Глава 2. — Поздравляю тебя с днем рождения, — сказал Пятачок, подойдя тем временем поближе

— Поздравляю тебя с днем рождения, — сказал Пятачок,
подойдя тем временем поближе.
А.А. Милн, «Винни-Пух и все-все-все».
В бурную деятельность по подготовке к свадьбе Билла и Флёр были вовлечены абсолютно все — за исключением одного только пресловутого упыря на чердаке; своего организаторского таланта миссис Уизли не могла утерять ни при каких обстоятельствах. Всё усугублялось ещё и присутствием Флёр, с которой миссис Уизли была на ножах и которая желала всё делать по-своему — оформлять дом, подбирать к церемонии платья для Джинни и Габриэль (почему-то Флёр была уверена, что обе девочки должны быть одеты одинаково), составлять списки гостей… Билл благоразумно не встревал между невестой и матерью, днюя и ночуя в «Гринготтсе»; Гарри только иногда видел его за ужином — и даже без этих кратких минут, честно говоря, предпочёл бы обойтись.
Но это было на самом деле неважно, потому что близнецы, как только узнали, что Гарри в Норе, перебрались туда же, препоручив магазин заботам невозмутимой Верити; и две кровати из трёх пустовали каждую ночь, пока три тела тесно сплетались под лучами лунного света.
Это было счастье: солнечные, заполненные беззаботным смехом, вспышками рыжих волос, горячими поцелуями, ласковыми касаниями рук, безмятежные дни. Пир во время чумы — вот как это называлось; Гарри знал это, но всё равно был абсолютно, бесстыдно, совершенно счастлив.
— Гарри, а что ты думаешь предпринять после этой свадьбы? — Фред рассеянно рисовал кончиком пальца круги на ладони Гарри.
— Не знаю… может, переберусь на Гриммаулд-плейс, — с сомнением сказал Гарри и поцеловал Джорджа в плечо. — Но меня не покидает ощущение, что здесь случится какая-нибудь пакость…
— Думаешь, Пожиратели не купятся на хитрую задумку Грозного Глаза? — ухмыльнулся Фред.
— Ну да, вдруг они решат, что тебя надо искать как раз здесь… — поддержал брата Джордж. — И испортят Биллу с Флёр свадьбу.
— Я им не завидую — связаться с Флёр, — ухмыльнулся Гарри. — Она их за это под орех разделает одними ногтями, без палочки… кстати, а как она думает приглашать свою родню? Франция ведь оккупирована…
— Оккупирована-то оккупирована…
— …но некоторым там предоставляется довольно много свободы.
— Мама спрашивала у Флёр об этом…
— …и та ответила…
— …что политика — это ужасно…
— …но чистокровные богатые семьи…
— …при любом режиме живут неплохо…
— …а у семейства Делакур — ни капли маггловской крови в жилах…
— …плюс большой запас здравого смысла…
— …который позволяет им не ссориться с Вольдемортом.
— И как это сочетается с тем, что Флёр выходит замуж за члена единственной организации, которая оказывает Вольдеморту какое-никакое сопротивление? — приподнял брови Гарри.
— Вот уж что нам неведомо, — пожал плечами Джордж.
— Этих женщин никогда не поймёшь.
— Говорят одно, делают другое, думают третье… — Джордж лизнул кончиком языка сгиб левого локтя Гарри, мгновенно вызвав в низу живота последнего тяжёлую жаркую волну желания.
— Вас послушать, так все женщины — просто слизеринки какие-то, — рассмеялся Гарри. — Коварные и хитрые.
— Может быть, — ухмыльнулся Фред. — А гриффиндорки, рэйвенкловки и хаффлпаффки просто успешно пудрят Шляпе мозги… если у этого куска фетра вообще есть мозги.
— Сомневаюсь в этом, — проворчал Гарри.
— Но пока что Пожирателей на горизонте не наблюдается… — Фред скользнул губами по скуле Гарри вниз, через щёку к приоткрытым губам.
— …так что, может, не будем терять времени? — Джордж легонько сжал зубами сосок Гарри.
Гарри был абсолютно согласен с близнецами; а если бы и не был, то его губы так или иначе были слишком заняты, чтобы высказывать протест.

* * *

Гарри просыпался долго, не спеша вырываться из сонной неги; давно, так давно у него не было возможности нежиться в постели, вдыхая запах кожи близнецов, слушая их размеренное дыхание и совершенно никуда не торопясь.
«Мне семнадцать сегодня, — пришло ему в голову. — И я могу колдовать, сколько захочу… наконец-то».
Он осторожно высвободил руку из-под головы Джорджа и щёлкнул пальцами — «Accio палочка!». Гладкое прохладное дерево, влетевшее в раскрытую ладонь, заставило его расплыться в улыбке. «А теперь вспомним уроки Трансфигурации…», — воодушевлённый Гарри уставил комнату цветами и перекрасил всё постельное бельё в гриффиндорские цвета; надписи на плакатах заставил переливаться и придал воздуху запах озона. «И никаких неприятностей с законами об ограничении колдовства несовершеннолетних…», — Гарри поцеловал близнецов по очереди в губы.
— Что это? — Фред, сев на кровати, протирал сонные глаза.
— Зд о рово… — Джордж потянулся. — С днём рождения, Гарри!
— С днём рождения! — подхватил Фред. — Хотя если по правилам, то это мы должны были тебя будить… и покрасить всё в слизеринские цвета…
— Зачем? — Гарри, отложив палочку на тумбочку, притянул колени к подбородку. — Цветы для вас… и гриффиндорские цвета тоже… вам нравится?
— Очень, — уверил Фред и в качестве доказательства осыпал Гарри белыми лепестками; Гарри смеялся и отфыркивался, когда лепестки попад а ли на губы, но большая часть их застревала в спутанных волосах не то обрывками нимба, не то преждевременной сединой. — Но сегодня же не наш день рождения, а твой…
— Лучший мой подарочек — это вы, — рассмеялся Гарри и потянул близнецов за собой обратно на подушки. — Если вам нравится, то и мне хорошо…
Они целовались — неспешно, нежно, как будто в их распоряжении была вечность; ласкали обвивавшиеся вокруг тонких рук мягкие пряди — чёрные и медно-рыжие, оставляли багровые метки на нежной коже шей и ключиц, переплетали пальцы в подобии объятия и рукопожатия одновременно…
— А всё-таки у нас есть и другие подарки, — Джордж коснулся губами местечка за ухом Гарри. — Ты ничего не имеешь против?
— Пожалуй, нет, — улыбнулся Гарри, приподнимась на локтях; неуёмные лепестки посыпались из волос на лицо. — Что там у вас?
В ногах кровати уже лежала солидная кучка подарков — новый вредноскоп и куча сладостей от Рона и Гермионы, ещё одна огромная куча сладостей, чернильниц с бесконечным запасом чернил, самозатачивающихся перьев и ярких открыток от членов Эй-Пи, старые золотые часы от мистера и миссис Уизли — в приложенной открытке было указано, что раньше они принадлежали брату миссис Уизли, Фабиану Прюэтту, и что дарить волшебнику на совершеннолетие часы — это старая традиция; волшебная бритва от Билла и Флёр — «мне она пока как бы и не нужна…», замшевые ножны для палочки, которые полагалось крепить на рукаве, от Джинни, потёртый мешочек из ослиной кожи от Хагрида — в письме значилось, что только хозяин может достать оттуда то, что положил; от Ремуса и Сириуса — подарочное издание «Камасутры», с запиской, где Ремус писал, что это была идея Сириуса, а Сириус добавлял, что это самый полезный подарок, что бы там ни говорили отдельные благовоспитанные оборотни; и от Тонкс — сияющий пояс из крохотных, с ноготь мизинца, золотых снитчей, скрепленных магией.
Джордж распахнул тумбочку у кровати и вынул оттуда большую запылённую коробку.
— Ещё до того, как мы триумфально смылись из Хогвартса… — начал Фред, загадочно ухмыляясь.
— …мы неоднократно наблюдали, как ты…
— …закапываешься с головой в книги…
— …и сидишь в них, и сидишь…
— …пока мадам Пинс не выгонит из библиотеки…
— …из чего мы решили, что лучшим подарком для тебя…
— …будут…
— …новые…
— …знания.
— Поэтому мы решились…
— …нарушить несколько статей законодательства…
— …и из одного из архивов, где были в прошлом году…
— …достали вот это…
— …из секции по ментальной магии, — Джордж триумфально откинул крышку коробки; Гарри чихнул от поднявшейся в воздух пыли и заворожённо уставился на толстую стопку потрёпанных свитков, покрытых руническими письменами.
— В дополнение, конечно, наши новинки, — Фред вытащил из-под кровати куда более чистую коробку, украшенную логотипом их магазина, переплетёнными буквами «УУУ». — Тут много всякого… эй, ты меня слышишь?
— Знаешь, братец Дред, — серьёзно сказал Джордж, толкая брата локтем в бок, — по-моему, мы переборщили. Слишком много счастья человеку вредно, надо было поменьше свитков тырить — и так нас чуть на месте преступления не застукали... Кажется, Гарри впал в нирвану…
— Никуда я не впал, — очнулся Гарри, с сожалением захлопывая коробку — не сейчас же это читать… — Слушайте, это же просто…
— Удар в самое сердце? — поддел его Фред.
— Что-то вроде того! — расхохотался Гарри и потянулся поцеловать одинаковые ехидные ухмылки близнецов. До завтрака ему ещё хотелось опробовать свой самый полезный подарок.
Большой суматохи в честь дня рождения Гарри было решено не устраивать, только небольшой ужин — ведь на следующий день должно было состояться масштабное празднование свадьбы Билла и Флёр. Большой стол был вытащен в сад, кряжистые старые яблони вокруг были увиты зелёно-серебряными лентами, а в вечернем воздухе над столами зависли наколдованные близнецами фиолетовые фонарики, складывавшиеся в огромные цифры 1 и 7.
К семи часам прибыли все гости — Хагрид, Чарли, Тонкс, Ремус и Сириус — в целях безопасности крёстный снова был под Многосущным зельем; недоставало только мистера Уизли, который ещё не вернулся с работы.
— Может, лучше начать без Артура, — нервно сказала миссис Уизли, неотрывно глядя в сторону калитки. — А он подойдёт позже…
Уже собравшиеся за столом гости согласно загудели — всем не терпелось попробовать огромный, с мяч для волейбола, торт в форме снитча.
Над столом закружилась полоска света, сформировавшаяся в серебристого прозрачного горностая; горностай встал посреди стола на задние лапы и сказал голосом мистера Уизли:
— Министр магии идёт со мной.
«А он-то что тут забыл?»
— Нам лучше не показываться ему на глаза, — Ремус и Сириус выскользнули из-за стола. — Когда он уйдёт, мы вернёмся, Гарри…
— Министр? — обескураженно повторила миссис Уизли; горностай растаял в воздухе.
У ворот материализовались мистер Уизли и Скримджер — седой, похудевший и мрачный.
— Прошу извинить меня за вторжение без приглашения, — слегка склонил голову министр. — Наилучшие пожелания, — добавил он, увидев на столе торт.
— Благодарю, — сказал Гарри.
— Мне нужно поговорить с тобой наедине, Поттер, — без экивоков заявил Скримджер. «Опять? Ему прошлых разговоров мало?» — Есть здесь уединённое место?
— Вне всякого сомнения, сэр, — вежливо кивнул Гарри, вставая. — Миссис Уизли, можно воспользоваться для разговора Вашей гостиной?
— Конечно, дорогой, — миссис Уизли всё ещё была в лёгком шоке от визита министра.
Скримджер прикрыл дверь гостиной, пока Гарри взмахом палочки зажигал масляные лампы; присев на диван, министр опёрся локтями о колени и заговорил.
— Я полагаю, ты знаешь, что Альбус Дамблдор оставил завещание…
— Теперь знаю, сэр, — вставил Гарри.
— Он завещал тебе… кое-что.
— Отчего же Вы тянули месяц, прежде чем передать мне это? — поинтересовался Гарри. — Что Вы хотели там найти?
— Декрет об оправданной конфискации дает министру право конфисковать сомнительные артефакты…
Гарри приподнял брови.
— Вот как? И что же такого сомнительного мне завещал Дамблдор, сэр? Кстати, если не ошибаюсь, ничего опасного Вы в завещанном так и не нашли?
Скримджер метнул в сторону разошедшегося Гарри недружелюбный взгляд и выудил из кармана свиток пергамента.
— «Последняя воля и завет Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора…» Так, здесь. «Гарри Джеймсу Поттеру я оставляю снитч, пойманный им в его первом матче по квиддичу, как напоминание о заслугах, упорстве и мастерстве», — Скримджер скатал свиток и достал недовольно хлопающий крыльями мячик. — Почему Дамблдор оставил тебе этот снитч, Поттер?
— Возможно, как напоминание о моих заслугах, упорстве и мастерстве? — невинно предположил Гарри.
— Ты считаешь, это всего лишь символический подарок на память?
— Я так полагаю, — парировал Гарри. — У меня нет ни одной причины думать иначе.
— В снитче легко спрятать что-нибудь небольшое, — угрожающе сказал Скримджер. — И, коль скоро ты поймал этот снитч…
— То, зная, что снитчи обладают памятью прикосновения на случай спорного захвата в матче, Вы решили, что несчастный мяч откроет все свои секреты, как только я к нему прикоснусь, — понимающе кивнул Гарри. — Что ж, остроумно…
— Ты настолько прав, Поттер, что это навевает определённые подозрения, — нахмурился Скримджер. — Что ж… возьми его.
— Легко, — отозвался Гарри, протягивая правую ладонь.
Золочёный бочок снитча сухо стукнул по драконьей чешуе.
— Ты издеваешься надо мной, Поттер? — прошипел Скримджер.
— Ничуть, господин министр, — отозвался Гарри, осторожно пряча снитч в карман и возвращая руке нормальный вид. — Как видите, ничего не случилось…
Скримджер некоторое время молча пытался выровнять дыхание, зло смотря на Гарри, и сумел-таки взять себя в руки.
— Дамблдор завещал тебе не только это… ещё меч Гриффиндора.
— И где же он? — осведомился Гарри.
— К сожалению, — злорадно сказал министр, — меч Гриффиндора не принадлежал Дамблдору, чтобы покойный раздавал эту реликвию направо и налево, — «хотел бы я знать, как можно один-единственный меч раздавать одновременно направо и налево». — В соответствии с достоверными историческими источниками, этот меч может быть дарован только настоящему представителю рода Гриффиндоров.
— А если Сортировочная Шляпа засвидетельствует, что я потомок Гриффиндора? — с живым интересом спросил Гарри.
Скримджер дрогнул, но не сдался.
— Показания неодушевлённых предметов не учитываются магическим правом…
— Если не ошибаюсь, именно слова Шляпы на распределении создают своего рода магический контракт между учеником и школой, и магическое право этот контракт признаёт, — припомнил Гарри. — Тем не менее, какое доказательство, в таком случае, Вам требуется?
— Сошёл бы анализ крови, Поттер — сравнить твою кровь и кровь признанного существующего потомка Годрика Гриффиндора… но таковых потомков не осталось, — открыто ухмыльнулся Скримджер.
— Иными словами, — кивнул Гарри, — Вы просто забрали меч себе, не выполнив волю покойного и фактически обокрав меня, как нынешнего законного владельца меча, — Скримджер начал багроветь. — Вынужден Вам сказать, что разочарован Вами. Вместо того, чтобы предпринимать что-то против Вольдеморта, Вы запираетесь в своём кабинете, прячете подальше исторические ценности, чтобы не отдавать тому, кому они завещаны, и потрошите снитчи… а тем временем Пожиратели бегут из Азкабана, пока невинные люди там остаются, Вольдеморт набирает силу и захватывает страну за страной… но, кажется, Вас совсем не заботит, что очередь Британии не за горами…
— ТЫ СЛИШКОМ МНОГО СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕШЬ!! — Скримджер вскочил на ноги, выхватывая палочку, и ткнул ею в Гарри; на футболке Гарри появилась прожжённая кончиком палочки дыра. — ТЫ МОЖЕШЬ НОСИТЬ СВОЙ ШРАМ, КАК КОРОНУ, ПОТТЕР, НО Я НЕ ПОЗВОЛЮ, ЧТОБЫ НАГЛЫЙ ЮНЕЦ УКАЗЫВАЛ МНЕ, КАК ДЕЛАТЬ МОЮ РАБОТУ…
Гарри спокойно положил руку на плечо Скримджеру; министр вскрикнул и отшатнулся. На его мантии красовалась дыра размером с ладонь, открывавшая испачканную копотью кожу; края дыры слегка дымились, пахло палёным.
— Не забывайтесь, министр, — голос Гарри был спокоен, но теперь в нём не было ни грана наигранной вежливости. — Вы плохо делаете свою работу, и Вы это знаете — иначе так не вскинулись бы. И если Вы позволяете себе нападать на меня — я отвечу тем же. Что бы я ни сказал, я не вышел за рамки разговора. Вам не кажется, что Ваше самообладание должно быть прочнее, чем самообладание какого-то юнца?
Скримджер, тяжело дыша, смотрел на Гарри, и последний читал в карих глазах желание убить. Просто убить на месте.
За то, что прав от первого до последнего слова.
Дверь гостиной распахнулась; мистер и миссис Уизли вбежали в комнату.
— Мы подумали… мы слышали… — пролепетал мистер Уизли, глядя на палочку Скримджера, всё ещё направленную на Гарри.
— Крики, — закончила миссис Уизли неуверенно; её глаза расширились при виде прожжённой дыры на плече министра.
Скримджер отошёл от Гарри на пару шагов.
— Всё в порядке, — сказал он с усилием. — Мы… э-э… разговаривали.
«Ну да, что-то вроде того», — мысленно признал Гарри, сдерживая смех.
— Кажется, — Скримджер с видимым усилием взглянул в лицо Гарри, — ты думаешь, что Министерство не желает того же, что и ты… Это не так. Мы должны работать вместе.
«И это моё последнее предложение», — обозначилось на лице министра.
— Мне не нравятся Ваши методы, министр, — честно ответил Гарри, проводя кончиками пальцев по беловатому шраму на тыльной стороне правой ладони, утверждавшему: «Я не должен лгать». — Нам больше не о чем разговаривать.
Скримджер ушёл, не прощаясь. Гарри сострадательно покачал головой, глядя ему вслед. При открытом захвате Министерства его убьют первым…
Нервозность, вызванная визитом министра, быстро прошла; хотя мистер и миссис Уизли время от времени заинтригованно косились на Гарри, умолчавшего о некоторых подробностях беседы со Скримджером, конкретно — о том, почему у него была прожжена мантия.
Ужин закончился скоро; всем, в том числе и Гарри, было не до праздников в эти дни. Большинство гостей ночевали в Норе, так как были приглашены и на завтрашнюю свадьбу; но Хагрид, который в перенаселённой Норе попросту не поместился бы, разбил для себя палатку на соседнем поле, и Ремус с Сириусом отправились на Гриммаулд-плейс. Гарри задержался у стола, когда миссис Уизли пошла искать комнату, где бы оставить переночевать Тонкс.
Остатки торта всё ещё были на столе. Гарри отломил кусочек сахарной глазури; та раскрошилась в пальцах, и он слизнул её.
— Тебе понравился мой подарок?
— Очень. Спасибо, Джинни, — улыбнулся Гарри. — Я буду им пользоваться.
— Я рада, — свет фиолетовых фонариков бросал на лицо Джинни странные блики, делая её старше, чем на самом деле. — Хочешь? Я сама это готовила…
— Что это?
— Малиновое желе.
— Хочу, — Гарри не был голоден, но обижать Джинни ему не хотелось, и он принял маленькую прозрачную пиалу, наполненную ярко-красным желе, куда была предусмотрительно вставлена серебряная чайная ложечка. — Вкусно, — признал он после первой ложки. — Что ты сюда добавила?
— Ничего особенного, — Джинни пытливо всматривалась в лицо Гарри, словно ища подтверждений тому, что ему действительно нравится. — Немного ванили и сахара. Гарри…
— Что?
— Давай пройдёмся, — Джинни кивнула в сторону тёмной части сада. — Я хотела с тобой поговорить… о занятиях Эй-Пи.
— Конечно, — Гарри двинулся в сторону окутанных темнотой деревьев, прихватив желе с собой — оно и вправду было замечательным. — Что ты хотела спросить?
— В этом году мы продолжим собираться?
— Не знаю… — Гарри задумался, сунув в рот ещё ложку желе. — Понимаешь, началась война… и Эй-Пи станет полноценным боевым отрядом. Нет смысла устраивать зачётные занятия — битвы обеспечат нам достаточно практики. Надо подумать о возможности тренировок для всех — в плане элементарных вещей, защиты и какого-нибудь нападения… здесь бойцы Эй-Пи, опытные и умелые, будут тоже нужны. Конечно, я постараюсь найти время на отдельные тренировки для первого состава армии…
Что-то не нравилось Гарри; опасности не было, но что-то было не так.
Неправильно.
— Тебе не жарко? — внезапно спросила Джинни.
— Есть немного, — Гарри оттянул воротник футболки, давая холодному воздуху доступ к телу. — Джинни, зачем ты это спросила? Я всё равно скажу это всей Эй-Пи, когда вернусь в Хогвартс…
— Ты доел желе, Гарри?
Серебряная ложечка звякнула о стекло пиалы.
— Джинни…
— Нет, — торопливо сказала Джинни, — я не Пожиратель под Многосущным зельем или кто-то в этом роде. И это не яд, то, что было в желе.
— Что там было? — Гарри прислонился к дереву; странный жар пылал под кожей Гарри.
— Приворотное зелье, — прошептала Джинни. — Кратковременное… на час… просто желание… просто влечение к тому, кто его готовил. Я…
— Зачем, Джинни? — перед глазами Гарри плавали круги; ярко-рыжие волосы Джинни, отражавшие лунный свет, мерцали, расплывались бесформенным огненным пятном; белый овал лица то терял очертания, то вновь обретал ясность. — Зачем? Мне плохо…
— Я люблю тебя, — беспомощно сказала Джинни. — Я люблю тебя… а ты любишь Фреда и Джорджа. Ты с ними… ты по ночам с ними… один раз, пожалуйста, побудь со мной, Гарри...
— Если это приворотное… — Гарри жадно вдохнул ночной воздух, — то почему ты спрашиваешь? Почему просишь?
Он притянул к себе за плечо слабо пискнувшую Джинни и поцеловал; навязанное желание бурлило в его крови.
— Ты уже когда-нибудь занималась этим? — Гарри лизнул краешек горячего маленького уха. — С Майклом?
— Н-нет… — Джинни истерически хихикнула. — Гарри… а ты отверстия не перепутаешь?
— Я гей, Джинни, но не идиот ведь… — он снова поцеловал её и, подчиняясь слепому, неправильному, нерассуждающему желанию, мягко опустил её на траву.
Холодно… Мерлин, как холодно… Гарри попытался пошевелиться и обнаружил, что всё тело ноет из-за неудобной позы. «Какого Вольдеморта я разлёгся под деревом в саду, да ещё так?..», — Гарри сел, преодолевая головокружение, и принялся массировать затёкшую левую руку.
«Как я здесь вообще оказался?», — Гарри не мог вспомнить, как здесь очутился, и это настораживало. Последним, что он чётко помнил, были липкие крошки сахарной глазури на пальцах; а потом резко наступал туман, окрашенный странными алыми бликами. И темнота. Такая же непроглядная, как вокруг. «Так или иначе, надо вернуться в дом, близнецы, наверно, уже беспокоятся…»
Фред и Джордж, одетые, сидели на кровати и разговаривали вполголоса; два огонька света на кончиках их палочек разгоняли темноту.
— Гарри! Мы уже думали идти тебя искать… где ты был?
— Не помню, — Гарри сбросил кроссовки и рухнул на кровать рядом с близнецами, закрыв глаза. — Очнулся под деревом в саду… как туда пришёл, не помню, что там делал, кроме того, что лежал, не знаю…
Фред тревожно коснулся лба Гарри.
— Температуры нет.
— Там было адски холодно, под этим деревом, — пожаловался Гарри, не открывая глаз. — И всё затекло…
— С кем ты разговаривал перед этим или что делал? — уточнил Джордж.
— Мерлин его знает… помню, что задержался на минутку, хотел отломить себе сахарной глазури от остатков торта. Отломил немного и даже съел… а дальше туман… какой-то красный туман…
— Красный? — близнецы в четыре руки сдёрнули с него одежду. — Вроде ты не ранен… и шрамов свежих нет…
— Необязательно, что это была кровь, — критически заметил Гарри. — Не она одна красного цвета.
— И хорошо, что не кровь, — успокоенно сказал Джордж. — Больше ни на что не жалуешься?
— Холодно, — сказал Гарри. — До сих пор. Мой огонь категорически против того, чтобы валяться на холоде.
— Так может, тебя согреть? — игриво предложил Фред; его руки, обнявшие Гарри, были заботливы и серьёзно-нежны не в пример голосу.
— Согрейте, — согласился Гарри. — Голова кружится…
Джордж коснулся губами его губ; провёл языком по дёснам, согрел дыханием ямочку на подбородке. Фред целовал ладонь Гарри, медленно, тщательно, каждый холмик, проводил языком по каждой линии.
— У тебя длинная линия жизни, Гарри, — заметил он, на секунду оторвавшись от своего занятия. — Это хорошо…
— Хиромантия — неточная наука, — фыркнул Гарри, расстёгивая рубашку Фреда и обхватывая губами его сосок.
— Экий ты, Гарри, вредный, — с долей укоризны заметил Джордж, скользя пальцами вдоль рёбер Гарри; лёгкие прикосновения заставляли тянуться следом, оставляли пылающие следы на холодной коже.
— Не вреднее вас двоих, — возразил Гарри и стянул с Джорджа джинсы.
— А каждого по отдельности — вреднее, — хором не остались в долгу близнецы, укладывая его на спину.
Гарри улыбнулся и потянулся, давая Фреду и Джорджу время раздеться окончательно. Как правило, оба делали это быстро.
Горячие, гладкие, сильные тела; Гарри обнимал обоих, упиваясь их жаром, вдыхая их запах, целуя их — словно в последний раз видел давно-давно, словно не целовал обоих только этим утром, словно пил с их кожи живую воду. Губы Фреда сомкнулись на прижатом к животу члене Гарри; влажное обволакивающее тепло, неторопливая ласка… выгибаясь, Гарри стонал в рот Джорджу.
И под руками и губами близнецов проходило ощущение неправильности, ощущение ошибки; исчезал навязчивый вкус малины на языке, вытесненный, выбранный до последней капли глубокими поцелуями.
— Deungo, — Гарри провёл появившейся на пальцах смазкой полоску от крестца Джорджа в самую ложбинку; Джордж слегка раздвинул ноги, и Гарри, снова шепнув заклинание, ввёл один палец в тесный, обжигающий канал.
Джордж тихонько вскрикнул, когда Гарри нащупал простату и погладил; Фред поднимался вверх поцелуями по телу Гарри. Джордж взял брата за руку и потянул его к себе.
Гарри ввёл ещё два пальца; Джордж подался вперёд, вырвав у Гарри короткий стон. Фред откинулся назад, спиной на грудь Гарри — встретить губы, обернувшись, поцеловать их, сухие, горячие, в твёрдых нитках шрамов с мягкой, податливой плотью между…
Ещё минута — и Гарри вошёл в Джоржа, едва не задохнувшись от тесноты, от податливости тугих мышц, от готовности, с какой Джордж обхватил его талию ногами.
И от этой тесноты, от этой податливости забывалось ощущение инакости, ощущение чего-то другого, совсем, совсем другого, уходило, отступая перед неуклонно наступавшим, как прилив, удовольствием, наслаждением; Гарри двигался быстро и сильно, почти ожесточённо, целовал плечи и шею Фреда, скользил покрытыми смазкой пальцами по животу Джорджа, чувствуя, как рефлекторно сжимаются мышцы под прикосновением, и все трое были одним-единственным существом, и кайф умножался в три раза, губы к губам, сплетение пальцев, касание кожи, яростные толчки, стоны, перехватываемые у самого рта, липнущие к лицам волосы, жар, рассеянный, постоянный жар обнимал их мягко-мягко, словно вода, и проникал в них с воздухом, впитывался через поры, обвивал мокрые от пота волоски на телах...
И когда этого жара стало слишком много, оргазм накрыл Гарри кипящей волной, слишком хорошо, слишком для одного человека, но когда трое — один, это вполне можно пережить, это нужно пережить, задыхаясь от кайфа, сдавленно крича, судорожно сжимая пальцы, прильнув телом к телу, прижимаясь, обнимая, выдыхая, выгибаясь дугой, втроём, вместе, как один, потому что на троих — одна общая любовь, пронизывающая, как электрический ток…
— С днём рождения, Гарри, — Фред укрыл его одеялом, обессиленного, опустошённого, счастливого.
— С днём рождения, — Джордж взял его за руку под одеялом.
Гарри слабо улыбнулся, притянул обоих к себе поближе — так, чтобы утром не выбрались из кольца его рук, не разбудив — и заснул.
Всё было правильно. Совсем всё.

* * *

«Эта тетрадь — собственность Принца-Полукровки.
08.09.1976.
Не то, чтобы я на что-то претендовал в литературном плане. Я имею в виду, к этому у меня нет таланта. Всегда думал, что слова «талантливые люди талантливы во всём» — враньё. Можно плюнуть в лицо тому, кто возьмётся утверждать, что у меня нет таланта к зельям и Тёмным Искусствам, но писать, рисовать и прочую дребедень — это я даже пробовать не возьмусь. И те стихи, которые я летом писал — ерунда… так, бумагу марал. Мангусты, змеи… фигня какая-то в голову лезла.
А этот дневник я завожу просто потому, что надо же куда-то писать, потому что весь учебник по Зельеварению на этот год я уже исписал за конец августа. Либациус Бораго — идиот; все рецепты просто кошмарны.
А вообще не пойму, перед кем я тут распинаюсь — всё равно никто никогда этого не прочтёт, только я. Уж защитных заклятий на этой тетради достаточно…
Впрочем, всегда приятно поговорить с умным человеком, не так ли?
Вчера неожиданно получил письмо от Люциуса Малфоя. Пишет, что мои результаты СОВ заинтересовали одного влиятельного человека… и что у меня есть шанс поработать сразу по окончании школы на одну очень внушительную организацию. Туман в каждой строчке, одним словом; и как будто я не знаю, где лежит самый вкусный сыр. А главное, я его никогда не интересовал, да и пересеклись мы на один год и совсем не общались… а о чём, собственно, может говорить блистательный аристократ, староста школы, богатый и влиятельный, с нищим полукровкой-первоклашкой? «Подай-принеси» — это было…
На письмо не ответил, и не собираюсь.
Позавчера мои вилка и нож за ужином взбесились и заскакали по столу; Поттер и Блэк за своим столом подыхали со смеху.
Ненавижу. Поганые гриффиндорские придурки.
А со Слизерина за «неуместные забавы» МакГонагалл сняла десять баллов, и Слагхорн укоризненно косился.
То ли они все слепые, то ли тоже думают, как Поттер и Блэк, что это забавно.
Ненавижу. Ненавижу-ненавижу-ненавижу.
12.09.
Новый учитель защиты — полное ничтожество. Кое-как выучился на аврора, в первой же операции по собственной дурости потерял правую руку — почти как этот гриффиндорский недоумок, Гиджен, который остался без глаза, когда попробовал подлезть под Дракучую иву. Колдует этот горе-преподаватель левой, через пень-колоду… хотя, может, он и правой так же колдовал, не знаю.
И мы проходим БОГГАРТОВ. На шестом курсе. Умереть не встать.
Выяснилось, что я ничего не боюсь. Ну или боггарт не переварил мои страхи, потому что, стоило этому «учителю» открыть передо мной шкаф с боггартом, как тот вытек оттуда коричневым облачком, жалобно хлопнул и исчез. И всё, пшик. Не могу сказать, что при виде этого облачка мне было хоть сколько-нибудь страшно. Гриффиндорцы сначала ржали, а потом, когда боггарт больше не появился ни перед кем, заткнулись, потому что ничего не поняли.
Собственно, я тоже ничего не понял; но созерцать их озадаченные физиономии было приятно.
Ждали сегодня у теплиц, пока придёт Спраут — она почти на пятнадцать минут опоздала. И, конечно, Гербология у Слизерина проходила вместе с Гриффиндором — кто бы сомневался. Мне кажется, те, кто составляет расписание, очень веселятся, предвкушая эту вечную грызню между факультетами.
— Эй, Сопливус! — Блэку опять скучно; лучше бы попробовал хоть раз в жизни учебник в руки взять. — Может, тот боггарт испугался твоей сальной шевелюры, а? Кто знает, чего боятся боггарты…
— Чего бы они ни боялись, но точно не таких идиотов, как ты, — отвечаю я. — Помнится, для тебя он превратился в твою мамочку? Как это мило…
— Заткнись, ты, сальный ублюдок!! — Блэк быстро выхватывает палочку, но я быстрее.
— Хочешь дуэли? — спрашиваю. — Я тебя отправлю в больничное крыло, и ты с полным правом отлежишься там, пока тему боггартов не закончим. А то ещё в штаны наделаешь в следующий раз…
— Reducto! — орёт Блэк во всю свою дурную глотку, я кричу «Protego» и слышу, как за моей спиной Обри и Стеббинс торопливо делают ставки на исход «дуэли». Стеббинс за Блэка, Обри за меня.
Тут Поттер резко выскакивает вперёд и бьёт Блэка по руке.
— Сириус, с ума сошёл?! Спраут идёт! Хочешь факультет без баллов оставить?
Блэк смотрит на Поттера — а глаза мутные от злости. Кажется, сейчас просто так на людей будет бросаться, без палочки — как бешеный бык.
Нет, не стал бросаться. А жаль, был бы повод упечь его в психиатрическое отделение Сейнт-Мунго…
— Мы с тобой ещё не закончили, Сопливус, — цедит сквозь зубы. — Если не трусишь, то сегодня в полночь в Трофейном зале договорим…
— Это свидание? — ехидно спрашиваю. — Поттер с Люпином ревновать не будут?
Он бы, наверно, опять палочку вытащил, но как раз Спраут открыла теплицы и всех туда загнала.
Обри и Стеббинс были жутко разочарованы и решили с утра посмотреть, кто окажется у мадам Помфри.
Ха. Я не трус, но и не идиот же…»