолжается все лето. В течение этого времени он п остоянного жилища не имеет, а перекочевывает с места на место. Холостые угри, т. е. те, которые не размножаются в этом году, не покидают озер, в которых живут, а в реках хотя и путешествуют, но только на известном протяжении. В обыкновенный уровень воды угорь придерживается мест глубоких, тихих, с дном илистым, травянистым или песчаным. При высоком подъеме вод часто встречается в береговых омутках, в которых ползает и роется даже днем. Пищу разыскивает большею частью ночью на дне, а на день закапывается в ил, заползает под корни береговых дерев, под камни и пр. Всего интереснее опыты Терлецкого, доказывающие, что угри могут переползать из одного водоема в другой по суше на довольно большое расстояние. Он держал угрей в особом бассейне, на ручье, и отсюда относил их на довольно значительное расстояние, даже на полверсты, и давал им свободу. «Опыты производились на заре, вечером и ночью, на влажной почве. Угри тотчас же, изгибаясь кольцеобразно, как змеи, совершенно свободно и довольно с коро ползали, сначала по разным направлениям, но затем скоро поворачивали к реке и направлялись к ней в более или менее прямом направлении. Дорогу свою они изменяли только при встрече с песком или оголенною землею, которых старательно избегали. Попав на площадь, покатую к реке, они усиливались ускорить ход и, видимо, торопились скорее добраться до родной стихии. Два, три и даже более часов угорь свободно может пробыть вне воды теплым днем. Может шататься по суше с вечера и до восхода солнца, особенно если ночь росистая».
Известный петербургский рыболов-охотник полковник Либерих (знаменитый скульптор) в своих рукописных записках также утверждает, что в Виленской губернии угри, несомненно, переползают из одних речек в другие, впадающие в море, по суше, иногда на 1 1/2-верстном расстоянии. Это замечается здесь в конце лета и в начале осени, ночью, по росе; местные жители бьют тогда угрей дубинами.
Наблюдения эти подтверждаются многими другими за падноевропейскими исследователями, и, кроме того, несомненно доказано, что угорь совершает свои ночные прогулки не только ради насекомых и улиток, но и для того, чтобы полакомиться горохом, очень им любимым и составляющим, как мы увидим далее, одну из употребительнейших насадок. Ruhlich в своем «Praktische Angler» прямо говорит, что ему не раз удавалось ловить угрей на полях, засеянных горохом и находящихся неподалеку от воды. То же подтверждается John Fischer’ом. По свидетельству Валансьена, угри покидают воду даже летом, в грозовые ночи, и преследуют на суше лягушек; иногда они будто бы, если их застигнет день, проводят на суше почти сутки, до наступления ночи.
Размножение угрей до последнего времени оставалось весьма темным, да и до сих пор оно еще не вполне исследовано, что зависит, конечно, от того, что угорь уходит для этой цели в море. В прежние времена Аристотель, затем в XVI столетии Ронделе приписывали угрям самопроизвольное зарождение, и в народе до сих пор распространено убеждение, что угри зарождаются самобытно в болотах.
Еще в 50-х годах нынешнего столетия Шиллинг высказал мнение, что угри принадлежат к гермафродитам, так как, несмотря на все его старания, он не мог найти ни одной рыбы, которая не содержала бы яичников. Яичники эти имеют форму длинных лент, простираются во всю длину брюшной полости и до конца прошлого столетия принимались за пластинки жира; они заключают в себе огромное количество (несколько миллионов) чрезвычайно мелких яичек, так что в большинстве случаев с трудом различаются простым глазом. Только в 1873 году Сырскому в Триесте удалось найти (в устьях и в море) угрей-самцов, которые, оказалось, резко отличаются от самок; во-первых, тем, что никогда не встречаются в реке, а затем своею небольшою величиною (до 50 см), бронзовым металлическим цветом кожи, большими глазами и низким спинным плавником. Дальнейшие исследования показали, что нерест угрей совершается в море, в декабре и январе, на иловатых отмелях, причем из того, что много раз случалось находить в море мертвых угрей-самок с пустыми яичниками, заключают, что угри, подобно миногам, мечут икру только раз в жизни.
Рис. 42. Зародыш угря