Дело о христианах

Прямым доказательством того, что обвинения принцепса в поджоге Рима родились по горячим следам, является тот факт, что Нерону пришлось оправдываться, то есть самому искать виноватых. И вскорости они были найдены. По словам Тацита, принцепс объявил виновниками пожара сектантов, приверженцев одного из восточных культов; Тацит называет их христианами. «И вот Нерон, чтобы побороть слухи, — пишет он, — приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время, это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому» [43]. Далее Тацит рассказывает, что «их распинали на крестах или, обреченных на смерть в огне [а как же еще казнить поджигателей? — А.Б. ], поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения».

Но тут в спор с обвинителями Нерона вступают уже не историки, а химики. Дело в том, что распятые на крестах и подожженные человеческие тела не могли гореть, словно факелы. Они должны были медленно обугливаться, да и то лишь будучи обмазаны каким‑нибудь горючим материалом наподобие смолы. Вспомните описания сожжения еретиков в Средние века: складывали огромные костры, но и при этом тела несчастных не сгорали дотла, а лишь обугливались, и потом их почернелые останки по нескольку дней стояли, в назидание другим, привязанными к столбам и лишь постепенно распадались. Вспомните, как в срубах сжигали раскольников на Руси. Всякий пожарный, всякий работник крематория знает, как плохо горит (хотя очень быстро обгорает) человеческое тело.

Существует и еще одно немаловажное соображение: сгорая, человеческая (как и любая животная) плоть издает такое зловоние, что римляне вряд ли были бы благодарны Нерону за такое освещение, не говоря уже о том, что сам эстет‑принцепс не нашел бы в подобной затее ни малейшего удовольствия. О том, сколь серьезной была эта проблема для Древнего мира, свидетельствует следующая история.

С начала первого тысячелетия до Р.Х. и вплоть до начала IV века уже нашей эры всю территорию Южной Аравии почти непрерывно подчиняло себе Сабейское царство (одна из первых его властительниц — та самая библейская царица Савская, что заключила союз с мудрейшим царем Соломоном). Главным предметом экспорта, на котором это государство богатело, были драгоценные благовония — в частности ладан. Древний мир потреблял эти пахучие вещества десятками тонн в год. Причем далеко не в первую очередь для нужд парфюмерии, косметики или богослужений. Нет! Прежде всего они в огромных количествах расходовались при отправлении погребальных обрядов, поскольку почти везде практиковалось тогда трупосожжение и требовалось чем‑то заглушать невыносимый смрад горящей плоти. С приходом христианства и введением в практику погребений нужда в таком количестве благовоний отпала. В результате экономика Сабейского царства пришла в упадок, и оно было завоевано соседним Химьяритским царством. Как видите, проблема была серьезная.

Учитывая сказанное, утверждения Тацита можно с полной уверенностью отнести к цветам бумажного красноречия. К тому же, скорее всего, мы имеем здесь дело с позднейшей припиской.

История раннего христианства известна не слишком хорошо, и вышеприведенные слова Тацита разные исследователи в разное время трактовали по‑разному, причем многие признавали их вставкой, сделанной несколькими столетиями позже. В современной науке принято считать, что распространение христианских общин в Риме начинается с последней трети I века. Раннехристианские общины состояли главным образом из низов населения (рабов и свободных бедняков), ибо они больше всех нуждались в том утешении, которое давала христианская религия и которое полностью отсутствовало в религии римской. Поскольку христиане держались обособленно, отказывались участвовать в общегосударственном культе императоров, сходки их были окружены таинственностью и не принадлежащие к общине туда не допускались, все это и послужило основанием для возникновения кривотолков и подозрений в неблаговидных действиях. Главными преступлениями христиан молва считала то, что они якобы приносят в жертву новорожденных римских младенцев, вкушают их плоти и крови и предаются массовому разврату. Так что, если гонения и впрямь имели место, жертва была выбрана точно.

Но весьма вероятно, что гонений попросту не было — они зафиксированы в более позднее время. Отнюдь не исключено, — и в последнее время это убедительно доказал профессор Ошар из Бордоского университета, — что в XI веке монахи‑переписчики (а рукописи Тацита дошли до нас исключительно в виде копий этого и даже более позднего времени) добавили к рассказу латинского историка о тех трагических событиях свою, захватывающую воображение версию. Психологически это вполне оправдано — тем самым история гонений на христиан заметно продлялась в прошлое, а ведь именно «в крови мучеников суть спасение»…