Слово о 28 гвардейцах

Шел ноябрь 1941 года — самый напряженный этап Битвы за Москву [407], когда судьба столицы висела буквально на волоске. Правительство уже готово было в любой момент переехать в Куйбышев (старую и нынешнюю Самару, где и сейчас демонстрируют всем желающим приготовленный для Сталина бункер). В партийно‑правительственных ведомствах спешно жгли секретные документы; впрочем, многие из этих бумаг сотрудники, покидая свои посты, попросту бросали, поскольку плановая эвакуация день ото дня превращалась во все более паническое бегство. Готовились ко взрыву или поджогу многие здания. Формировались подпольные диверсионные, разведывательные и террористические группы, которым предстояло остаться в Москве после занятия столицы гитлеровцами. В то, что город удастся отстоять, многие уже не верили.

А на подступах к Москве помимо регулярной армии насмерть стояли все мыслимые резервы — народное ополчение, курсанты военных училищ, милиция… На Волоколамском направлении оборону держала 316‑я стрелковая дивизия генерала Панфилова [408]. Входящий в ее состав 1075‑й стрелковый полк занимал позиции на линии высота 251 — деревня Петелино — разъезд Дубосеково, находящийся на 117 километре Рижского направления Московской железной дороги в 7 километрах к юго‑востоку от Волоколамска. На левом фланге полка, седлая железную дорогу, окопалось соседнее пехотное подразделение.

Накануне разведка донесла, что немцы готовятся к новому наступлению — в населенных пунктах Красиково, Жданово, Муромцево они сконцентрировали свыше восьмидесяти танков, два полка пехоты, шесть минометных и четыре артиллерийских батареи, а также группы автоматчиков и мотоциклистов. Около восьми часов утра 16 ноября после авианалета и артподготовки, упредив наступление наших частей, на расположение 4‑й роты 2‑го батальона 1075‑го полка двинулось более двух десятков танков…

У самого разъезда Дубосеково им противостояла группа истребителей танков в составе двадцати девяти человек: Николая Яковлевича Ананьева, Григория Михайловича Безродного, Николая Никоноровича Белашева (по другим сведениям — Болотова), Якова Александровича Бондаренко, Иллариона Романовича Васильева, Петра Даниловича Дутова, Ивана Евстафьевича Добробабина, Петра Кузьмича Емцова, Нарсутбая Есибулатова, Дмитрия Митрофановича Калейникова, Аликбая Касаева, Даниила Александровича Кужебергенова, Григория Ефимовича Конкина, Абрама Ивановича Крючкова, Николая Гордеевича Максимова, Гавриила Степановича Митина, Никиты (по другим сведениям — Николая) Андреевича Митченко, Ивана (по другим сведениям — Николая) Васильевича Москаленко, Ивана Моисеевича Натарова, Григория Алексеевича Петренко, Мусабека (по другим сведениям — Мустафы) Сенгирбаева, Дмитрия Фомича Тимофеева. Николая Игнатьевича Трофимова, Ивана Демидовича Шадрина, Дуйшенкула Шапокова, Григория Мелентьевича Шемякина, Ивана Алексеевича Шепеткова и некоего безымянного (о нем речь ниже) под командованием старшего политрука Василия Георгиевича Клочкова [409].

А теперь обратимся к описаниям этого боя.

«Свыше пятидесяти вражеских танков двинулись на рубежи, занимаемые двадцатью девятью советскими гвардейцами из панфиловской дивизии… Смалодушничал только один из двадцати девяти, только один поднял руки вверх [он‑то и есть безымянный из списка — имена трусов и геростратов, как известно, полагается забывать… — А.Б. ] — несколько гвардейцев [410]одновременно, не сговариваясь, без команды, выстрелили в труса и предателя…»

«Машина поднялась над траншеей. Шемякин резко пригнулся, чтобы не оказаться раздавленным, схватил бутылку с горючей смесью и, когда вражеский танк перевалил траншею, бросил. Прозвучал страшный взрыв, а потом наступило беспамятство…»

«Пылали вражеские танки. Все новые и новые товарищи выбывали из строя. Вместе с Мусабеком Сенгирбаевым Васильев подбил два танка и бросился к третьему…»

«…Бой длился более четырех часов. Уже четырнадцать танков недвижно застыли на поле боя. Уже убит сержант Добробабин, убит боец Шемякин… мертвы Конкин, Шадрин, Тимофеев и Трофимов… Воспаленными глазами Клочков посмотрел на товарищей: „Тридцать танков, друзья, — сказал он бойцам, — придется всем нам умереть, наверно. Велика Россия, а отступать некуда: позади — Москва…“

Прямо под дуло вражеского пулемета идет, скрестив на груди руки, Кужебергенов и падает замертво…»

«Всего панфиловцы уничтожили восемнадцать танков и много живой силы врага. Но гитлеровцы и на этот раз не прошли. А сам политрук, будучи тяжело раненым, бросился со связкой гранат под вражеский танк, взорвал его и погиб смертью героя…»

«Сложили свои головы — все двадцать восемь. Погибли, но не пропустили врага».

«Стойкость панфиловцев стала нормой боевого поведения для тысяч и тысяч бойцов и командиров».

Увы, невзирая на весь этот героизм, 1075‑й полк понес столь значительные потери, что вынужден был «отойти на новые оборонительные рубежи», за что его командир, полковник Иван Васильевич Капров [411]и комиссар Мухамедьяров были отстранены от занимаемых должностей (хотя впоследствии и восстановлены — когда дивизия, выйдя из боев, находилась на отдыхе и доукомплектовании).