Глава 21. Баринов не умел работать вполсилы, считая, что это значит жить только на пятьдесят процентов

Баринов не умел работать вполсилы, считая, что это значит жить только на пятьдесят процентов. А потому он ввел в службе безопасности «Петротранса» дисциплину, которая мало чем отличалась от армейской.

– Партизанщины я не люблю, – часто любил повторять Яков Степанович. – У меня всюду должен быть порядок. Если кто не согласен, того можно быстро разжаловать… в покойники.

Суровый тон, которым общался полковник со своими подчиненными, давал понять, что поблажек он делать не привык и что работу на Гаврилова каждый из них должен воспринимать как продолжение службы в армии.

Первое, что сделал Баринов, так это составил на каждого сотрудника подробнейшее досье. При описании сильных и слабых сторон характера он старался не пропустить ни одной мало‑мальской детали. Так, если его боец был охоч до женщин, прямо писал: «Склонен к беспорядочным половым связям». Подобная характеристика могла дополняться какими‑то более мелкими деталями: «Особенно нравятся блондинки в возрасте двадцати – двадцати трех лет». Если кто был замечен в пристрастии к спиртному, констатировал: «Любит красное вино, предпочитает грузинские сухие». Опытный глаз разведчика старался не пропустить ничего, что в дальнейшем пригодилось бы в деле. В досье фигурировали адреса родственников, друзей, любовниц. Яков Степанович знал, сколько денег его ребята тратят на обед и какую музыку заказывают в ресторанах. Своим вниманием Баринов не обделял бойцов даже за пределами конторы: у каждого в квартире затаились крохотные микрофоны или видеокамеры. Тайно прослушивались телефонные переговоры бойцов, позволявшие составить более точное представление о каждом. Но даже и это Яков Степанович считал недостаточным: он тихо создал собственную агентурную сеть в охранной службе.

Отдав советской, а затем российской армии двадцать пять лет жизни и дослужившись до полковника, Яков Степанович вдруг осознал, что все предыдущее его существование было лишь забавной прелюдией к основной деятельности, позволившей его способностям раскрыться полностью. Четверть века он трудился во имя идеи, получая за свои старания жалкие подачки, которых едва хватало на то, чтобы сводить очередную возлюбленную в ресторан, да благодарности хозяина в личное дело. Теперь же хозяином он был сам и работал не на какого‑то абстрактного дядю с красным флагом вместо лица, а на конкретного человека, который был крайне заинтересован в его труде и соответственно оплачивал этот труд…

В новой работе Баринов раскрылся по‑настоящему, в нем обнаружились способности, о которых он даже не подозревал, и, как бывало в лейтенантскую пору, мог пахать по двадцать часов в сутки.

Яков Степанович не был бы разведчиком, если бы не имел собственных источников информации. Он собирал сведения и о самом генеральном директоре «Петротранса» Андрее Антоновиче Гаврилове. И скоро ЗДал о своем подопечном куда больше, чем питерское гэбэ.

Для начальника службы безопасности «Петротранса» не было секретом, где и с кем шеф проводит свободные от работы часы. Незримые глаза и уши Баринова видели и слышали, в компании с какой девкой отправляется Андрюша Гаврилов к себе на загородную виллу и сколько он проиграл или выиграл в казино «Олимпия», которое держал старый уголовник‑грек. Страсть молодого хозяина к картам удивляла Баринова. Старый служака не мог взять в толк, что находит этот умный, чертовски умный, трудолюбивый парень в картах. По его разумению, просиживать часы за столом в клубах табачного дыма – пустая трата времени и денег.

Только много позже он догадался, зачем Гаврилов так часто наведывается в казино «Олимпия». Его интересовали не деньги, не карты, не рулетка. Его интересовали люди, там появлявшиеся. Как‑то он вызвал к себе Баринова и напрямик дал ему новое задание: установить плотную слежку за греком Периклом и завсегдатаями его казино, среди которых выделялся криминальный авторитет по кличке Красный, он же Леша Краснов, держатель городского воровского общака.

* * *

Под особо пристальное внимание отставного полковника попадали финансовые операции Гаврилова – через «Петротранс» проходили такие гигантские суммы, что у каждого нормального человека просто захватывало дух. Большая часть денег прокручивалась через зарубежные компании и воплощалась в качестве недвижимости на многих курортах Европы. Только на одном испанском побережье Андрей Антонович имел три виллы, каждая стоимостью почти в миллион долларов.

Баринов следил за генеральным директором «Петро‑транса» совсем не потому, что не доверял ему, а скорее всего по привычке профессионального разведчика и по‑другому действовать просто не мог. Такой характер он сумел выработать в военной разведке: прикуривать на бочке с порохом для него было первейшей необходимостью. Баринов не сомневался в том, что узнай Андрюша о его шалостях, так добрые люди в белых халатах быстро бы засунули холодный труп в холодильник пятого морга на Литейном.

Баринов собирал досье и на местных воров в законе. Андрей Гаврилов видел в них своих главных оппонентов борьбе за флот. Неплохо разбираясь в сложной структуре их взаимоотношений, он по своим каналам определял законных, которые имеют важное влияние в Северо‑западном регионе. Баринову поручалось куда более тонкая и деликатная работа, больше смахивающая на хирургическую операцию, – внедриться в их систему и вести наблюдение изнутри. Поначалу порученное задание отставной полковник воспринял обыкновенно: за годы службы ему неоднократно приходилось проделывать многоходовые комбинации в странах, где ему довелось бывать. Он внедрял своих людей на военные заводы и в ведомства, в чьих сейфах таились интересные документы государственной важности. Однако в случае с ворами подобные игры не проходили. Во‑первых, невозможно было своего человека выдать за вора. Их круг был не столь широк, и если воры не знали друг друга в лицо, то были хотя бы наслышаны. Во‑вторых, невозможно было вырастить такового – на это требуются не только многие годы, но и соответствующий характер, а также заслуги, которые оценило бы криминальное сообщество. В‑третьих, полагается иметь рекомендации от признанных законных. Даже при наличии уважения коллег по рисковому бизнесу нет гарантии того, что сходняк разомкнется и примет новичка за равного. Прежде всего соискателя на титул ждет пристрастная обработка, которая не может сравниться даже с перекрестным допросом опытных следаков…

Баринов месяц прокачивал вариант подкупа питерcкиx законных, но потом решил отказаться и от этого варианта. Нечего было и рассчитывать на то, что смотрящий какого‑нибудь района способен позариться на жирную халяву. Вовсе не потому, что смотрящий ближе всех стоит к общаку и способен использовать кассу на свои нужды точно так же, как горький пьяница проковыривает дырочку в цистерне со спиртом, а скорее потому, что они были очень идейные и заботились о чистоте души не меньше, чем монахи в канун Страстной недели.

Оставались воры, вышедшие в тираж. Таких называли «прошляками». У этих все было в прошлом – репутация и кураж. Они не представляли интереса для сходняка. Вот ими и заинтересовался Баринов. И нашел с ними контакт.

Скоро он знал о питерских ворах почти все. Была установлена теле‑и радиоаппаратура в тех местах, где они обычно любили появляться: в барах, в отелях, в казино. Едва ли не в каждом ресторане, где обедали законные, Баринов имел своих людей, которые не только прослеживали за перемещением воров, но подмечали каждую их новую подружку, с которой те решались провести вечер.

Баринов умело подсовывал девиц в постели к законным и скоро знал о жизни каждого из них так много, как если бы был для них сводным братом.

Его картотека быстро пополнялась. Отснятый видеоматериал заносился в каталог и аккуратно ставился на полочку. Архив размещался в огромной четырехкомнатной квартире, где места хватало не только для шкафов с документами, но и для мягкой двухспальной кровати, на которой он частенько проводил время с молоденькой официанткой из «Невского Паласа».

Особенно интересовал Баринова Красный, которого он мысленно называл «верховным главнокомандующим» питерского криминалитета. Знаменательно то, что Красный был держателем общаковской кассы, а значит, как никто другой мог влиять на политику сообщества, на так называемый «теневой бизнес». Но Красный как раз оставался одним из «белых пятен» в его картотеке. Он был чрезвычайно осторожен, как битый лис, и коварен, как медведь‑шатун. Невозможно было проследить за его стремительными перемещениями по городу и области, личных привязанностей он не имел.

Дважды Баринов пытался установить недалеко от его загородного дома фургон, из которого можно было бы вести наблюдение за воротами, но всякий раз его негостеприимно выпроваживали. Создавалось впечатление, что за высоким кирпичным забором проживал не авторитетный вор в законе с немалым стажем отсидки, а серьезный кремлевский начальник.

По своему опыту разведчика Баринов знал, что не бывает неприступных крепостей, есть только плохие полководцы, а потому предстояло более тщательно выискивать слабые места в фортификациях Красного.

На первый взгляд казалось, что у Красного напрочь отсутствуют слабые места, он был закрыт для всех в своем доме точно так же, как мумия фараона в каменном саркофаге. Но, присмотревшись поближе к его окружению, Яков Степанович сделал неожиданное открытие: среди приближенных Красного нашлись салажата, обуреваемые завистью. Свой взор Баринов обратил на молодого парня, Толика Ильина, который был в команде Красного чем‑то вроде вестового. Должность, конечно, не самая видная, но парень пользовался доверием и мог достаточно подробно рассказать о каждом прибывающем к Красному госте. С Толиком Баринов встречался раз в неделю в укромных местах, но даже этого было достаточно, чтобы подробно вызнать, какие мысли роятся в башке у Леши Краснова. Единственное, чем отличалcя Толик от прочих сексотов Баринова, так тем, что ни когда сам не брал денег из рук, а терпеливо дожидался, когда тугая пачечка зеленых купюр ляжет на скамейку (если встреча происходила в городском сквере) или скользнет на пластиковый столик (если встреча была в кафешке недалеко от стадиона). Только после этого рука Толика лениво тянулась за гонораром.

Именно от него Баринов и услыхал впервые о том, что Красный ведет какие‑то важные переговоры с Москвой. Речи о «Балтийском торговом флоте», правда, не было, но дока‑Баринов сразу прочухал, чем пахнет: московские уголовнички потянули свои жадные лапы к питерскому порту. Эта информация стоила дорого, ведь Гаврилов уже едва ли не полгода расчищал поле вокруг флота, избавляясь от сильных питерских конкурентов. Но конкуренты появились с той стороны, откуда их не ждали…

Узнав об интересе московских законных, Гаврилов распорядился:

– Этих бандитов в город не пускать! Я не знаю, как вы это сделаете, но здесь их быть не должно!

Баринов поморщился: так скверно он не чувствовал себя даже под разъяренным взглядом командующего.

– Как же я их не пущу? Здесь же не граница. Что мне их, отстреливать, что ли?

Неожиданно Гаврилов перешел на шепот, а это было хуже всякой брани.

– Мне плевать, что вы намерены делать. Отстреливайте, умасливайте – но в Питере их быть не должно Это мой город! И я здесь хозяин.

– Понимаю, – стиснув зубы, спокойно согласился отставной полковник.

В тот же день Баринов дал команду действовать по классу "А", что означало: жесткий прессинг. Теперь в поле зрения бойцов Баринова попадали не только законные, но и их ближайшее окружение, их гости, их родственники и даже соседи.

Первой жертвой в этой невидимой битве стал московский гонец Чиф.

Возможно, к его ликвидации можно было бы и не прибегать, если бы законный не успел переговорить с местными авторитетами, которые и подсказали ему, кто может быть реальным покупателем флота. Решение об уничтожении Чифа Баринов принял самостоятельно. Операция была продумана до мелочей. Его воспитанники, Паша Орлов и Артем Козырев, переодевшись в милицейскую форму, затолкали Чифа в «уазик», вывезли на безлюдный пустырь, где и грохнули без свидетелей.

Война была объявлена, и Баринов справедливо полагал, что скоро в Питере следует ожидать появления нового эмиссара. И он не ошибся.