Часть 2. 1 страница. Однако па ступени чувственного сознания человек как бы выносит из себя, из своего сознания предмет во внешность

Однако па ступени чувственного сознания человек как бы выносит из себя, из своего сознания предмет во внешность, овнешняет его (Entauвerung) и тем самым отчуждает его от себя (Entiremdung). Чувственное сознание само по себе «не знает еще, что предмет в себе тождествен духу и лишь через саморазделение духа приобретает вид как будто полной независимости», из-за чего в сознании возникает «то противоречие, что предмет, с одной стороны, находится внутри меня, а с другой стороны, имеет столь же самостоятельное существование и вне меня, как темнота вне света» (§ 414), то ость предмет приобретает, как у материалистов и как у Канта, вид независимой от сознания вещи. Так возникает иллюзия вещи2; на самом же деле «в лице окружающих нас вещей мы имеем дело только с явлениями, а не с прочными и самостоятельными существованиями...» (§ 131). По этой причине дух па ступени чувственного знания не есть истинный дух, а только достоверный, хотя и достоверность есть начальная форма истины.

Гегель различает: 1) достоверность, 2) правильность, 3) настоящую истинность (§ 416, 437). Так вот, возникающая на ступени чувственного знания вещность — внешность предметности — ость даже не явление, а только видимость (Schein) сущности, и «цель духа как сознания состоит в том, чтобы это свое явлопие

сделать тождественным со своей сущностью, поднять достоверноть самого себя до истины» (§ 416). Об этом мы уже говорили. Мысль Гегеля состоит в том, что отчужденный и овнешненный духом предмет надо обратно присвоить духу, вобрать в дух, идеализовать (§ 383).

Феноменология духа, изложенная Гегелем в «Философии духа», подразделяется на три части: сознание, самосознание и разум, как подразделяется и большая «Феноменология духа».Из всех форм развития духа, охарактеризованных Гегелем в настоящем кратком изложении, мы рассмотрим только три: вожделение, признание и разум. Эта третья часть феноменологии служит переходом к психологическому разделу «Философии духа».

Понятие «вожделение» в «Философии духа» выражает деятельную природу духа. Эта деятельность духа проистекает из диалектического противоречия «я» и предмета, который принадлежит «я» и в то же время представляется чем-то внешним и независимым. Противоречие должно быть разрешено. Дух чувствует влечение и вожделение разрешить противоречие, удовлетворить вожделение и через его удовлетворение достичь того, «чтобы быть в себе и для себя тотальностью», которую Гегель выражает формулой «я» = «я» (§ 426). Субъект усматривает в вещи «свой собственный недостаток, свою собственную односторонность», видит, что вещь есть «нечто принадлежащее к его собственной сущности и тем не менее ему нехватающее» внешнее (§ 427). «Самосознание может снять это противоречие, ибо оно есть не бытие, а абсолютная деятельность; и оно действительно снимает его, поскольку овладевает предметом, только выдающим себя за самостоятельный,— удовлетворяет себя, пожирая ого...» (§ 427). В большой «Феноменологии духа» Гегель выражается еще более резко: «Даже животные не лишены этой мудрости, а, напротив, оказываются глубочайшим образом посвященными в нее; ибо они не останавливаются перед чувственными вещами как вещами, сущими в себе, а, отчаявшись в этой реальности и с полной уверенностью в их ничтожности, попросту хватают их и пожирают...» 2 Гегель возвращается к этому вопросу впоследствии в психологическом разделе, говоря о «практическом духе», выражая этим деятельный характер всего своего философского учения, внося критерий практики в теорию познания.

Это влечение подчинить духовности — снять внешность природных вещей — логически приводит к борьбе за устранение нечеловеческого отношения к человеку как вещи, каковое отношение наиболее ярким образом проявилось в отношениях господина и раба в рабовладельческом обществе. Гегель говорит, что человек как таковой, как духовное существо, имеет право на свободу (§ 433). Но люди в то же время «суть природные, телесные субъекты», существующие «в виде вещи», подчиненной — в условиях рабовладельческого общества — воле господина (§ 431). В такой обстановке, когда только господин наделен свободой, почитается человеком, духовным существом, а раб — животное, лишенная духовности вещь,— в таких условиях вообще нет свободы, не свободен и рабовладелец. «Господин, противостоящий рабу, не был еще истинно свободным, ибо он еще пе видел в другом с полной ясно-

стью самого себя. Только через освобождении раба становится, следовательно, совершенно свободным также и господин» (436). Истинная свобода и свободная духовность «состоит тождестве меня с другим, я только тогда истинно свободен, если и другой также свободени мной признается за свободного» (§ 431).

Эта идея по иному поводу приводится в «Капитале» К. Маркса, который говорит: «В некоторых отношениях человек напоминает товар. Так как он родится без зеркала в руках и не фихтеанским философом «Я есмь я», то человек сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку. Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павловской телесности, становится для него формой проявления рода «человек». Это и есть то, что, по Гегелю, именуется «процессом признания». Процесс признания — это дальнейшее преодоление противоречия телесности и духовности человека, утверждение принципиальной духовности живого, реального человека, его идеализация, его освобождение (§ 430).

Признание человека как духовного существа, а не вещи и не животного добывается путем борьбы, ибо наталкивается на сопротивление господина. «Только посредством борьбы, следовательно, может быть завоевана свобода» (§ 431).

Инициатива принадлежит рабу. Борьба идет не на жизнь, а на смерть, и обе борющиеся стороны подвергаются смертельной опасности. Ибо готовность «жертвовать жизнью за общее дело» (§ 436) есть доказательство человеческой способности к свободе. «В отношении тех, кто остается рабами, не совершается никакой абсолютной несправедливости; ибо кто не обладает мужеством рискнуть жизнью для достижения своей свободы, тот заслуживает быть рабом...» (§ 435) 2. Смерть как фактор признания есть доказательство неистинности данного конечного бытия, его незначительности и в конечном счете его идеализация.

Признание достигается рабом также через труд, в котором оп формирует вещи, вкладывая в них свою цель и тем также одухотворяя их, превращая их в продукцию духа, поэтому раб «стоит по своей ценности выше, чем господин» (§ 435), который только потребляет вещь, уничтожает ее. Господин встречается только с несамостоятельностью вещи, когда потребляет ее. «...Сторону же самостоятельности вощи он предоставляет рабу, который ее обрабатывает», и это обрабатывание вещи есть ее идеализация, а не простое уничтожение 3.

Признание достигается рабом путем подчинения себялюбия раба воле господина, дисциплине службы, привычке повиноваться, ломающих ничтожность себялюбия, ибо себялюбие есть «свобода, которая остается еще внутри рабства» 4, а дисциплина учит повелевать и есть начало всякой мудрости (§ 396).

Результатом борьбы за признание оказывается всем людям присущая свобода, дух как единство духовности и природности при признании субстанциальности духовного. Это есть спекулятивная, разумная и, конечно, добавим мы, идеалистическая точка

зрения на человека как на познающее существо. И далее у Гегеля выступает человеческое познание, взятое первоначально с его формальной стороны,— психология как наука о формах познания и воления.

VII

Психологическая наука занимается не душой и не сознанием, а духом как таковым. Дух, наконец, занимается самим собой, формами своей деятельности: созерцанием, представлением, припоминанием, а также вожделением и т. д. (§ 440). Дух в психологии рассматривается как познание, но соответственно разделению категории познания в логике (см. § 223—225) дух и здесь подразделяется на интеллигенцию — познание и волю, на теоретический дух и практический дух.

Вопрос о познании, об интеллигенции есть вопрос об истине — и Гегель считает нужным прежде всего защитить возможность достижения истины против агностицизма. Энгельс говорит, что решающее для опровержения агностического взгляда на познание истины было сказано Гегелем, насколько это можно было сделать с идеалистической точки зрения. Во всех своих произведениях Гегель резко критикует агностицизм. Раз субстанцией мира является идея — разум — мысль — познание — понятие, то понятно, что, с его точки зрения, «разговоры о пределах разума еще более нелепы, чем разговоры о деревянном железе» (§ 441). Такие разговоры — «злейшая клевета» на разум, говорит Гегель, ссылаясь на «веру в познаваемость истины» у Данте (§ 441).

Правда, истина есть процесс, а не «отчеканенная монета, которая может быть дана в готовом виде и в таком же виде спрятана в карман»2, и вся «Философия духа», а также и вся система философии есть изображение процесса развития истины и ее продвижения через много ступеней относительных истин к абсолютной истине. Поэтому и на психологической ступени развития истины приходится оговориться, что «знание, на достигнутой теперь ступени развития, есть нечто абстрактное» (§ 440). Психология рассматривает не природные связи духа, как антропология, не борьбу духа с посторонней духу, отчужденной от духа предметностью, а свои собственные духовные формы, но именно как формы, изолируясь от их объективного содержания. Дух еще должен развиться до того, «чтобы осуществить объективное наполнение» (§ 442) своих форм, что будет осуществлено потом. За пределами психологии дух «окажется наполненным, когда идея будет составлять единственное содержание духа» (§ 444) и формы духа станут содержательными, только субъективное станет также и объективным.«Только душа пассивна, свободный дух по существу активен, производителен» (§ 444), —хорошо говорит Гегель. Гегель различает теоретический дух, который, по обычному мнению, созерцает то, «что наличествует», и практический дух, который создает «нечто такое, чего внешне еще нет налицо» (§ 444). Хотя Гегель различает их, он подчеркивает, что их нельзя разрывать, а надо брать в единстве: теоретический дух есть в то же время и порождающий дух, хотя его продукты на данной ступени психологии

еще формальны. Дух в целом «онтелехиален», целестремителен,

он развивается, прогрессирует, создавая па каждой шагу своего развития новые, более совершенные формы,— и в этом состоит его продуктивность, его творческая деятельность (442).В философии духа», как и в логике Гегеля, подтверждает! Маркса, что деятельная сторона, в противоположность материя лизму, развивалась идеализмом, однако Гегель тут же подтверждает и продолжение приведенного положения Маркса о том, ЧТО деятельная сторона развивалась идеализмом — «но только абстрактно...». Гегель утверждает то, что мы называем единством теории и практики, но он идеалист, и указанное единство оп утверждает на основе не практики, а теории, выступая против положения Декарта об ограниченности познания и безграничности воли 2, утверждая безграничность и божественность познания и ограниченность воли (§ 444), тогда как более правильно было бы утверждать в виду им же провозглашаемой неразрывности теории и практики безграничность и той, и другой стороны человеческой деятельности, которые безграничны, конечно, в меру вооруженности человека техникой и в меру прогресса техники.

В 1961 г. советский философ Ф. И. Георгиев опубликовал книгу «Противоположность марксистского и гегелевского учения о сознании. Психологическая теория Гегеля». И название этой книги правильно, поскольку Гегель в толковании проблем психологии исходил из идеалистических позиций, и развиваемые взгляды Георгиева в целом правильны; мы могли бы сразу отослать читателя к этой книге, но вынуждены все же кратко остановиться на психологии Гегеля, потому что как антропология, так и психология есть у Гегеля только здесь — в «Философии духа».Теоретическая часть гегелевской психологии начинается снова с чувственного знания, с чувственного созерцания (Anschaung). При анализе чувствующей души в антропологии в основе лежало противоречие природно-телесного момента и души. При анализе сознания в феноменологии рассматривалась коллизия предметности и духа. В психологии основным противоречием служит противоречие субъективности и объективности. Развитие интеллигенции (Intelligenz) идет от противопоставления их к их единству, к выводу, «что то, что мы мыслим, также и есть,— также имеет объективность» (§ 445).

Основным противоречием гегелевского объективного идеализма во всех его работах, а не только здесь, в психологии, является то, что объективность его идеализма силой логики объективной точки зрения неудержимо влечет его к материалистическим взглядам, а его идеализм сплошь и рядом сближает его взгляды с тем самым субъективным идеализмом Канта, против которого Гегель выступает так же решительно, как Кант выступал против «грезящего идеализма» Беркли.Очень ярко это проявляется в гегелевских рассуждениях о чувственном созерцании. Он не может отрицать того, что чувственное созерцание есть «знание, относящееся к непосредственно единичному объекту, имеющее как бы материальный характер» (§ 445). Материалист в этом пункте, отбросивши излишнее «как

бы», сказал, что чувственное созерцание служит отражением внешних для психики материальных вещей. Но Гегелю чужда материалистическая позиция отражения в познании вещей и законов материального мира, и он делает упор именно на выражение «как бы». Материалистическую позицию в этом вопросе прямо объявляет ошибкой и говорит: «...то, что интеллигенция, по-видимому, берет извне, есть на самом деле не что иное, как разумное, следовательно, тождественное с духом и ему имманентное» (§ 447). Все формы психической деятельности человека суть — и субъективно, и объективно — продукция духа. Но как же получается тогда, что человек созерцает при помощи своих органов чувств вещи как внешние ему, находящиеся в объективном пространстве и времени? Оказывается, это сама «интеллигенция определяет содержание ощущения как сущее вне себя, выбрасывает его в пространство и время», а эти последние суть формы духа, а не самих вещей (§ 448). Так как это звучит совсем как у Канта, Гегель вынужден отмежеваться от такого понимания пространства и времени как «только субъективных форм». Нет, «на самом деле вещи сами по себе пространственны и временны», по только потому, что пространственность и временность вещей «искони заложена в них (в вещах. — Е. С.) в-себе-сущим бесконечным духом, вечной творческой идеей» (§ 448), т. е. богом! То есть Гегель апеллирует к надындивидуальному субъекту, что, конечно, не отменяет идеализма и априоризма.«Выбрасывая» объект вовне, в пространство и время, само созерцание при его развитии, при содействии внимания забирает объект обратно в духовность. Различие субъективного и объективного в такой же мере полагается созерцанием, как и возвращается обратно в «единство этих противоположных определений» (| 448). «Дух полагает поэтому созерцание как свое, проникает его собой, делает его чем-то внутренним, вспоминает себя в нем, становится в нем находящимся налицо» (§ 450). «Через это вхождение внутрь себя интеллигенция поднимается на ступень представления» (§ 450).Переход от созерцания (восприятия) через представление к мышлению в понятиях — закономерный процесс, он соответствует нашим современным философским и психологическим учениям о последовательности форм познания человеком объективного материального мира, и когда Гоголь говорит, что представление есть нечто среднее между непосредственной интеллигенцией (созерцание) и мышлением (§ 451), то это — правильно. Но Гегель тут же вносит свои идеалистические реминисценции в понимание представления. Так как в этой сфере есть свое противоречие — это противоречие субъективности и объективности, то данной психологической форме интеллигенции не хватает объективности, пли, иначе выражаясь, представление есть пока что только форма, и ей не хватаетсодержательности. «Путь интеллигенции в представлении,— говорит Гегель,— состоит в том, чтобы непосредственность» — объективность — «сделать внутренней» — субъективной, а субъективность — объективной, сделать так, чтобы в «собственной внешности быть внутри себя» (§ 451). На этой ступени «теоретический дух» приходит к мышлению.Гегель правильно констатирует, что деятельность представления исходит из материала чувственного созерцания, синтезируя этот материал. Он снова останавливается па роли памяти, пред- 434

ставляющей собой «темный тайник» или ночь, в которой хранятся образы ранее усвоенных нашим чувственным созерцанием событий; мы владеем в памяти этим материалом, иногда по случайным поводам бессознательно или же путем усилия извлекаем из памяти какой-либо образ (§ 453), который и выступает как первоначальная форма представления — индивидуальный образ, извлекаемый из «темных недр» памяти, служит представителем рода. А дальше вступает в свои права воображение, которое оперирует способностью репродукции (воспроизводящая сила воображения) и ассоциирующей деятельностью воображения (§ 455), способностью обобщать образы, синтезировать их, создавая общие представления (§ 451), которые, однако же, не вообще обобщаются воображением, а на базе особенных и существенных черт обобщающего: «сознание проявляет свою независимость от материала ощущения тем, что оно из формы единичности поднимает его до формы всеобщности и, опуская все чисто случайное и безразличное, удерживает в нем только существенное; через это превращение ощущаемое становится представленным» (§ 402; см. также § 456), именно общим представлением, ибо образные представления имеют внешний характер, а общее представление — это плод внутренней самодеятельности духа (§ 456). Нетрудно припомнить здесь, что в психологии Гегеля фигурируют 1) репрезентативная теория представления Беркли и 2) теория общего представления Локка, в которую Гегель вносит поправку, исправляющую номиналистический характер теории Локка: интеллигенция не просто обобщает (типизирует) образы, а делает это, выделяя существенное, особенное. Воспроизводящая сила воображения переходит в психологии Гегеля в способность фантазии фиксировать образы чувственного представления и «абстрактные представления» (§ 456) в виде символизирующих знаков, опыт коих Гегель усматривает в том, что дух покончил с чувственным созерцанием и дал этому чувственному материалу «чуждое ему самому значение» (§ 457). «Вследствие этого диалектического движения общее представление достигает, таким образом, того, что для своего подтверждения оно уже то нуждается более в содержание образа, но оказывается подтвержденным в себе и для себя самого...» (§ 457). Мышление все более отрывается от вещества чувственности, последнее все более идеализируется, все более приближается к «чистому» мышлению, которое оперирует не «абстрактными представлениями», ошибочно иногда называемыми понятиями (§ 456), а оперирует понятиями, окончательно оторвавшимися от чувственности. Это достигается тогда, когда познающая интеллигенция переходит к такой знаковой системе, как язык, имя, слово. «Мы мыслим посредством имен». «Слово сообщает поэтому мыслям их достойнейшее и самое истинное наличное бытие». Членораздельный звук, слово есть наличное бытие мысли, т. е. нечто внешнее, но такое внешнее, которое «носит на себе печать высшей внутренности» (§ 462). Видя в человеческом слове высшую точку развития представляющей способности человека — непосредственное родство представления с мыслью (§ 464), Гегель тут же напоминает свою центральную идею о связи субъективного с объективным: чрезмерное углубление в субъективность, во внутрь «я» может привести к полному отрыву мысли от объективности, предметности, к формализму и покинутости мышления духом (§ 462). Объективность

гегелевского идеализма влечет его обратно к вещам, предметности, чувственности, к содержательности мысли. Мысли не должны быть пустыми формами, они должны иметь смысл, т. е. содержание (§ 463). Мышление все же нуждается в «представляющей интеллигенции» (§ 464); субъективность мысли должна сочетаться с ее объективностью, или, проще говоря, с ее содержательностью. Высшим выражением этого требования, по Гегелю, служит основополагающий тезис его идеализма о тождестве мышления и бытия,— тождестве, в коем всегда налично и различие, поскольку, по Гегелю, в мире не существует тождества без различия.

Анализ «теоретического духа» заканчивается анализом мышления. Гегель дает перечисление моментов деятельности мышления. Его деятельность состоит: 1) в абстрагировании — отделении существенного от случайного, 2) в актах суждения и умозаключения, 3) в оперировании понятиями.

Казалось бы, мы достигли заключительного момента гегелевской психологии. Но нет, здесь со всей силой развертывается коллизия формы и содержания, или, иначе говоря, формальной рассудочной деятельности мышления и разумно-спекулятивной его деятельности (§ 467), вопрос, которому Гегель повсюду в своих сочинениях придает огромное значение (см., например, § 80, 81 «Энциклопедии»). Мы достигли пока что ступени формального мышления. Это необходимая ступень в развитии познания, но ее недостаток состоит в том, что рассудок «отторгает одно от другого разные, в конкретной единичности предмета непосредственно соединенные между собой абстрактные определения» (§ 467). Между тем «мышление не должно оставаться абстрактным, формальным мышлением,— ибо это последнее разрывает содержание истины,— по ему надо развиться до конкретного мышления, до понимающего познания» (§ 465).

«Идея есть познание и стремление (хотение) [человека]...» Чтобы придать мышлению «законченную объективность», психологический дух должен еще пройти через ступень «хотения», стать «практическим духом», через эту деятельную сторону психики индивида прийти к «объективному духу» общественной жизни и всемирной истории — и только тогда забрезжит свет «абсолютного духа» — мышления мышления, «которое уже Аристотель называл высшей формой идеи» (§ 236).

Проблема «практического духа» гораздо более ярко развита Гегелем в его логиках (см. § 216, 233, 234 «Энциклопедии» и соответствующие места большой «Науки логики», вызвавшие одобрительные замечания Ленина). Здесь, в «Философии духа», Гегель ограничен рамками общей конструкции произведения: речь идет здесь о субъективном духе, и потому понятия, относящиеся к деятельной стороне человеческого познания (к «практическому духу»), рассматриваются Гегелем в плане психологии индивида. «Практический дух» имеет единичное содержание, выступающая в качестве олицетворения этого духа воля еще «является непосредственно единичной, субъективной волей» и «чужда еще освобожденного от формы субъективности подлинно объективною в себе-и для себя всеобщего содержания» (§ 469). Поэтому и относящиеся к этой сфере психологические понятия: практическое чувство приятного и неприятного, удовольствие, радость, надежда,

страх, стыд, раскаяние, противоположные рассудку и разуму (§ 471, 472), а также влечения, страсти, интересы людей (§ 473 и след.)—рассматриваются в плане переживаний индивида, как формы субъективной психики человека. В силу этой субъективности воля пока что «действительна только как субъективная и слу чайная» (§ 478), она «находится здесь на стадии выбора между склонностями и есть поэтому произвол» (§ 477), а свобода в этой форме есть «лишь мнимая свобода» — «очень важно в практической области не застревать в случайности хотения или произвола»,— говорит Гегель (§ 145).

Цель развития практического духа «состоит в том, что особые влечения подчиняются всеобщему —счастью» (§ 469). Развитие человеческого духа не останавливается у Гегеля на ступени сознания и самосознания. Человеческое счастье и постоянно свободный дух осуществляются на общественной арене, когда частные влечения индивидов могут «быть приносимы в жертву» обществу (§ 479). В сфере субъективного духа свобода пока что «есть только понятие, принцип духа и сердца» (§ 482). Это — та свобода, которую Гегель связывает с философией древнегреческого стоицизма, говоря, что «свобода мысли имеет лишь чистую мысль в качестве своей истины, которая лишена жизненного наполнения; следовательно, эта свобода есть так же лишь понятие свободы, а не сама живая свобода...». Но важен и достигнутый принцип свободы. Свобода «сама определяет себя к развитию до степени предметности, до степени правовой, нравственной и религиозной, а так же и научной действительности», т. е. на путях не субъективного, а объективного— общественного духа (§482).

В заключение обзора психологии Гегеля следует отметить, что ни в одном курсе истории психологической науки нельзя встретить рассмотрение психологического учения Гегеля (как и Канта). И это имеет свое основание в том, что психология Гегеля имеет чисто философский смысл в общей конструкции гегелевской философской системы. Его психологию можно до некоторой степени сравнить с «рациональной психологией» догегелевской метафизики Вольфа, которую сам же Гегель подвергает критике в § 34 «Энциклопедии». Однако Ф. И. Георгиев отмечает, что «многие мысли Гегеля являются непревзойденными во всей современной буржуазной психологической литературе» 2. Основным пороком гегелевской психологии, как и всей философии Гегеля, является идеализм. Гегель упоминает в своей работе о «психической физиологии» (§ 401) и «психофизиологической точке зрения» (§ 459), но только мельком, и это нельзя ставить ему в вину, поскольку во времена Гегеля если и существовала «психическая физиология», то только в форме вульгарного материализма, как это имеет место у Кабаниса. Научный материалистический ответ на вопросы «психической физиологии», как известно, был дан спустя сто лет после смерти Гегеля.

VIII

Сравнительно короткий второй отдел книги Гегеля об объективном духе включает право, мораль, нравственность (семья —

общество — государство) и заключительную часть — всемирную историю.

Содержание отдела об объективном духе служит продолжением рассмотрения «практического духа», коим заключается отдел о субъективном духе. Мысль Гегеля состоит в том, что развитие духа получает полное выражение не столько в практической деятельности индивидуального «я», конечного субъекта, сколько в коллективной деятельности, в практике человеческого рода, этого бесконечного субъекта, в деятельности многих, сменяющих друг друга поколений, в ходе процесса всемирной истории. «...Поступательное движение мира происходит только благодаря деятельности огромных масс и становится заметным только при весьма значительной сумме созданного» (§ 396) '. Субъективность должна пройти через горнило объективности, чтобы прийти к ступени абсолютного духа, который есть единство субъекта и объекта (§214).

Гегель — идеалист, а потому, по его мнению, социальная жизнь людей, процесс всемирной истории, «совершается в духовной сфере»2. В разделе о практическом духе анализировалась индивидуальная человеческая воля со всеми ее психологическими атрибутами (практическое чувство, влечение, произвол и т. д.). В сфере объективного, социального, духа речь идет об отношения «одних единичных воль к другим единичным волям» (§ 483). Под этим углом зрения Гегель рассматривает все правовые и государственные установления и весь процесс всемирной истории.

Право, коим открывается отдел объективного духа, есть низшая сфера последнего, и в качестве таковой оно еще отягощено вещным элементом. То, что в теории исторического материализма рассматривается как объективное (в материалистическом смысле) производственное отношение (юридическим выражением которого служит форма собственности 3), у Гегеля толкуется как чисто волевое, духовное, относящееся к сфере интересов как духовных импульсов деятельности людей, идеальное юридическое отношение людей на почве вещей, которые не имеют «прав по отношению к субъективности...» и превращаются «субъективностью в ее акциденцию, во внешнюю сферу ее свободы,— владение» (§ 488).

При всем том Гегель именно собственность рассматривает как гарантию в выражение свободы человека. «Объективный дух есть лицо, и, как таковое, имеет в собственности реальность своей свободы» (§ 385). Через владение «дух приходит... к своему для-себя-бытию, объективность духа входит в свои права» (§ 385). И это, по Гегелю, служит выражением свободы, хотя эта свобода, проистекающая из владения вещью, еще несовершенная, формальная. Более высокая ступень свободы «достигается впервые только в государстве, в котором дух развивает свою свободу до степени мира, положенного им самим, до нравственного мира». Но «дух должен перешагнуть и эту ступень» (§ 385). Полная свобода достигается только на ступени абсолютного духа.

Многократно возвращаясь к вопросу о свободе, Гегель говорит, что «ни об одной идее нельзя с таким полным правом сказать, что она неопределенна, многозначна, доступна величайшим недора-

зумениям и потому действительно им подвержена,как об идее свободы.» (§ 482). Высшее выражение свободы по Гегелю «деятельный разум, т. е. само себя определяющее и реализуещее понятие») (§ 552), в каковом определении содержится свободе как о деятельности, опирающейся на познание необходимости. Это — философское определение свободы. В иной сфере свобода может проявляться как выбор, который представляется Гегелю формальной, мнимой свободой, ибо сфера выбора есть сфера случайного, мелочного, есть «зрелище случайности, теряющейся в тумане неопределенности» (§ 145), убегание от большого, важного, необходимого, тогда как «убегающий еще не свободен, потому что он в своем бегстве все еще обусловливается тем, от чего он убегает» (§ 94). В обществе человек бывает свободен тогда, когда в условиях этого общества, в условиях его законов, правил морали, условий государственного строя, идеологии и т. д. человек чувствует себя свободным, бывает «у себя» (bei sich 469). Свобода есть бытие у себя.

Отсюда проистекает гегелевская критика гипотезы «естественного права». «Единственное право» и «естественное состояние» ость состояние насильственности и нарушения права, состояние произвола, состояние, «о котором нельзя сказать чего-либо более истинного, как только то, что из него необходимо выйти» — и именно ради свободы человека (§ 502). Только в государстве, говорит Гегель, человека признают разумным существом, личностью, человек свободен. «В государстве гражданин получает подобающую ему честь благодаря должности, на которую он поставлен, благодаря профессии, которой он занимается, и благодаря любой своей трудовой деятельности» (§ 432).