Глава 33. Внезапно и спешно проведенная приватизация «Балтийского торгового флота» стала для московских воров в законе не просто досадной потерей крайне выгодного

Внезапно и спешно проведенная приватизация «Балтийского торгового флота» стала для московских воров в законе не просто досадной потерей крайне выгодного бизнеса, но и тяжким моральным ударом. Еще никогда они не проигрывали так позорно. К тому же у москвичей были серьезные коммерческие обязательства перед крупными иногородними авторитетами. И за эти обязательства тоже надлежало нести ответ.

Варяг наутро приехал к Михалычу, и они вдвоем стали кумекать, как действовать дальше.

– Мне предстоит нехилый разбор с Шотой, Закиром, Кайзером и Тимой, – заметил Михалыч со вздохом. – Я же их бабки вложил на три недели под хороший процент. Кто смог предположить, что произойдет такой облом. Сто миллионов с лишком мне вернут только к концу месяца. А люди наверняка будут требовать назад свои деньги. И что я им отвечу?

Варяг развел руками.

– Будешь вертеться как уж на сковородке. Бабки надо возвращать. Это факт. Но думаю, и Барон нам должен. Надо его штрафануть.

– Сержант? – с полуслова понял Михалыч.

– Нет, Сержанта я попросил выполнить для меня кое‑какое задание. Его я трогать сейчас не хочу, – ответил Варяг. – Да и негоже классного снайпера выпускать на такого хромоногого кабана, как Барон. Бароном займется Слон.

На том и порешили.

Днем к Михалычу заявился Шота. Вор был одет в белоснежный костюм, который изящно дополняла бордовая бабочка – эдакий грузинский денди.

В этот раз Шота явился не один: за его спиной стоял двухметровый неулыбчивый детина с рваными ушами и перебитым носом. Из этого тандема следовало сделать вывод – Шота не доверял! Иной раз он бросал быстрые взгляды на своего молчаливого спутника, как бы спрашивая: «А готов ли ты, бичо, медведем прогуляться по этим хоромам?» Перебитый нос красноречиво свидетельствовал, что «бичо» способен на подвиги.

– Я тебя уважаю, Михалыч, дарагой мой, – лилейным голосом начал Шота, – патаму хачу, чтобы ты мэня тоже уважал.

– Шота, хоть однажды я тебе дал повод усомниться в нашей дружбе? – очень серьезно спросил Михалыч.

Краем глаза он посмотрел на верзилу, который не смел присесть в присутствии авторитетов. То, что Михалыч разрешил появиться в своем доме Шоте с телохранителем, свидетельствовало о его уважении к гостю, и старый грузин должен был оценить подобный жест по Достоинству. Против обыкновения гостей даже не проверили на наличие оружия: когда один из охранников Михалыча потребовал у верзилы расстегнуть пиджак, Михалыч сделал недовольное лицо и заметил, что гостей не обыскивают.

– Ну что ты, дарагой, до последнего врэмени подобного нэ наблюдалось.

– А может быть, кто‑то пробил макли и ты перестал доверять своему старинному другу?

– Только нэ надо шлифовать мне уши, уважаемый Михалыч, мы же с тобой нэ мальчики. Ты сказал мнэ, что дело верное, и я повэрил, вложился в твою компанию авансом, а тэперь оказалось, что все это туфта! Как мне объяснить все это людям, которые мэня паслушали? Они же придут ко мне и скажут: «Шота, генацвале, давай наши деньги». А что я им отвечу? Что они у Михалыча? Так им совершенно нет дела до какого‑то Михалыча, потому что они вели разговор со мной. Разве я нэ прав? Что ты ответишь мне, уважаемый Михалыч?

– Мне бы не хотелось ссориться, батоно Шота. Слишком много нас связывает. Ты можешь обождать немного?

Шота выглядел слегка смущенным – весь его вид красноречиво свидетельствовал о том, что он очень сожалеет – всегда неприятно досаждать старинному другу.

– Я могу обождать нэделю…

– Ты ведь понимаешь, что сумма очень большая, а сейчас у нас нет свободных денег. Дай мне десять дней! – попросил Михалыч.

Шота отрицательно покачал головой:

– Нэт, нэделя. Даже это очень балшой срок. И потом, Михалыч, я устал заходить с севера, мне бы хотелось получить ясные ответы на свои вопросы. Что это за люди в Питере? На чем вы лопухнулись?

– Хорошо, все деньги ты получишь через три дня.

– Это мало, Михалыч. За эти несколько дней, что бабки у вас лежали, набежали кое‑какие проценты. Мы бы хотели получить и их.

Глаза старого Шота были необычайно добрыми. Возможно, в этом состоял секрет его обаяния. Где‑то Михалыч понимал грузинского вора: случись такая ситуация с ним – он действовал бы точно так же жестко и непреклонно.

Небольшой низкий стол был заставлен яствами: посреди – бутылка дорогого коньяка, осетрина, черная икра, овощи, зелень. Но Шота отказался от коньяка и взирал на стол с таким кислым видом, будто вместо фаршированного перца и черной икры на нем лежал ворох раздавленных окурков.

Михалыч слишком хорошо знал своего старинного друга. Шота не притронется к пище до тех самых пор, пока не услышит главного.

– Хорошо, ты получишь свой процент. Это будет по понятиям, – веско высказался держатель московского общака. – Думаю, братва поймет меня и не будет в обиде. А ты уж, батоно Шота, сделай милость, сам поговори с людьми – с Закиром, с Кайзером и Тимой. Расскажи им, как дела обстоят, скажи, я обещаю все вернуть и с процентами. Никуда деньги не денутся… Ты сумеешь им убедительно сказать, что Михалыч их не обманет. Никого никогда я не обманывал, ты же знаешь. Но ситуация оказалась совершенно стремная…

– Я знал, что мы поладим, – широко улыбнулся Шота. – Знаешь, Михалыч, что‑то у меня в горле запершило. А не выпить ли нам по малэнкой? – И когда была пропущена первая стопка, грузин признался:

– Что‑то я голоден. А нет ли у тебя на кухне, случаем, тарелки харчо, да такого, чтобы огнем во рту полыхало?

– Есть, – улыбнулся Михалыч. Он узнал прежнего Шота.

А за спиной грузинского вора по‑прежнему возвышался детина с рваными ушами и перебитым носом.

* * *

Самым неприятным для Барона было не неожиданное известие о состоявшемся в Питере тендере и уходе лота на сторону, а утренний звонок Варяга, который ржливо поинтересовался:

– Как тебе спалось сегодня, Назар?

Хуже всего было то, что Барон не знал, что ответить Варягу: он почувствовал, как сухотка охватила глотку, будто он слопал ведро сухого песка.

Пауза показалась Барону неимоверно долгой. А Варяг торопил:

– Тебя паралич, что ли, разбил, Назар? Ну ладно, как соберешься с мыслями, так жду ответа!

Очень осторожно Барон ополоснул бокалом сухого вина пересохшее горло, выкурил сигарету, а когда посмотрел на свой «Ролекс», то обнаружил, что после звонка Варяга прошло аж три часа. Он поспешно стал нажимать кнопки на телефонном аппарате и замер, когда в трубке раздались длинные гудки.

– Да! – донесся до него голос Варяга.

– Владислав, ты уж извини, что я так… Сам понимаешь… таких ударов я еще не получал.

– Без лирики, Назар. Что хочешь? – Голос был строг до жути.

– Может, удастся опротестовать результаты?

– Каким образом?

– Вместо положенного срока тендер провели с нарушением графика. Списки участников не обнародовали. Все было проведено с вопиющими нарушениями…

– И кому ты будешь выставлять свои претензии? Чубайсу? – едко поинтересовался Варяг.

Барон как будто воочию увидел его кривую улыбку. Варяг не обладал громким голосом, не способен был нудно читать мораль, но зато умел так тихо и вкрадчиво сказануть, что жить после этого не хотелось.

– Может быть, ты знаешь, кто это нам натянул нос? Если так, то я с удовольствием послушаю твои соображения. Молчишь?

– Владислав, поверь, я сделал все, что было в моих силах. Просто обстоятельства оказались сильней меня.

– Хорошо. Предположим, ты найдешь этих людей. И что же ты им, интересно, такого собираешься сказать? Может, передашь от нас привет или пожелаешь успеха в бизнесе? Ты разочаровал меня. Барон…

– Влади…

– … ты потерял чутье. Разве не ты пришел к Михалычу с идеей прикупить «Балторгфлот»?

– Осознаю, моя вина. Но все дело в том, что…

– Разве не ты убеждал нас всех, будто компания сама нам свалится в руки?…

– Все это мои слова…

– Что дело это верное и принесет нам гарантированную прибыль? А теперь что ты будешь делать – писать обстоятельное завещание? Хочу тебе сказать откровенно, Барон, ты и Михалыча, и меня лично подставил! У нас крупные убытки.

И мне еще предстоит объясниться с людьми, которых я уговаривал вступить в долю.

Или, может быть, ты сам желаешь объясниться с ними? С Шотой, с Закиром…

– Что ты мне посоветуешь, Владислав? – У Барона дрогнул голос.

– По совести?

– Мне бы хотелось на это надеяться.

– Если по совести… пусти себе пулю в лоб!

Телефонная трубка в руке издавала тонкие короткие гудки. Осторожно, как если бы он держал в руках фужер из тонкого хрусталя, Барон положил трубку на рычаг.