Елена Тюгаева 5 страница

У Володи никогда в жизни не было знакомых, которые лечились бы в психиатрической больнице. Хотя люди в Волчанске подвигались рассудком довольно часто: от тоски и вызванного ею алкоголизма. Один сосед, разбивший по пьяни казённый автомобиль (между прочим, автомобиль упоминаемой выше В.С.Миляевой), обезумев, повесился в собственном туалете. Другой в буйных припадках орал на всю улицу, проклиная собственную семидесятипятилетнюю мать: "Сука! Проститутка!". Соседка-шизофреничка чередовала запои с фазами обострения, и окружающие не слишком-то отличали первое от второго - одинаковые вопли, вой, визги.
Можно сказать, что Володя вырос в атмосфере безумия, но с настоящим, медицински диагностированным сумасшествием сталкивался впервые. Он не знал, как будет выглядеть Нонна в психушке. В полосатой пижаме? Слюнявая и припадочная? Тем не менее, он купил букет палевых роз и небольшой, но эстетично выглядевший торт, и поехал в посёлок Башметьевка.
Больница ничем не напоминала сумасшедший дом. Заснеженный тихий парк наводил на умиротворяющие, какие-то дореволюционные мысли. Бунинским тоскующим персонажам впору гулять в меланхолии по этому парку. Впрочем, ближе к крылечку некое существо в бурой пижаме приветственно помахало Володе вытащенным из штанов немаленьким членом... Внутренние покои тоже оказались чистыми, благородными, тихими.
"Надо думать. Виктор Михалыч не уложил бы жену в не цивилизованное место".
- Нонна Мазовецкая? Да, можно, - ответила пожилая медсестра, - процедуры у неё закончились. А вы ей кто будете?
- Друг, - сказал Володя вместо заготовленного штампа "двоюродный брат".
Он ожидал на скамеечке в коридоре, кажется, пятьсот лет, но оно стоило того. Нонна вышла, и была она абсолютно такая, как прежде - прекрасная. В чёрном облегающем платье с длинными рукавами, в чёрных узких сапожках. Белая кожа и светлые волосы источали неземной свет.
- Здравствуй, Володя, - тихо сказала она, и первая обняла его.
Всё-таки, изменилась, подумал он. Очень худая. Веки под косметикой отёкшие, словно от долгого плача. Под глазами - тёмные пятна. Её рука в Володиной ладони казалась совсем маленькой, слабой.
- Это тебе, - сказал он, протягивая цветы и торт.
- О, спасибо. Как кстати, ужасно хотелось сладкого. Виктор привозит мне только "полезную еду", помня, что я в обычной жизни избегаю калорий. Но сейчас, ей-богу, хочется делать всё наоборот.
Улыбка у неё была странноватая. Как будто некий механизм дёргал левый уголок рта, оставляя правый неподвижным, опущенным вниз. Володя понял только во время прогулки в парке - это действие лекарств. Нонна и говорила необычно, голос будто во сне плыл, то возбуждённо ускоряясь, то застывая, уходя в нелогичные паузы.
-Наверное, нельзя спрашивать, волновать тебя, - сказал Володя, - поэтому будем говорить об отвлечённом. У тебя есть здесь книги? Может, привезти тебе каких-нибудь новинок?
- Витька привозит, - махнула рукой Нонна, - а ты не бойся, спрашивай меня. Я сейчас в стабильном состоянии. Беспричинных слёз нет. Вообще слёз больше нет.
- Нонна, хочешь поехать со мной в Штаты?
- В Штаты? Хочу. А ты оформил загранпаспорт?
- О, блин! А я и не подумал об этой формальности.
- Сейчас можно всё быстро сделать через Интернет. Начни прямо сегодня, и через месяц паспорт будет у тебя в кармане. К тому времени меня выпишут.
- Отлично. А твой... муж? Отпустит тебя?
- Он мне не хозяин, Володя. Он должен Богу свечки ставить за то, что я с ним живу.
"У вас симбиоз. Взаимовыгодное сосуществование", - мелькнула у Володи злобная мысль, но он тотчас прогнал её. Слишком бледна была Нонна. Слишком странным взглядом водила она по верхушкам деревьев, по блёкло-серому, в тон её глаз, небу.
- А чем тебя лечат? - спросил Володя.- Капельницы ставят?
- Поначалу были капельницы. Я же очень сильно ревела поначалу, Володя. У меня пошло наперекосяк всё сразу. Показ моей пьесы "Семьсот сорок семь лошадей" на фестивале в Питере провалился. Были отрицательные рецензии в журналах. Я плохо переношу критику. Сказать честно, я её вообще не переношу. Я должна быть победительницей по жизни... У меня началось кровотечение. Виктор запсиховал, стал орать на меня, мол, это я своими запредельными амбициями погубила ребёнка. В общем, мне стало ещё хуже, и все медицинские процедуры не помогли. Ребёнка нет, правда, без последствий. Сказали, что я смогу ещё родить, если приведу в порядок нервы. Чёрт, Вовка...
Нонна упала на ближайшую скамейку, как подрубленная, закрыла глаза. Володя в испуге бросился к ней:
- Что?! Что с тобой?
- Ничего, ничего. Башка кружится от этих таблеток. И ем я мало. Не могу себя заставить есть.
- Может, сходим в кафе? Я видел, здесь поблизости кафе. Я возьму тебе пирожных.
- Вовка, - сказала Нонна, приложив ладонь к его щеке, - я тебя тогда обманула. Это был твой ребёнок.
- Твою мать! Впрочем, я так и подозревал. Я думал об этом с самого начала.
- Ну, не могла я тогда уйти к тебе. Мне нужен был этот фестиваль, нужно было держаться за Витьку. А ему ребёнка хочется... он бредит "нормальной семьёй"...
- Только не говори, что ты нарочно сошлась со мной, чтобы залететь!
- Нет. Честное слово, нет. Я вообще не думаю об этих детях... просто получилось, и я подумала - пусть будет. Мне очень жалко было тебя, я же... я же... любила тебя, ты понимаешь.
- А сейчас уже не любишь?
Нонна прикрыла глаза. И тихо проговорила так - с закрытыми глазами:
- Сейчас у меня ничего нет. Ни желаний, ни чувств, ровным счётом ничего. У меня лекарства вместо крови.

Глава 19. "... я не разлюблю её до конца жизни..."

На повороте автобус чихнул и вздрогнул. Володю и Агашу бросило друг к другу, и они дружно засмеялись. Володя обнял Агашины тонкие плечи, и дальше они ехали так до самого Волчанска - как давние и трепетные влюблённые, как романтические жених и невеста. Наверное, так думали пассажиры на соседних сиденьях - бабушки, возвращавшиеся из областной больницы, студенты, торопившиеся на уик-энд к мамкиным борщам и рассольникам, и другой разношерстный люд, вздумавший для чего-то посетить город Волчанск в выходные дни в середине февраля. Самого скучного, томительного, бесцветного месяца для Волчанска. Больше всего случаев суицида и "делириум тременс" происходит на Володиной малой родине именно в феврале. Даже любительница природы Агаша не смотрела в окно, за которым мелькала одна и та же белая мутотень. Она предпочла читать вместе с Володей файл с флешки, воткнутой в её ноутбук.
"Смятые простыни в изножье большой старинной кровати. Обнажённая женская нога, мы скользим по ней всё выше и выше, пока не утыкаемся в смятое одеяло. Фрагменты мужского уха с пучком седых волос, всклокоченных волос девушки, чьей-то ключицы, чьего-то плеча. Сплошной телесный цвет, морщины, поры. Тикает будильник. Тиканье нарастает, переходя в стук метронома. На прикроватном столике - наручные часы, опаловый браслет, скомканный носовой платок, фотография в белой лепной рамке. На фотографии - мужчина, женщина и девочка лет восьми в кружевной белой шляпке и кружевном платьице. Похоже на тридцатые годы прошлого века, но фото цветное. На рамку садится белая бабочка. Шевелятся усики и лапки. Девушка с кровати протягивает руку, хватает бабочку за крылья. Приближает лицо, несвежее и потное со сна. Мы видим, как её черты внезапно превращаются в образ девочки с фотографии. Девочка отрывает у бабочки крыло. Бросает на столик. Отрывает второе крыло. Крупным планом - извивающееся тельце насекомого. На лице девочки - тупая сосредоточенность.
Она встаёт с постели (уже снова взрослая), идёт по сумрачному коридору. Мы следим за её движениями - хаотично - колыхание ягодиц, босая ступня на паркете, рука на ручке двери. Зеркало на миг отражает лицо девушки. Она садится на край ванны, открывает кран, зачерпывает ладонью воду, обмывает свой половой орган. По движениям её пальцев понятно, что девушка тщательно промывает пространство между половыми губами. Вдали звучат чьи-то голоса, смех. Электрическая лампочка над зеркалом ванной приближается и несколько секунд слепит нам глаза.
Пустырь. Растрескавшаяся земля. Бродячие собаки, рыча, грызутся из-за какой-то пищи. Побеждает самый крупный пёс, он волочит добычу по дороге, и нам становится видно, что это ободранный труп некрупного сельскохозяйственного животного. По пыли тащатся кишки. Играет орган - что-то торжественное из Баха.
На горизонте - чёрный лес, из-за которого тянутся красные закатные лучи. Облака несутся по косой над лесом, к полигону, где взметается взрыв. Звук взрыва приглушённый, через ту же органную музыку. Осыпанный землёй, солдат вползает в блиндаж. Здесь темно, и не слышно музыки. В полной тишине входит человек в парадной армейской форме. Форма и знаки отличия - неизвестного государства, что-то вычурное, с обилием золотого шитья. Офицер кричит на солдата. Слов не слышно, видно только разинутый, искажённый гневом рот. Иногда из тишины вырывается обрывки слов - самые грубые ругательства.
Край смятого одеяла свисает на пол. Туда же, под стук метронома, опускается мужская нога. Нога ищет тапок, находит. Метроном долбит всё громче и громче, переходя плавно в гитарное соло, очень жёсткий ритм. Мужская рука стряхивает на пол лишённую крыльев бабочку, нога в тапке давит насекомое"...
- И это нравится режиссёру? - спросила Агаша осторожно.
- Нонна сказала - очень, - слегка смущённо ответил Володя. - Но ведь это сценарий арт-хаусного фильма. Ты не любишь такие фильмы?
- Время от времени меня тянет посмотреть именно такое кино, - сказала Агаша. - Но... произведение искусства должно нести нечто большее, чем переживания отдельно взятой личности. Ты так не думаешь?
- А поэзия? Вся поэзия основана на личных переживаниях, эмоциях и мыслях, - возразил Володя более смело.
- Поэзия - камерное искусство. Но стихотворение тоже не будет понято, если оно не несёт в себе чего-то общечеловеческого, подмеченного поэтом лучше других людей. А кино - это массовое искусство, даже вот такое, не для средних умов. Ты не обижайся, Володь, но по этому сценарию сразу видно, что он написан в психушке не совсем выздоровевшим пациентом.
- Я видел гораздо более сумасшедшие фильмы.
- Если суть фильма - в том, чтобы выставить миру своё индивидуальное безумие, то фильм обречён на творческую гибель.
- Скажи честно, что ты снова ревнуешь меня к Нонне, - усмехнулся Володя, - только поэтому тебе не нравится её сценарий. Известный режиссёр хуже тебя разбирается, что гибель, что успех - да?
Агаша сердито стряхнула Володину руку со своего плеча.
- Ничего я не ревную! Мне тебя жалко, глупый дурачок. Она поманила тебя, когда ей было плохо. А теперь - режиссёр, сценарий, и Володя снова уходит на задний план.
- Я - третий человек после режиссёра и директора фильма, который читает этот сценарий. По-твоему, это знак недоверия с её стороны?
- Она - энергетический вампир. Ты нужен ей, когда надо подпитаться.
- Ты веришь в такую парапсихологическую чушь?
- Это не чушь. Самая настоящая реальность. Когда ей было хреново - думаю, совсем не из-за ребёнка, а из-за оскорблённого самолюбия, она тебя поманила. А полили на её раненые амбиции нектаром и амброзией - Володя стал не нужен.
- Я только вчера был у неё, балда. Целовался с ней, между прочим, целый час. И чувствовал, как она меня хочет. Я это чувствую. Я же не храню девственность до пенсии, как некоторые.
- Но в Америку она с тобой не поедет?
- Теперь не поедет. Будет занята со сценарием. Я нисколько не обижен. Когда любишь человека, хочется, чтобы было хорошо ему, а не тебе.
- Какая свежая мысль! Только Нонна использует её строго противоположно.
- Ты ничего в любви не понимаешь, ни-че-го!
Но тут автобус остановился, и все бабушки, тётушки и студенты полезли к выходу. Волчанская автостанция приветствовала гостей и жителей города скрипом вывески, висящей на одной петле.
- Станция Хацепетовка, приехали, гражданин, - сердито сказал Володя, - из-за тебя, Агашка, мы не вылезли на первой остановке, и теперь придётся переть два километра пешком.
- Ну и ладно, - сказала Агаша, подставляя лицо под крупные снежинки, - я больше всего на свете люблю гулять в снегопад.
- Вот по ком психушка плачет, - проворчал Володя.

Матвей не ожидал визита Володи. Его мать так и просила - приезжай, Вова, неожиданно, чтобы он не успел придумать сто причин, скрыться на работе. Он теперь всё время на этой проклятой работе, из-за которой потерял Веру, семью, надежды на будущеё.
- Вера, конечно, порядочная сволочь, - говорил Володя, помогая Агаше пробираться меж скалистых волчанских сугробов, - так насрать человеку в душу! Но и Матвея вина не маленькая. Верка предлагала ему продать одну из её квартир и отдать долг за обучение. Благородно, разве не так?
- Нет, - ответила Агаша, - всего лишь корыстно. Хотела купить себе мужа за квартиру. Она мне весьма не понравилась, когда мы были на их свадьбе. А он - честный и порядочный. Не принял её милости.
- Ах-ах, - передразнил Володя, - как вы строги к женскому полу, мадемуазель! Обычно так ненавидят свой пол сексуально неудовлетворённые персоны, более успешных его представительниц.
- Из нас двоих одна персона гораздо чаще заводит речь о сексе. Заметьте, это не я!
Белый пёс забрехал из-за калитки, и Матвей сам вышел к гостям.
- Володька? Тебе мама, наверное, позвонила, нажаловалась?
На взгляд Володи, Матвей не был похож на умирающего от горя. Нонна - вот живая иллюстрация к слову "депрессия". Матвей даже не слишком похудел. Лицо спокойное, речь рассудительная. Он провёл Володю и Агашу в дом, крикнул: "Мама, у нас гости, давай на стол!"
- Ох, - сказала Агаша, - снова стол? Так никакой фигуры не останется.
Они с Володей уже откушали у Рыбаковых. Володины родители свято верили в то, что Агаша - невеста сына, и тащили на стол всё, что в Волчанске принято поедать в праздничных случаях - жареную картошку, котлеты, бутерброды с икрой и жирно сдобренные майонезом салаты.
- Анна Павловна, вы не суетитесь, мы сыты, - крикнул Володя, - можно просто вина, наливочки вашей домашней.
Матвей вынул из ящика письменного стола и бросил на диван газету с апофеозом Веркиной измены.
- Видал, конечно?
- Нет, - сказал Володя, - я за городом работал. Агафья, ты-то мне почему не сообщила?
Агафьи уже не было в комнате. Она деликатно удалилась на кухню, помочь матери Матвея.
- Ну, до чего воспитанная девица, аж во рту сладко, - пробормотал Володя, - вот, значит, кто этот Зеленин! А я всё не мог рожу вспомнить. Не очень-то часто я смотрю фильмы про мушкетёров.
- Дело не в Зеленине. И не в Верке даже, хотя она меня кошмарно обидела. Ну, сказала бы честно, сама. Нет, дождалась, когда этот позор продали по всем киоскам "Роспечать"...
- А в ком же дело? - удивлённо спросил Володя.
Матвей прошёлся по комнате и посмотрел в окно, выходившее прямо в сугроб и, таким образом, не имевшее смысла.
- Во мне. Я безвольный. Я плыву по течению. Я...
Далее Матвей выдал трагический монолог, который, будь он произнесён двести лет назад, был бы подробно изложен писателем-классиком. Писатель-классик описал бы, как облака проносились над головой героя, как менялось небо и шелестели ветки дуба. Или как рокотали кавказские водопады на заднем плане. Классики были мастера фиксировать подобные бредовые отчаянные речи - наверное, нарочно, чтобы двести лет спустя бедных школьников обязывали учить наизусть эту галиматью: "Монолог лишнего человека", "Размышления о смысле жизни", "Социальная драма в образе героя"... Хотелось бы знать, какую информацию получило человечество из данных монологов. Рецепт счастья? Эликсир от рака? Код программы вселенской гармонии? Ну, и какого дьявола тогда забивать людям головы депрессивной ахинеей...
Анна Павловна внесла кувшин с наливкой и фужеры примерно в середине речи, и покачала горестно головой, поскольку Матвей изо всех сил хвалил подлую Верку. Она смелая, она целеустремлённая, да, идёт по головам, а иначе в наше время нельзя - самого затопчут! Анна Павловна, слышала такие монологи каждый день и устала спорить. Зато Агаша, заявившаяся уже к финалу, не смолчала. Поставила на стол блюдо с крошечными бутербродиками собственного приготовления и сердито перебила Матвея:
- Глядя на тебя, Матвей, не скажешь, что ты - человек, поддающийся дешёвой пропаганде!
- Какой пропаганде? - спросил сильно сбитый с толку оратор.
- Той, которую СМИ и низкопробная литература вбивают людям в головы. Жизненный успех, карьера, деньги, слава, личные достижения... И все, как обезьяны, повторяют и пытаются воплощать в жизнь. И твоя Вера - первая.
- Она уже не моя. Она - миссис Зеленина, - по тому, как Матвей дёрнул плечом, было видно, что внутри его грызут волки, гиены и ядовитые змеи. Володе стало отчаянно жалко друга.
- Ты помолчала бы, - сказал он Агаше, - если не знаешь ситуации...
- Ситуация простейшая, - Агаша сняла свои окуляры, протёрла белейшим платочком и, нацепив на нос, направила прямо на Матвея.
- Провинциальная дева напиталась пропагандой, как губка. Помчалась делать "жизненный успех". Маленький городок и скромный муж не вписались в "успех". Она легко поменяла жизнь - как использованное бельё, извините за выражение...
- При чём тут какая-то пропаганда, - болезненно поморщился Матвей, - она красавица. И умница. Ей не место здесь. Собственно, и мне не место. Но я не могу поступить как Вера, как Володька - бросить всё к чертям, пойти навстречу ветру, меня тащит, как гнилое бревно по воде...
- Давайте бахнем, - перебил Володя, заметивший, что ключевые позиции монолога начинают повторяться.
И сунул Агаше в руки фужер с наливкой:
- Пей давай! За встречу!
Они пили и спорили, и каждый выполнял свою роль: Матвей - трагическую, Агаша - обличительную, Володя - молчаливого статиста, который подносит стаканы и произносит иногда: "Барин, кушать подано!". После четвёртого фужера (а мама Матвея мастерила довольно крепкую, градусов двадцати пяти, наливку) Володе стало скучно, и он вышел покурить на крыльцо. Небо темнело неровно, полосами. Дым из труб поднимался ровно вверх - к морозу, вспомнил Володя старую примету. Брехали собаки, где-то вдали никак не мог завестись, надсадно кашлял старый автомобиль.
" И Матвей прав. И Агашка права. Я бегу вперёд, а Матвей сидит на месте. Но вопрос - куда я бегу? А хрен его знает".
Обнять бы Нонну сейчас и провалиться в сладкий рай соития. На худой конец, сошла бы и Зинаида Андреевна, а что, она тётка горячая, и тоску снимает лучше водки...
Володя вернулся в дом и предложил отчаянным голосом:
- А пойдёмте на дискотеку!
Матвей и Агаша посмотрели на Володю одинаково - недоумённо и насмешливо. Но Анна Павловна горячо поддержала его предложение:
- В самом деле! Сходите, повеселитесь, что сидеть дома, как пенсионеры...
- Я одета не по-дискотечному, - Агаша показала на свои невыразительные джинсики и свитерок.
- Нормально одета, - сказал Матвей, - пошли!

Дискотека в Волчанске была единственная, проводилась по субботам, с девяти ноль-ноль до часу ночи в старом-престаром здании Дома культуры. Безусловно, если сравнить это танцевальное мероприятие с ночными тусовками в клубах больших городов, оно показалось бы невинным развлечением для школьников. Посещали его, в самом деле, только школьники да очень небольшой процент студентов, приезжающих на уик-энд в родные края. Взрослые люди весьма редко попадались в этом месиве из молодых тел, примитивной светомузыки, рвущей уши попсы и пивного перегара. Раз в полгода забредал кто-нибудь, отчаявшийся, в стельку пьяный или "по приколу". Взрослыми для дискотеки были все, кому больше двадцати, следовательно, Володя, Матвей и Агаша оказались древними стариками.
- А ведь человеку просто необходимо танцевать для нормального существования! - воскликнул Володя, с билетиком в руке входя в зал.
Дальше его слова потонули в грохоте и вони. А было в этой речи немало умного и значительного. Володя говорил о роли самопроизвольных движений под музыку, которые исходят непосредственно из подсознания и являются своеобразной беседой с высшими силами, о сенсорном и эмоциональном голоде, который современному человеку трудно утолить, о психологической разгрузке... Матвей и Агаша его не слушали. Очень скоро Володя вообще обнаружил, что обращает свои умные мысли к коренастой деве-брюнетке лет пятнадцати с распущенными волосами и глубоким декольте. Дева стояла в группе товарищей, которые не знали, что им делать - то ли плясать, то ли слушать Володю. Нижние части их тел слегка подрагивали, как бы танцуя, оставаясь до пояса неподвижными и внемлющими.
-... через месяц я еду в США, где, безусловно...
- В Штаты едешь? Вот круто! А в какой город? Может, с Женькой там увидишься, - вдруг сказал гнусавый голос.
Володя обернулся на голос и увидел Никулю (или Лебедя) - брата незабвенной Жени Лебедевой. Никуле тоже было не совсем уместно находиться на тинейджерском мероприятии. Но даже он был моложе Володи.
- Женя в США? - изумлённо спросил Володя. - Что она там делает?
- Живёт, - ответил Никуля, - замужем. Тебе телефон дать?
Володя четверть часа провозился с мобильником - при мигании и мерцании ближайшего фонарика записывал телефон и адрес Жени. Название города ни о чём не говорило ему. Мало ли городов в Америке. Она большая, чуть поменьше нашей безумной родины.
Когда он, наконец, разделался с телефоном, группа товарищей вместе с коренастой девой растворилась в танцующем море. Володя прошёлся вдоль его кромки, разыскивая Матвея и Агашу. Море схлынуло, а потом прикатила новая волна - застонала, заголосила Уитни Хьюстон, народ разбился на пары, пары обнялись, переплелись телами и закачались в пьяном сладострастии. Медленный танец, первая ступень к взаимной любви, случайному сексу, лёгкому флирту или бурному роману - вариантов может быть сколько угодно.
В самом центре зала Володя увидел Матвея и Агашу, которые танцевали "медляк" - не слишком эротично, но и не на "пионерском расстоянии". Танцуя, они болтали и смеялись. Потом Агашка положила Матвею голову на плечо, и до конца танца её не поднимала. И очков на ней не было, сняла нарочно, сучка.
- Вот оно что, - сказал Володя вслух, - значит, мне ты не даёшь, Орлеанская девственница хренова...
Никто его не услышал.
Официально разрешённый танцевальный разврат закончился. Матвей и Агаша расцепились, однако, Матвей держал Агашу за руку, и что-то ей говорил, и они оба смеялись.
- Здесь, кажется, возникает большое светлое чувство, - сказал Володя сам себе, - ты, как всегда лишний, Владимир. Участь русского поэта в том и заключается...
Он вышел на улицу, вытащил из кармана куртки бутылку, которую Анна Павловна сама предложила ("погреетесь!") и залпом выхлебал едва ли не половину.
- Дай глоточек! - попросил тихий голосок сбоку.
Володя обернулся и увидел миниатюрное бледненькое существо, кажется, женского пола, если судить по огромному количеству косметики на лице, и явно несовершеннолетнее.
- А к поэзии ты, конечно, относишься индифферентно?- строго спросил Володя. - Конечно. В этой тундре единственный очаг культуры - ваша пьяная дискотека... На уж, пей!
Девочка (теперь Володя точно разглядел, что девочка - в сапожках на шпильках) храбро лакнула наливки и дальше охотно слушала Володины излияния, хихикала невпопад и разрешала обнимать себя за талию. Её звали Соней.
- Ты настоящий друг, Сонька, - говорил Володя, - не то, что некоторые. Спят с одним, замужем за другим. Приедут с одним, а танцуют вообще с чужим мужем, не развенчанным пока, между прочим. Ты знаешь, что церковный брак тоже разводят... развенчивают то есть?
Слова перемежались глотками наливки, и Соне перепало несколько порций волшебного эликсира. Потом Володя поставил бутылку на выступ фундамента и, обхватив Соньку за талию, начал долгий поцелуй. Действие совершалось по старинной методике, которая называется "французский поцелуй", но от наливки технологическая карта обогатилась несколькими дополнительными пунктами: всасыванием обеих губ одновременно, лёгкой дегустации языков зубами и общим покачиванием тел (головокружение и Сонькины каблуки).
- Ты чё творишь, козлина старый? - Володю рванули за плечо.
Он прервал поцелуй и увидел перед собой подростка без шапки, такого же тщедушного и бледненького, как Сонька.
- Получи, бля, пидор македонский!
Удар острого тинейджерского кулачка прилетел точно Володе в зубы. Безусловно, он не остался в долгу, и очень быстро вышел победителем, повергнув не только Сонькиного рыцаря, но и пару его бравых товарищей. Однако у входа в ДК, где разыгралась битва, тотчас образовалось массовое скопление народа. Конечно. Это в мегаполисах есть всякие бойцовские клубы и ролевые игры, где люди могут утолить свою жажду насилия и крови. А в деревнях и мелких городишках, рассыпанных по лицу земли щедро, как прыщики по тинейджерскому лбу, единственное боевое зрелище - пьяная драка. Жажда крови, между прочим, естественное желание человека. Где наш мамонт, которого положено яростно бить камнями и копьями? Где наши роды на полу пещеры, под рокот шаманского бубна и в лужах крови? Еда из супермаркета и кесарево сечение в стерильной операционной - конечно, удобнее. Но в генах-то записаны вкус и запах крови!
- Пошли отсюда! - крикнула Агаша, хватая Володю за руку. - Совсем с ума сошёл!
- А ну, разошлись, быстро! - рявкнул Матвей на любителей экстремальных зрелищ.
Его послушались. Он жил в городке, все знали его в лицо и помнили, что он - инженер на фабрике, где работало, между прочим, две трети предков завсегдатаев дискотеки.
- Ты как маленький, честное слово, - приговаривала Агаша, прижимая снег к разбитым Володиным губам. - Одного оставить нельзя.
- Ничего он не маленький. Он действует искренне и не врёт сам себе, - завёл прежнюю песню Матвей.
- Вы оба - предатели, - проворчал Володя сквозь комок снега, - думаете, я не видел, как вы там "медляки" зажигали?
- А что такого? - вмиг рассердилась Агаша. - Я тебе не гёрл-френд. У тебя есть твоя сумасшедшая сценаристка. Матвей, ты почитай, ради интереса, её опусы! Сразу видно, у человека шиза! А ему это нравится.
- О чём ты, Вовка? - сказал Матвей. - Я ненавижу Верку. Но я не разлюблю её до конца жизни. Она - моя первая и моя последняя.
- Вот у кого шиза! - Володя гневно отбросил кровавый снежок и зачерпнул из сугроба новую горсть. - Пойди, ещё вены порежь из-за этой шалавы!
- Я бы порезал, - ответил Матвей, - дома ванны нет.
И тут друзья увидели, как Агаша сорвалась с места и побежала в неизвестном направлении. Вернее, в известном - она бежала по крутому спуску дороги, называемой "Варшавское шоссе". Большой вопрос, доходило ли шоссе до Варшавы, но то, что оно утыкалось в старое Волчанское кладбище, Володя и Матвей знали.
- Ты чего? - крикнул Матвей.
- Ты куда? - крикнул Володя.
Воспитанная девушка не ответила. Она бежала, размахивая руками, шапчонка свалилась с её головы, и волосы развевались от скорости, как у валькирии, вампирши, ведьмы или иного сказочного существа. Вдобавок повалил снег - снова огромными лохматыми хлопьями, и картина приобрела совершенно мистический характер.
- Агашка! Стой, дура! - Володя погнался за девушкой, но Матвей опередил его - как-никак, он был мастер спорта по лыжам и лёгкой атлетике.
Он настиг Агашу у самой ограды кладбища. Она плакала и отталкивала то Володю, то Матвея.
- Вы оба... придурки... бесчувственные, сексуально озабоченные... вы ничего в жизни не понимаете...
- Я-то всё понял, - сказал Володя, - типичная бабская истерика на почве ревности.
- К кому - ревности? - удивился Матвей.
Он мял в руках Агашину шапочку, которую подобрал на бегу, но не осмеливался на владелицу надеть. Володя был смелее. Он схватил Агашу за шею и окунул лицом в сугроб. Несколько секунд слышались сдавленные крики и всхлипы, потом Володя ослабил хватку и Агаша стихла.
- Извините, мальчики, - сказала она, - я безобразно веду себя. Просто я никогда не пила столько вина.
- И не танцевала эротических танцев, - покачал головой Володя, - первый бал Наташи Ростовой. Нет только подходящего поручика Ржевского, чтобы привёл тебя в чувство старинным человеческим способом.
- Каким? - спросила Агаша.
- Боюсь, снова получу звание сексуально озабоченного.
Агаша не успела возмутиться. Из-за ограды выглянула очень тёмная на фоне яркого снега рожа, и спросила хриплым голосом:
- Мужики, закурить не найдётся?
Агаша обернулась, увидела рожу, снег, кресты и впечатляющий склеп постройки 1789 года. Завопила дико и бросилась в обратную сторону - вверх по Варшавскому шоссе. Матвей и Володя вновь гнались за ней, сами довольно испуганные. Агаша неожиданно свернула в глухие закоулки, где сугробы были выше Матвея, а заборы подпирались мощными стеблями сухих репейников, увенчанных снегом. Агаша споткнулась и нырнула лицом вперёд в целую снежную крепость. Володя свалился сверху. Рядом упал Матвей.
- Стой, девушка, я вампир с кладбища! - прорычал Володя. - Я хочу твоей крови!
Он хватал Агашу за плечи, шею, они боролись, хохотали, орали. Матвей не выдержал. Отобрал у вампира жертву, отряхнул её от снега и, наконец, напялил на неё шапочку.
Домой троица шла, весело болтая - Агаша посредине, парни вели её под обе руки.
- Надеюсь, нам удалось немного ослабить твою депрессуху, - сказал Володя.
- Спасибо вам, - сказал Матвей, - по крайней мере, сегодня я избавлен от бессонницы. Слишком устал. Агаша, ты дашь мне свой телефон?
- Между прочим, когда мы приезжаем в Волчанск, она спит со мной в одной постели, - сказал Володя.
- Конечно, дам, - ответила Агаша, - он всё врёт, Матвей. Я сплю с ним платонически.