Модернизация России в историческом контексте. Перспективы российской модернизации

У российского опыта модернизации есть одна особенность, отличающая его от многих других стран. Как показывают историко-экономические исследования, Россия на протяжении последних примерно 200 лет сохраняет стабильный отрыв от таких более развитых в экономическом отношении стран, как Франция и Германия. По результатам исследований, этот интервал составляет 45-55 лет, и хотя он то несколько увеличивался, то сокращался, но в общем, глубина отставания колеблется в указанных пределах.

Необходимо обратить внимание на три обстоятельства участия России в модернизационной гонке. Во-первых, неравномерность развития отдельных секторов жизни. По некоторым параметрам и на отдельных этапах истории сближение происходит гораздо более сильное (например, военный потенциал), а по другим – сохраняется гораздо более сильное отставание (производительность труда). Во-вторых, неустойчивость модернизационных достижений. Никогда не удавалось закрепиться на достигнутых рубежах – после прорыва в той или иной сфере начинался откат назад. Причем откат этот происходил не только из-за кризиса в самой России, то есть прямого ухудшения положения в данном секторе. Гораздо чаще отрыв начинал увеличиваться из-за ускорения развития передовых стран на новом технологическом витке и отсутствия у России заранее подготовленных ресурсов для очередного рывка. В-третьих, интервал этот оказывается почти индифферентным к политическому строю и характеру правительств. Власти всегда сосредоточивались на отдельных аспектах модернизационной задачи, игнорируя остальные или даже принося их в жертву. Можно даже выделить некоторую закономерность, прослеживаемую в трехсотлетней истории российской модернизации. В первую очередь страна ставила и решала задачи модернизации в военной сфере и в отраслях, с ней сопряженных (будь то металлургия в XVIII веке, железнодорожный транспорт в конце XIX – XX веках или космические исследования во второй половине ХХ века). На втором месте стояла экономическая модернизация, которая, естественно, должна была дать базу для решения военных задач. Меньше уделялось внимания культурной модернизации, которой начинали всерьез заниматься тогда, когда общее отставание оказывалось критически опасным. И, наконец, полностью игнорировалась модернизация политических институтов, которые, напротив, пытались консервировать на максимально продолжительные периоды времени. Только тяжелейшие системные кризисы (в середине XIX века, в начале и в конце ХХ) приводили к политическим реформам, причем в двух из трех случаев политические трансформации имели форму полномасштабной революции, то есть через полный слом государства с присущими революции колоссальными издержками.

Несистемность модернизационных усилий может объясняться отсутствием механизмов адекватной реакции на модернизационные вызовы. Российская модернизация всегда была верхушечным проектом, замышлялась и насаждалась правительством и потому ориентировалась исключительно на правительственное понимание иерархии задач. Общественных институтов, ее обеспечивающих или корректирующих, практически не существовало, а потому и задача корректировки курса не могла вовремя осознаваться. В результате модернизация в России всегда происходила через разрушительные кризисы. Строго говоря, модернизация всегда и везде происходит через кризисы: наступление нового этапа в современном экономическом росте предполагает определенные структурные кризисы, ведущие к отказу от старых форм и появлению новых. Однако в России эти кризисы нередко принимали особенно острый, разрушительный характер, ведущий к быстрому (революционному, а не эволюционному) слому всех или большей части институтов, в том числе и самого государства.

Если в индустриальную эпоху в СССР были намечены приоритеты роста на 20-30 лет, и при достижении их действительно получилось войти в ряды передовых стран (что и сделала в XIX веке Германия, а затем Япония и СССР), то теперь приоритеты быстро меняются. И сейчас можно попытаться превзойти весь мир по производству компьютеров на душу населения, разработать программы производства самых лучших в мире самолетов и телефонов, но к моменту их успешного осуществления выяснится, что мир технологически ушел далеко вперед. Причем ушел в направлении, о возможности которого при разработке программы всеобщей компьютеризации никто и не догадывался. Потому что главным в наступающую эпоху являются не high tech, а информационные потоки.

Советская система была порождением индустриальной эпохи. Эта система, как было отмечено выше, характеризуется доминированием крупных промышленных форм, проникающих во все сферы общественной и личной жизни; преобладанием технологий массового производства, обеспечивающих свою эффективность за счет стандартизации и эффекта масштаба, усилением монополистических тенденций в экономической и политической жизни. Экономическая политика этой системы предполагает усиление роли прямого государственного вмешательства в хозяйственные процессы, расширение роли (и доли) госсобственности, ослабление конкурентных начал в экономике вообще и тенденцией к ограничению (преодолению) внешней конкуренции в частности. Индустриальная эпоха позволила решить ряд важных производственных и социальных задач включая заметное повышение производительности труда, урбанизацию и обеспечение базовых потребностей для всего населения соответствующих стран. СССР, продолжив движение к индустриализации царского правительства, решил в основном эту задачу на рубеже 1950–60-х годов. Примерно в это же время в развитых индустриальных странах обозначился поворот к новой экономике, основанной на информационных технологиях и всем том, что позже стали называть «высокими технологиями». Новая экономика сопровождалась ослаблением монополистических тенденций, активизацией конкуренции, снижением роли крупных хозяйственных форм, повышением гибкости производственных процессов и индивидуализацией производственно-технологических решений. Глобализация – один из важнейших компонентов новой экономики. Соответствующая экономическая политика характеризовалась заметным снижением роли государства в хозяйственной жизни, либерализацией хозяйственной и внешнеэкономической деятельности. Западная экономика столкнулась с кризисом индустриального общества к началу 1970-х годов, и все это десятилетие в большинстве наиболее развитых стран отмечено определенным кризисом. Тогда казалось, что на Западе происходит системный кризис, очередной этап «общего кризиса капитализма». И лишь позднее выяснилось, что на самом деле происходила адаптация к новому этапу технологического развития (или к новому уровню развития производительных сил, если использовать марксистскую терминологию). Перед СССР встали аналогичные по сути своей вызовы. Однако жесткость политической и экономической системы не позволила своевременно начать процесс адаптации к новым вызовам. Советская экономика была крайне невосприимчива к нововведениям. Последнее ни для кого не было тайной: в официальных партийных документах (включая материалы съездов КПСС) регулярно подчеркивалась необходимость стимулирования внедрения в производство достижений научно-технического прогресса. Но все это оставалось заклинаниями, поскольку реальные стимулы ориентировали предприятия и работников всех уровней на выполнение и перевыполнение плановых заданий, чему обновление производства и всяческие научно-технические нововведения могли лишь помешать.

Традиционные отрасли продолжали доминировать в ущерб развитию передовых направлений научно-технического прогресса, связанных с компьютеризацией, средствами связи и т. п. Оборонный сектор играл в экономике центральную роль, причем не только потому, что этого требовал статус мировой сверхдержавы, но и по причине адекватности механизмов централизованного управления задачам его развития. Проблема состояла не просто в том, что по мере формирования основ новой экономики темпы роста в СССР неуклонно снижались, но главное – в 1980-е годы обозначилось отставание от стран Запада. Неспособность СССР к эволюционной трансформации, приведшей к системному кризису был результатом трех важнейших особенностей советского строя. Во-первых, институциональная жесткость системы, ее нацеленность на выполнение централизованно устанавливаемых показателей, прежде всего количественных. Когда-то, на этапе индустриализации, эта особенность позволила осуществить быстрые преобразования в мобилизационном режиме, способствуя превращению СССР в индустриальную сверхдержаву. Теперь эта же система не позволяла вовремя реагировать на вызовы новой эпохи. Обновление, подстройка под новые вызовы требовали децентрализации решений, а главное – отказа от фетишизации количественных ориентиров при оценке деятельности фирм. Такого советская система позволить себе не могла, так как иных критериев оценки хозяйственной деятельности у нее просто не было. Во-вторых, отсутствие в ней механизмов обратной связи, которые способны вовремя дать сигналы о назревших переменах и стимулировать начало реформ. Тоталитарная власть, запрет на свободу слова, создавая комфортные условия высшей власти, не позволял, получать своевременную информацию о протекающих в стране и в мире процессах. В-третьих, зависимость советской системы от дешевых ресурсов вообще и от нефтегазового комплекса в частности. Можно было позволить себе не заниматься всерьез никакими реформами, поскольку начало трансформационного кризиса на Западе совпало со скачком нефтяных цен и вводом в строй в СССР богатейших западносибирских месторождений. Огромный поток валюты позволил более или менее стабильно прожить десятилетия, но результатом его стало резкое усиление зависимости советской экономики от внешнеэкономической конъюнктуры.

Система могла функционировать лишь постольку, поскольку сохранялась благоприятная окружающая политическая и экономическая среда. Первый же серьезный кризис – резкое падение цен на нефть в середине 1980-х годов – привел ее к гибели. Кризис, начавшийся в 1980-х годах, стал кризисом советской модели модернизации. Выяснилось, что эффективность этой модели ограничивается рамками догоняющей индустриализации. Теперь предстояло найти механизмы, обеспечивающие постиндустриальный рывок. А эти механизмы существенно отличались от механизмов догоняющей индустриализации.

Решение собственно модернизационных задач было осложнено началом системного кризиса – экономики, политики, идеологии. На структурный кризис индустриального общества накладывались еще три кризиса и, соответственно, три трансформационных процесса. Во-первых, кризис коммунистической системы и осуществление посткоммунистической трансформации. Это был уникальный эксперимент – никогда в мировой истории (в том числе в экономической истории) не осуществлялся переход от тотально огосударствленной экономики к рыночной. Во-вторых, макроэкономический кризис, ставшим результатом популистской экономической политики (начиная со второй половины 1980-х), что привело к развалу бюджетной и денежной системы, к высоким темпам инфляции, к падению производства. В-третьих, кризис и развал государства, характерный для полномасштабных социальных революций. Системные преобразования, радикально изменявшие общественное устройство страны, протекали в условиях слабого государства, что и представляет собой сущностную характеристику революции. К началу посткоммунистических преобразований разрушенными оказались практически все институты государственной власти, и их восстановление было, по сути, центральной политической задачей посткоммунистических реформ (гораздо более важной, чем задачи экономические). Более того, экономические реформы продвигались только по мере восстановления институтов государственной власти, что приводило к гораздо более медленным темпам преобразований, чем в большинстве других посткоммунистических стран. В переплетении этих кризисов состоит важная особенность современной России. Каждый из этих процессов не представлял собой чего-то уникального, неизвестного из опыта других стран или из исторического опыта самой России. Уникальным стало их переплетение в одной стране в одно и то же время. Именно их переплетение создавало те своеобразные процессы, которые обусловливали специфику российской трансформации и ставили в тупик многих исследователей посткоммунизма.

За полтора десятилетия посткоммунистической трансформации Россия прошла два этапа реформ и теперь находится на третьем. Первый этап, охвативший большую часть 1990-х годов, ушел на создание базовых институтов рыночной демократии и восстановление стабильности – макроэкономической и политической. Наведение экономического порядка в основных чертах было завершено к 1999 году, и результатом стало начало экономического роста. К концу 1991 года в России отсутствовали институты, которые должны были обеспечивать устойчивое функционирование, и даже существование, любой страны. Были разрушены экономические институты, что проявлялось в масштабных рыночных дисбалансах (экономический спад, товарный дефицит, надвигавшаяся угроза голода и холода). Но еще большую опасность представляло то, что с фактическим, а затем и формальным, распадом СССР в России рухнули институты государственной власти. Поэтому первейшей задачей было восстановление институтов, без которых не может функционировать ни одна страна. Проблемы этого этапа, как правило, плохо осознаются западными аналитиками и критиками российских реформ. Они нередко пишут о недооценке российскими реформаторами институциональных проблем и об увлечении финансовой политикой. Это несправедливо: основное внимание на первых этапах реформ уделялось как раз институциональным проблемам, а макроэкономическая стабилизация являлась вторичной по отношению к ним. Просто те институты, которые должна была создавать Россия, оказывались вне поля зрения большинства западных экспертов. Это были элементарные институты, без которых не может существовать государство, а значит и экономика. Прежде всего, надо было воссоздать денежную систему и границы, налоги и бюджетное право, силовые структуры и институт собственности, – словом, все то, что любому западному специалисту представляется изначально данным, пришедшим из глубины веков. Все эти базовые институты или рухнули с распадом СССР, или просто не существовали в России по политическим или идеологическим причинам. А уже на этой основе можно было идти дальше, разрабатывая современное экономическое и социальное законодательство. К концу 1990-х годов были решены следующие задачи: созданы и укрепились некоторые политические институты; осуществлена макроэкономическая стабилизация, которая дала стране устойчивую валюту и сбалансированный бюджет; проведена массовая приватизация, заложившая основы перехода российской экономики на рыночные рельсы. Более того, анализ экономической динамики 90-х годов свидетельствует, что этот период характеризуется не только спадом экономической активности. Несмотря на состояние тяжелого кризиса, в стране начались стихийные сдвиги в направлении пропорций, характерных для постиндустриализма.

Второй этап в основном относится к 2000–2003 годам. Суть его состояла в том, чтобы на основе достигнутой макроэкономической стабильности начать формирование политических и экономических институтов, характерных для современного общества и более точно ориентированных на особенности России. Таким образом, основными задачами этого этапа был: во-первых, завершение политической стабилизации и, во-вторых, разработка и принятие развернутой нормативно-правовой базы посткоммунистической России (прежде всего экономического законодательства). Поскольку к этому моменту программа реформ 1992 года («программа Гайдара») была практически полностью выполнена, по инициативе В. Путина был разработан новый документ – Стратегия социально-экономического развития до 2010 года («программа Грефа»). Администрация В. Путина уделила первостепенное внимание восстановлению политической стабильности в стране. Основная тяжесть работы пришлась на обеспечение условий для реального функционирования российского единого экономического пространства и на преодоление зависимости государства от влияния групп частных интересов. Региональная политика позволила преодолеть возникшие в начале 90-х годов сепаратистские тенденции, на деле (а не только по букве закона) обеспечить приоритет федерального законодательства над региональным. Произошло упорядочение правового и политического поля страны. Это позволило преодолеть и необоснованные льготы, которые смогли выторговать себе отдельные регионы.

Основное внимание на этом этапе реформ уделялось формированию таких базовых институтов рыночной экономики, как Гражданский, Налоговый, Бюджетный, Трудовой и Земельный кодексы, пенсионное законодательство, начались процессы дерегулирования (снижения административных барьеров предпринимательской деятельности), проводилось совершенствование межбюджетных отношений (федеральный бюджет, регионы и местное самоуправление), приступили к реформированию естественных монополий и многое другое. Важнейшим фактором обеспечения финансовой устойчивости стало принятие законодательства, регулирующего создание и функционирование Стабилизационного фонда. Были сделаны важные шаги по присоединению к ВТО, активизировались интеграционные процессы с ближайшими соседями России – членами СНГ. Признанием успешности социально-экономического развития России стало последовательное повышение кредитного рейтинга, предоставления нашей стране Европейским Союзом и США статуса страны с рыночной экономикой. Реализация этих реформ позволила России продвинуться по пути экономических преобразований, обеспечить экономический рост. Начал обновляться производственный потенциал. Быстро росли золотовалютные резервы Центрального банка, постепенно (хотя и медленно) снижалась инфляция.

Экономический рост на этом этапе носил преимущественно восстановительный характер, то есть опирался на активное вовлечение в производство не задействованных в период кризиса производственных мощностей. Другой особенностью восстановительного роста является его постепенное затухание, происходящее по мере исчерпания свободных и пригодных для использования мощностей.

В 2003 году стало заметно исчерпание задач второго этапа трансформации. С одной стороны, появились признаки перехода к новой модели экономического роста – от восстановительного роста к инвестиционному. С другой стороны, настало время определения стратегии и тактики социально-экономического прорыва, определения инструментов, которые обеспечили бы решительное сокращение разрыва между Россией и наиболее развитыми странами мира.

Первые два этапа реформ привели к исключительно важным сдвигам как институционального, так и структурного характера. По нашему мнению, три из четырех перечисленных выше кризисов в результате были преодолены, а соответствующие трансформационные процессы – исчерпаны.

Прежде всего, была проведена макроэкономическая стабилизация. Кризис оказался довольно длительным по продолжительности (около десяти лет), однако не беспрецедентным в экономической истории. Стабилизация была осуществлена при помощи набора стандартных мероприятий (либерализация, бюджетная и денежная стабилизация), и ее успешное завершение сформировало основу для восстановления экономического роста. Разумеется, решение задач стабилизации не является раз и навсегда данным. Экономическая система не застрахована от ошибок власти, от ее неадекватных и популистских решений.

Практически исчерпаны процессы революционной трансформации. В первый президентский срок В. Путина удалось закрепить политическую стабилизацию, восстановить престиж государственной власти, а тем самым удалось синхронизировать макроэкономическую стабилизацию с политической. При всех различиях политических партий, они уже не столь радикально расходятся, как это было в 90-е годы. Возникает общая система базовых ценностей, которые не являются уже предметом политической борьбы. В частности, мало кто не ставит под сомнение частную собственность в качестве основы экономической и политической жизни (хотя оценки итогов приватизации остаются противоречивыми); все поддерживают политику снижения налогового бремени; все согласны с необходимостью перенесения центра тяжести на проведение глубоких институциональных реформ. Конечно, практические рекомендации политических сил существенно различны, но различия эти уже не настолько глубоки, чтобы вести к разрушению политической стабильности. Высокая инфляция является не только экономическим, но и политическим индикатором. Действительно, неспособность государственной власти обеспечить набор мер макроэкономической стабилизации является результатом ее слабости, зависимости от баланса различных групп интересов, заинтересованных в слабой денежной и бюджетной политике. Именно поэтому макроэкономическая стабилизация возможна лишь при укреплении политических институтов, то есть является одним из важнейших критериев политической стабилизации.

Можно говорить и об исчерпании задач посткоммунистической трансформации. Этот вывод нередко вызывает особенно острые возражения и поэтому требует пояснений. Три основные характеристики отличают коммунистическую систему: тоталитарный политический режим, абсолютное господство государственной собственности в экономике, а также товарный дефицит в качестве сущностной черты экономической и политической жизни. К началу нового века в России были преодолены все три черты коммунизма. Это не означает, разумеется, что был полностью преодолен кризис, с которым страна вступила в 1990-е годы. Однако тяжелые структурные и макроэкономические проблемы, которые продолжают стоять перед Россией и которые делают ее очень уязвимой перед угрозой внешних шоков, не являются, строго говоря, наследием коммунистической системы. Они – результаты развития и кризиса индустриальной системы, и недаром практически все страны, которым приходилось решать задачи выхода из индустриального общества, сталкивались со схожими вызовами. Этот процесс предопределяет существо происходящей ныне трансформации и основные вызовы, с которыми будет сталкиваться страна на протяжении ближайшего десятилетия. Именно они должны стоять в центре внимания на нынешнем, третьем этапе социально-экономического развития России.

Теперь можно говорить о переходе к третьему этапу экономических реформ и, соответственно, экономической политики. Речь идет о выработке стратегии социально-экономического прорыва в условиях современного постиндустриального общества. Задачи эти являются исключительно сложными, и сам по себе факт перехода к данному этапу реформ еще не гарантирует успешности достижения стоящих перед страной стратегических целей. Успех или неуспех дальнейшего развития зависит в первую очередь от политики власти.

На этом этапе ключевыми являются так называемые проблемы третьего поколения – проблемы развития человека, инвестиций в человеческий капитал, а также задачи развития и совершенствования политических институтов. Главными теперь становятся не проблемы макроэкономики (они в основном решены) и даже не экономические институты (они уже в основном сложились). Главное конкурентное преимущество современной высокоразвитой страны связано с человеческой личностью и с теми факторами, которые непосредственно обеспечивают жизнедеятельность человека. К таковым относятся сферы образования, здравоохранения, жилье, инфраструктура, устойчивость политической демократии. Поиск приходится вести с нуля, что существенно отличает новые задачи от задач первых двух этапов, при решении которых мог использоваться богатый зарубежный опыт (Вывод об ограниченной роли зарубежного опыта при проведении реформ третьего поколения ни в коем мере не означает призыва к игнорированию этого опыта и тем более не тождественен выводу о приоритете пресловутого третьего пути, отличного от пути западных демократий. Речь идет лишь о том, что в настоящее время мы столкнулись с задачами, которые не имеют успешного опыта решения в современном мире. Всем странам, достигшим определенного уровня развития (или даже существенно превышающим его), придется решать схожие задачи повышения эффективности вложений в развитие человеческого капитала. Сказанное относится и к устранению серьезнейшего ограничителя экономического роста – неэффективности госуправления. Эти проблемы не могут быть решены по сколько-нибудь типовому стандарту; все страны, которым удавалось с ними справиться, должны были находить собственные пути их решения). Однако сама постановка задач третьего поколения свидетельствует о довольно высоком уровне развития современной России: только развитые страны выдвигают развитие человеческого потенциала в качестве своей приоритетной задачи.

Понятие приоритета, точки роста применительно к современным экономикам существенно меняется по сравнению с тем, что принято рассматривать в качестве таковых в менее развитых обществах. Эта особенность современного мира была обозначена в послании президента РФ Федеральному собранию в 2004 году, где в качестве главных проблем были обозначены образование, здравоохранение, жилищная политика и другие социальные проблемы.

Можно выделить три принципиальные особенности этого этапа. Во-первых, теперь должны вырабатываться тонкие механизмы экономической настройки, требующие очень осторожного вмешательства в ткань экономической жизни. Во-вторых, за последние годы существенно возрос административный ресурс власти – государство укрепилось и теперь может позволить себе быть более активным, чем это было на протяжении большей части 1990-х годов. В-третьих, Россия подошла к такому моменту создания новых институтов, когда опыт других стран начинает играть крайне ограниченную роль.

На предыдущих этапах, формируя базовые предпосылки современной рыночной экономики, можно было опираться на достижения других стран, а также учитывать их провалы, чтобы не повторять чужих ошибок. Это касалось денежной и бюджетной стабилизации, дерегулирования, гражданского и банковского законодательства и др. Хотя даже тогда по целому ряду проблем мы уже должны были искать оригинальные решения, которые действительно оказывались весьма эффективными (например, налоговое законодательство).

Однако учет опыта других в лучшем случае позволяет не совершать грубых ошибок (и то далеко не всегда), помогает сформировать необходимые условия устойчивого развития, но не достаточные. Дело не только в уникальности решений, которые обеспечили бы социально-экономический прорыв. Россия не единственная страна, которая столкнулась с проблемами коренного реформирования секторов, связанных с развитием человеческого потенциала. Этот кризис является вообще не посткоммунистической проблемой, а имеет гораздо более глобальный характер. Все развитые страны мира стоят сейчас перед необходимостью коренной перестройки своих социальных систем, прежде всего здравоохранения и образования.

– когда преобладал молодой возраст, продолжительность жизни была относительно невелика, а абсолютно преобладавшее по численности сельское население почти не пользовалась услугами социального сектора. Теперь ситуация коренным образом изменилась, даже самые развитые страны с трудом справляются с резко возросшей социальной нагрузкой.

Словом, теперь предстоит решать задачи, гораздо более тонкие и сложные, чем в предыдущее десятилетие. Опасностью же является искушение преувеличить административные возможности власти и отсутствие жестких бюджетных ограничений. Последнее будет сопровождаться постоянным давлением на правительство с требованиями «дать денег» на сооружение никому не нужных объектов.

Существенной особенностью третьего этапа реформ является то, что практически полностью исчерпанными оказываются возможности повышения экономической эффективности, консолидации роста исключительно совершенствованием собственно экономической сферы, экономического законодательства. Страна подошла к такой фазе, когда дальнейшее экономическое развитие в значительной мере будет предопределяться состоянием политических и правовых институтов.

Для решения задач экономического рывка сейчас недостаточно иметь хорошее трудовое и земельное законодательство, законы о банках и банкротстве, налоговое и бюджетное право. Все эти нормы и правила должны эффективности осуществляться на практике, а это требует эффективного госаппарата, справедливого суда, достойной правоохранительной системы. Словом, эффективного функционирования базовых институтов государственной власти. Ни один закон не будет приносить те результаты, которых от него ждут, если все органы государственной власти не обеспечат его исполнение, а суд не защитит гражданина при нарушении его прав.

Российская элита все более сознает важность этих проблем. Активно обсуждаются вопросы административной и судебной реформы, реформы комплектования армии. Однако проработка и глубина осознания остроты этих проблем различна.

Модернизация имеет свои минусы, риски и слабые стороны. Одной из главных проблем, выделяемых современными исследователями, является абсолютизация темпов экономического роста и риски восстановительного роста. Задача обеспечения высоких темпов экономического роста является, несомненно, одной из важнейших в деятельности любого правительства. Высокие темпы роста свидетельствуют, как правило, об эффективности экономической политики, осуществляемой в данной стране.

Однако роль темпов роста, как и любых других количественных показателей, не должна абсолютизироваться. Нам действительно нужны высокие темпы роста, но такого роста, который удовлетворял бы ряду дополнительных критериев.

Во-первых, сопровождался бы прогрессивными структурными сдвигами, а не консервировал бы экономическую отсталость и неэффективность. (Достаточно вспомнить пример таких стран, как Белоруссия или Туркмения, которые достигли докризисного уровня производства при консервации или даже деградации экономической структуры). Более того, прогрессивные структурные сдвиги могут сопровождаться снижением темпов роста. Отчасти это происходит по причинам статистического характера, когда новые сектора экономики плохо учитываются статистикой, ориентированной на традиционную экономическую структуру.

Во-вторых, устойчивые темпы роста на протяжении длительного периода. Альтернативой является искусственное ускорение темпов роста (как правило, популистскими методами финансовой накачки спроса и госинвестиций), после чего следует кризис или стагнация. Такая ситуация также не относится к разряду благоприятных.

Так, в настоящее время при разработке сценарных прогнозов предлагается три варианта развития страны: инерционный, за счет развития экспорта (в основном топливно-сырьевого) и инновационный, причем лишь второй и третий сценарии обеспечивают удвоения ВВП за десятилетие. Казалось бы, по критериям роста наихудшим является первый вариант. На самом же деле второй гораздо более опасен, если основываться не на желании похвастаться выполнение «поручения по росту», а на реальном повышении конкурентоспособности страны. Второй вариант по сути своей повторяет путь СССР, то есть предполагает резкое усиление нефтяной зависимости от внешнеэкономической конъюнктуры с перспективой социально-экономического краха. Зато «задание об удвоении» будет исполнено.

В-третьих, рост, обеспечивающий сокращение разрыва между Россией и наиболее развитыми странами мира. Иными словами, темп роста должен превышать среднемировой темп и рост в странах – пионерах постиндустриальной модернизации. Пока России удается обеспечивать такую динамику. Учет этого фактора тем более важен, что показатель роста может колебаться в соответствии с колебаниями внешнеэкономической конъюнктуры (современная открытая экономика не может быть полностью нечувствительна к подобным колебаниям), однако и в этом случае принципиально сохранение превышения темпа роста российской экономики по сравнению с наиболее развитыми странами.

В-четвертых, это должен быть реальный рост, не фальсифицируемый в угоду политической конъюнктуре и для удовольствия политических лидеров. Стоит лишь намекнуть губернаторам, что их деятельность будет оцениваться по достигнутым в их регионах темпам роста, а последним трем по итогам года будет выражаться недоверие, и с темпами у нас все будет великолепно. В результате, правда, ситуация может дойти до того, что уже никто в стране не будет знать, что же реально происходит в отечественной экономике, а за справками придется обращаться к ведущим зарубежным спецслужбам (примерно так обстояли дела в последний период существования СССР. Кстати, схоже обстоят дела в Китае и во Вьетнаме. Эти страны, действительно, быстро развиваются, но реальной ситуации со статистикой не знает никто: слишком высоки стимулы к фальсификации в условиях сохранения партийной вертикали).

Особенно опасна абсолютизация задачи роста в период восстановления после тяжелого и длительного кризиса. То есть в тех условиях, в которых находится Россия в настоящее время. Восстановительные процессы охватывают как экономические, так и политические сферы. Однако, как свидетельствует опыт прошлого, политические и экономические процессы развиваются неравномерно и в ряде случаев разнонаправленно. Политическая система укрепляется обычно быстрее, чем формируется новая экономическая база. Это вызывает недовольство политиков, искушение прибегнуть к экзотическим (и популистским) методам подхлестывания экономического роста.

Как уже было отмечено, Советская экономическая наука сформировала богатые традиции экономического планирования и прогнозирования. В условиях кризисных 90-х интерес к долгосрочному планированию естественным образом отпал, поскольку на повестке дня были прежде всего вопросы текущего выживания страны. И столь же естественно, что при достижении политической стабильности политическая и интеллектуальная элита России вновь стали интересоваться долгосрочными перспективами. Наши современные прогнозы основываются преимущественно на оценке двух параметров – объема частных инвестиций и уровня цен на нефть. Между тем такой подход может больше ввести в заблуждение, чем помочь найти правильное решение.

Во-первых, весь опыт свидетельствует о принципиальной непрогнозируемости цен на энергоресурсы, и всякая основанная на этом стратегия обрекает страну на тяжелое поражение. Чем дольше держатся высокие цены на нефть, тем более энергично звучат заверения о том, что теперь это навсегда. Это очень опасное основание для прогноза, поскольку в долгосрочном плане, в силу технологических сдвигов, цены на энергоресурсы имеют тенденцию к снижению. К этому сектору как ни к какому другому применимо первое правило экономического прогнозирования: строгий, научно обоснованный прогноз отличается от гадания на кофейной гуще тем, что последний иногда сбывается. Подобные вещи хорошо «предсказываются назад», когда находятся очень убедительные аргументы, почему данное событие произошло.

Во-вторых, будущее нашей экономики в гораздо большей степени зависит от состояния ее политических и правовых институтов, от способности стимулировать предпринимательскую активность, нежели от узкоэкономических параметров. Влияние институционального строительства на рост плохо прогнозируемо – вряд ли кто-то может точно спрогнозировать, через какой промежуток времени и в какой мере улучшение судебной системы, административная реформа или совершенствование образования приведут к экономическому росту. Однако несомненно, что институциональные факторы, раз обретенные, будут иметь гораздо более устойчивое и мощное воздействие на рост, нежели цены на нефть или бюджетные вливания.

Наконец, в-третьих, реальная работа по прогнозированию осуществляется не в безвоздушном пространстве. Существует проблема: сегодняшние финансово состоятельные сектора, как правило, не являются самыми перспективными, у последних объективно еще не может быть достаточно финансовых ресурсов. Вот почему при официальной декларации власти своей готовности определиться с приоритетами можно с высокой степенью вероятности предполагать, что билет в ложу «приоритетных» приобретут не самые прогрессивные, а наиболее богатые сектора экономики. Фактически это уже происходит: при разработке отраслевых программ в рамках среднесрочной программы основное внимание уделялось инвестиционным проектам в топливно-энергетическом сектора, поскольку эти предприятия более всего готовы к расширению деятельности и вложения в них будут способствовать в краткосрочной перспективе поддержания искомых для удвоения ВВП темпов роста. Эффективность же этих вложений остается, естественно, под большим вопросом.

Сказанное не следует понимать как абсолютное отрицание работ, посвященных народнохозяйственному прогнозированию. Эти работы предельно важны, если они осуществляются в адекватной организационной форме.

Также, фундаментальной чертой современных социально-экономических процессов является резкое повышение уровня неопределенности, возможность возникновения принципиально новых ресурсов и возможностей. Если угодно, вариантность «поворотов судьбы» (технологической, социальной) сегодня резко возрастает. Всякое же прогнозирование вольно или невольно навязывает существующие логику и тренды, следуя за которыми можно упустить реальные возможности стратегических прорывов.

Неоднозначные выводы вытекают из нашего анализа логики и тенденций развития современной российской модернизации. Россия действительно движется в направлении модернизации. Особенно важно, что вокруг самого этого требования, требования модернизации как центральной задачи экономической политики, в обществе уже сложился консенсус. Однако остаются острейшие противоречия о принципиальных механизмах осуществления этого курса. А ведь последнее и является сегодня главным. Но общественные противоречия пока слишком серьезны, чтобы выйти на согласованную экономическую политику. В результате экономические агенты получают от властей противоречивые сигналы, что никак не способствует предпринимательской и инвестиционной активности.

Можно перечислить ряд важных направлений деятельности властей, важных для консолидации экономического роста.

Прежде всего, необходимо четко осознать, что именно ускоренная модернизация (или, если угодно, догоняющее постиндустриальное развитие) является целевым ориентиром развития страны, деятельности всех ветвей власти. Это идея прорыва, резкого сокращения и преодоления разрыва с наиболее развитыми странами мира. Решение этой задачи сложно, но возможно. Тем более что у современной России есть ряд сравнительных преимуществ, главное из которых – достаточно высокий уровень образования.

1) Решение этой задачи требует выработки национальной стратегии, которая была бы признана основными (доминирующими) социальными силами страны. Вокруг этой стратегии должна строиться деятельность властей. Это должна быть оригинальная стратегия, учитывающая опыт прошлого, но основанная на осознании беспрецедентности нынешней задачи, неприменимости механизмов ускоренной индустриализации первой половины ХХ века для решения современных проблем.

2) Политические и социальные институты являются сегодня абсолютным приоритетом деятельности власти, в том числе бюджетной политики. Прежде всего необходимо создание условий для эффективного функционирования госаппарата, судебной и правоохранительной систем, институтов свободы слова и прав собственности. В этих секторах должны в первую очередь концентрироваться ресурсы государства.

Параллельно необходимо концентрировать ресурсы на развитии человеческого потенциала (прежде всего образования и здравоохранения, жилищного сектора и ряда других отраслей).

Отказ от традиционной промышленной политики не означает полного отсутствия приоритетов, но к таковым относятся вложения в государство и в человека (политические и социальные институты).

3) Обеспечение макроэкономической стабильности является самостоятельной важной задачей власти. Это достаточно длительный и сложный процесс, предполагающий комплекс разнообразных мероприятий. В настоящее время целесообразно обеспечить движение в двух направлениях.

Во-первых, в тактических соображениях укреплять Стабилизационный фонд, основная задача которого отнюдь не защита от падения цен на нефть, а недопущения подстройки структуры экономики под нынешнюю конъюнктуру.

Во-вторых, целесообразно разработать специальный план действий на случай падения цен на основные товары российского экспорта – секретное приложение к среднесрочной программе, который должен охватывать практически все основные макроэкономические проблемы развития страны в экстренной ситуации.

4) Четкое позиционирование России в мире, осознание ее принадлежности западной цивилизации. В практическом отношении это означает обеспечение участия России в работе основных международных организаций развитых стран

5) Не требуется специальная забота о предпринимателях, даже о малом бизнесе. Создание благоприятного предпринимательского климата – достаточное условие для резкого повышения активности предпринимателей, для притока частных инвестиций (внутренних и внешних). Главное – снятие барьеров на пути бизнеса.

Барьеры, с которыми приходится сталкиваться бизнесу, не являются принципиально новыми для современной России. Практически все те же проблемы, на которые бизнес жалуется в настоящее время (административный произвол, коррупция, сложность создания фирмы и др.), были широко распространены и сто лет назад. Во всяком случае, в записке С. Ю. Витте императору Николаю II перечисляются все те же барьеры входа, которые хорошо известны и в наши дни (за одним, пожалуй, исключением: Витте видит серьезное препятствие для развития бизнеса в сохранении черты оседлости и предлагает ее устранить. Это действительно было в ХХ веке сделано).

6) Настало время смены экономической терминологии. От «осуществления реформ» (очередных) надо перейти к позитивной интерпретации деятельности президента и правительства, которые должны в настоящее время заняться реальной экономической политикой.

Итак, на смену экономических реформам должна прийти нормальная экономическая политика.