Глава 33

Свою карьеру смотрящего Североуральской колонии вор в законе Мякиш, а в миру Михаил Петрови Мягков, начал после разговора с полковником Тимофеем Беспалым в 1975 году. В то время Мякиш бы «гладиатором» у одного из авторитетов беспаловской зоны и в его обязанности входило душить всякое сопротивление в стане «мужиков».

Несмотря на то, что Мякиш был среднего роста и имел щупловатую фигуру, его побаивались – он был резок и непредсказуем и одним ударом мог опрокинуть двухметрового верзилу.

Самое большее, чего он желал, впервые загремев в зону еще в начале шестидесятых, так это стать одним из авторитетов или, во всяком случае, добраться до подпаханника и жировать вместе с блатными за одним столом. О роли смотрящего он и мечтать не мог…

С мусорами, как и всякий вор, Мякиш всегда держался на стреме и общался с ними только по делу, прекрасно сознавая, что такое знакомство для многих блатных может закончиться не только сломанной карьерой, но даже преждевременной смертью. Если и возникали между вертухаями и зеками какие‑то приятельские отношения, то прочие уголовники посматривали на них косо, полагая, что от всего этого веет ядовитым запашком предательства.

Однако с Тимофеем Беспалым у Мякиша вышло по‑другому. Барин умел расположить к себе: держался запросто, весело, заразительно хохотал и лихо рассказывал похабные анекдоты. Позже Мякиш убедился в том, что правильно говорили в лагере, будто бы в каждом отряде у Беспалого были свои люди и о жизни на зоне он был осведомлен не хуже, чем сам пахан. За маской простака скрывался необыкновенно изворотливый, расчетливый и гибкий ум. Тимофей Беспалый способен был благодаря своему обаянию обратить в свою веру любого зека. Если бы не знать, что он носит форму офицера МВД, то его вполне можно было бы принять за блатного, который чалился едва ли не во всех зонах Сибири‑матушки. В облике Беспалого было что‑то от авторитетного вора, знающего себе цену.

Мякиш знал, что про Беспалого ходят всякие слухи: будто Тимоха начинал как вор в нэпманской Москве, и, повернись его судьба по‑иному, вместо ретивого опера из него вышел бы крепкий пахан. Даже сейчас, попади Беспалый в колонию, он сумел бы укрепиться в лагере и стал бы вскоре законным. Ведь именно такие, как он, верховодят в зонах.

Первое настоящее испытание Мякиш прошел на второй год своего знакомства с Беспалым, когда к ним в колонию перевели пацана, с которым он чалился когда‑то на малолетке. Звали пацана Рябина. Кликуху свою он получил за прекрасный цвет лица – яркий румянец на обеих щеках делал его похожим на школьника‑старшеклассника, прибежавшего в теплую квартиру с ядреного январского мороза.

Пробыв положенный месяц в карантине, Рябина сразу заявился к Мякишу.

– Привет, земеля! Едва на зону попал, а о тебе мне уже все уши прожужжали. Никогда бы не подумал, что ты в отрицалы подашься. А ведь я тебя совсем другим знал! – доброжелательно скалился Рябина. – Потом Клест мне кое‑что порассказал, слыхал о таком?… Чего же ты так расстроился, Мякиш? Я вижу, что ты в лице даже переменился, а говорили, что ты ничего не боишься и что будто бы для тебя карцер домом родным уже стал. Неужели, земеля, зеки врут?

Когда Мякиш услышал о Клесте, он едва удержался, чтобы не всадить «вилку» из растопыренных пальцев Рябине в оба глаза. Но, вспомнив наказ Беспалого, сразу остыл: начальник колонии предостерегал его от необдуманных шагов и подсказывал, что путь наверх легче осуществить не через мордобой, а с помощью тонкой интриги. Да и что это за вор, если он при первом удобном случае машет кулаками.

Мякиш через силу улыбнулся:

– Видно, врут.

Рябина по‑приятельски потрепал кореша по плечу и объявил:

– Я так и думал, дружище!

И, пропев какой‑то куплетик, не спеша отошел в сторону.

В этот же вечер Мякиш встретился с Беспалым. Тимофей Егорович внимательно выслушал его, потом метким броском закинул окурок «Беломора» в корзину для мусора.

– Он съест тебя! – сказал Беспалый. – Ты не хуже меня знаешь эту породу. И если ты разок спасуешь перед Рябиной – все равно на зоне все об этом будут знать.

– Что же вы мне посоветуете в таком случае?

– Советы здесь не помогут, нужно действовать, да так, чтобы об этом узнали все! Конечно, я могу перевести его в другой лагерь, могу поместить в пресс‑хату, где сластолюбивые мужики распорют его до кишок, но у меня для него есть оружие пострашнее. Да, кстати, ты слышал о таком законнике, как Бирюк?

Мякиш даже слегка обиделся. Бирюк был законником всесоюзного масштаба, и о нем знал каждый блатной.

– Лично с Бирюком мне не приходилось встречаться… Все‑таки он законный, а я всего‑навсего пацан. Но слышать о нем приходилось.

– По данным МВД, это один из самых авторитетных в Союзе воров в законе. Его влияние в зонах увеличивается с каждым годом. Мне непонятно, кто его поддерживает, но за ним, похоже, стоят какие‑то очень крупные фигуры. Я это вот к чему все говорю… Сразу после последней ходки Бирюк по поручению сходняка отправился по республикам Союза, чтобы ускорить перевод денег в общак.

Воры готовили тогда крупную акцию, и во многих колониях должны были произойти волнения, а для этого требовались большие деньги. Трудно представить, что было бы, если бы в одно и то же время заключенные разных лагерей Союза, вооружившись заточками, бросились бы на охрану. Чтобы усмирить эту армию зеков, не хватило бы всех советских войск. Вся операция проводилась в чрезвычайной тайне, о ней знал только небольшой круг людей. Утечка информации произошла за неделю до назначенного срока. Мы вовремя приняли надлежащие меры – наиболее дерзких отправили в ШИЗО, остальных перебросили в другие колонии. После провала акции воры в законе устроили в Куйбышеве большое толковище, на котором приговорили двух законных, ответственных за связь между зонами. И еще троих, отвечавших за конечную стадию операции, тоже наказали. И до сих пор никто не знает о том, что о готовящемся восстании мы узнали из ближайшего окружения Бирюка. В это время он разъезжал по Союзу с тремя громилами, одним из них был Рябина.

Они выполняли отдельные поручения Бирюка. Рябина, например, разносил малявы по зонам. О готовящемся восстании мы узнали именно через него, когда он в доверительной беседе за кружкой пива проболтался бывшему своему подельнику. И не ведал дурашка Рябина, что тот уже в течение четырех лет регулярно составляет докладные на имя начальника ГУЛАГа и подписывается «Призрак». Сам понимаешь, что такие вещи срока давности не имеют – зеки тотчас пришьют Рябину, как только узнают, что именно по его милости многим законным накинули срока…

Мякиш улыбнулся: ему стало ясно, что Рябина ему совсем не опасен.

Недавний страх перед ним теперь казался почти смешным. Подумать только, ему казалось, что Рябина приобрел над ним власть!

– Если авторитеты узнают о подвигах Рябины, то его начнут резать на маленькие кусочки, – заключил Беспалый.

Мякиш даже состроил болезненную гримасу, представив, как острые кусачки впиваются в тело Рябины.

– Так ты понял, что тебе надо делать?

– Да!

– А теперь ступай! Если зеки будут спрашивать, зачем я тебя вызывал, скажешь, что по твоему делу обнаружился новый свидетель. А вообще, без нужды ко мне не заявляйся, это вызовет подозрения.

– Что я, без мозгов, что ли? Могли бы и не говорить!

Мякиш поднялся и, кивнув на прощанье, вышел. Он посмотрел на часы.

Через пятнадцать минут зеки‑вахтеры закроют входы в локальные участки, и колония, разбитая высокими заборами на сектора, замрет до следующего утра.

Долго искать Рябину не пришлось: он как будто дожидался Мякиша и сам вышел к нему навстречу из барака. Вор держался свободно, быстрым и уверенным шагом пересек локальный участок и, увидев Мякиша, раскинул руки.

– Здравствуй, землячок, – весело произнес он и, остановившись в двух шагах, спрятал руки за спиной. – Если я тебя обниму, то не запомоюсь?

– Все зависит от тебя, – спокойно ответил Мякиш. – Я тут прослышал, ты раньше охранял Бирюка…

От внимательного взгляда Мякиша не укрылся страх, который появился на лице Рябины.

– Что ты этим хочешь сказать… земеля? – набычился Рябина.

– Дурачок, думаешь испугать меня? – Мякиш широко улыбнулся. В голосе его послышались певучие нотки. – А ведь бояться тебе нужно самого себя. Разве не по твоей милости у законных сорвалось важное дело?

Рябина с опаской посмотрел по сторонам: не слышит ли кто их разговор. Зеки любили вечер – самое время, когда можно побаловаться чифирем и беззлобно позубоскалить. В это время заключенные, как правило, предоставлены сами себе: администрация колонии разбегается по домам, а дежурный офицер, запершись у себя, глушит горькую.

На Мякиша и Рябину никто не обращал внимания: нет ничего необычного во встрече двух приятелей. Рябина достал из кармана пачку «Беломора», щелчком выбил одну папиросу Он долго и тщательно разминал слежавшийся табак и только после этого сунул «беломорину» в рот.

– Я вижу, ты чего‑то недоговариваешь, земеля. То, о чем ты сейчас сказал, знают не более десяти человек. Впрочем, от них ты этого услышать не мог – с такими, как ты, они дружбы не водят. Это слишком большие люди! Меня смущает вот что: то, о чем ты сейчас сказал, известно операм. Ты словно заглянул в мое дело, Мякиш!

– Я еще не все сказал. Рябина. Предателей никто не любит – ни мусора, ни воры. Блатные прирежут тебя этой же ночью, если им станет известно, что ты за кружкой пива растрепал решение сходняка подставному фраеру. И кто тебе тогда поверит, что ты не работаешь на контору?

Мякиш вынул папиросу изо рта Рябины и отшвырнул ее в сторону.

– Вредно курить, земеля! Ты бы поберег здоровьице‑то. И еще я тебе хочу сказать, – жестко продолжал Мякиш, – если хоть слово поперек мне когда‑нибудь скажешь… до утра не доживешь. Теперь ты мой раб! Тебе это ясно?!

Ответа не слышу!

– Да, – хрипло буркнул Рябина. Он как‑то сразу сник. Плечи его опустились.

– Повтори, чей ты раб, если не хочешь умереть на куче отбросов.

Рябина потянулся было за папиросами, а потом отдернул руку и произнес:

– Твоя взяла. Мякиш!

– Вот так‑то будет лучше, земеля. – И, потрепав его по румяной щеке, отпустил с миром. – Ладно, ступай, а то сейчас локалку перекроют.

В этот день Мякиш заполучил надежного союзника, которого можно было науськивать как дворового пса на любого обидчика, и он не сомневался в том, что пес разорвет в клочья любого, стоит только произнести команду: «Фас!».

Рябину привязал к Мякишу почти животный страх, а это был один из неписаных законов уголовного мира.