Как организовать и упростить свою жизнь

Возвращаясь домой, мы увидели, что у Амелии в магазине еще горит свет. Было десять вечера.

– Странно, – сказала я. – Вот что, ты иди домой, – я протянула ему ключи от квартиры, – и держись подальше от колющих и режущих предметов, а также от электроприборов. А я проверю, все ли у нее в порядке.

Он закатил глаза и помотал головой.

– Нет уж, я с тобой.

Амелия открыла дверь, как только мы подошли, будто стояла там и ждала нас. Лицо у нее было сосредоточенное, словно она срочно должна решить какую‑то проблему. Я огляделась. На столе – вино, сыр и крекеры, под столом – пять пустых бутылок. Книжные полки сдвинуты к стенкам, на их месте стулья. Человек десять слушали какую‑то женщину, восседавшую на подиуме. У нее были длинные роскошные волосы, седые, но блестящие, и облегающее черное платье с низким декольте.

Элейн, которая, конечно, тоже была тут, обернулась и радостно нам помахала, а потом снова вперила глаза в чтицу.

– Кто это? – шепотом спросила я.

– Ирма Ливингстоун, – ответила Амелия, состроив невообразимую гримасу. – Я проклинаю тот день, когда согласилась на эту идею Элейн. Она у нее преподает на курсах «Как влюбиться без памяти», и Элейн решила, что ей непременно надо прийти сюда и прочитать отрывки из своей книги. Уже битый час читает.

Амелия протянула мне книжку. «Как овладеть своими эрогенными зонами».

– Зачем? А кто, кроме меня, ими владеет? – с недоумением спросила я, прежде чем Адам забрал у меня книжку.

Старичок в первом ряду заснул и громко похрапывал, молодая педантичная женщина что‑то подробно записывала в блокноте, а мужчина рядом с Элейн пытался скрыть мощную эрекцию, чего та явно не замечала и всячески строила ему глазки в надежде на свидание.

Ирма обратила внимание на Адама.

– Я собиралась на этом закончить, но вижу, что у нас новые лица. Теперь я прочту вам четвертую главу: как получать удовольствие от партнера. Должна предупредить, там есть весьма эротичные части, уж простите эту игру слов.

Она улыбнулась Адаму.

– Здорово, – усмехнулся он, глядя на меня. – Люблю эротичные части. А вы, девушки, идите поболтайте. Перемойте косточки.

Я не могла удержаться и тихонько хихикнула, когда Ирма медовым голосом начала читать свои эротичные соображения.

Мы с Амелией пошли наверх, чтобы спокойно поговорить.

– Ну как ты?

– Нормально. – Амелия села на стул, вид у нее был усталый. – Без нее тихо. Одиноко.

– Прости, что меня не было рядом в эти дни.

– Ты всегда рядом. И потом, тебе хватает забот с Саймоном, и Адамом, и Барри. И еще раз с Адамом. – Она слегка улыбнулась.

– Стоп.

Я не готова была это обсуждать.

– Барри прислал мне трогательное сообщение насчет мамы.

– Это радует, в кои‑то веки.

– Как дела у Адама?

– Отлично. Хорошо. Он сильно продвинулся и скоро вполне сможет справляться сам. Я ему больше буду не нужна, так что… Все прекрасно. – Голос у меня дрожал, и я понимала, как странно это звучит.

– Конечно. – Амелия улыбнулась. – Хорошо, что ты так ему помогаешь.

– Ну да, ему ведь сейчас очень нелегко.

– Угу. – Амелия закусила губу, чтобы перестать улыбаться.

– Прекрати. – Я мягко ее пихнула. – Для меня это серьезная тема.

– Я знаю, это видно невооруженным глазом, – рассмеялась она. Но потом вдруг нахмурилась.

– Что‑то случилось?

– Я разбирала ее вещи. – Амелия встала и взяла бумаги с кухонного буфета. – И нашла вот это.

Она протянула мне тяжеленную стопку. Я вопросительно на нее поглядела:

– Что именно мне искать?

– Там есть квитанция на аренду помещения на складе хранения. На мамино имя. Она мне никогда ничего про это не говорила, что странно, ведь я вела все ее дела. Оплата шла напрямую со счета, который мне незнаком.

Я взяла квитанцию. Как ни странно, этот счет был знаком мне. Именно на него я платила ежемесячно арендную плату за свою квартиру. Расчетный счет папиной компании. Амелия не заметила моей реакции, так что я молча пожала плечами, ожидая продолжения.

– Я бы ничего и не узнала, если бы не нашла конверт и ключ. Договор заключен десять лет назад. Посмотри на адрес на конверте.

Почтовый адрес адвокатской конторы «Роуз и дочери».

– Ты что‑нибудь об этом знаешь?

– Нет, совершенно ничего. – Амелия мне явно не поверила. – Правда. Я поняла, что это папина фирма, только две секунды назад, когда увидела номер счета. Амелия, клянусь тебе, они ни разу при мне об этом не упоминали. Завещание твоей мамы у них, да?

Она кивнула.

– А там упоминается этот счет?

– Я пока еще не была у твоего отца и не читала завещание. Но… вообще‑то я думала, что знаю, что там. Мы с мамой это обсуждали.

– Давай спросим у папы. – Я достала телефон. – Все просто: возьмем и сейчас все узнаем.

– Нет. – Амелия покачала головой. – Не надо все узнавать прямо сейчас. – Увидев мое обиженное лицо, она пояснила: – А вдруг он скажет, что я не имею права туда войти?

– Не скажет он так. С чего вдруг? Ведь все, что принадлежало твоей маме, теперь твое.

– А если я вообще не должна была об этом знать? Как только мы его спросим, я уже не смогу ничего изменить. Нет, я хочу сама пойти туда и все выяснить. – Глаза ее затуманились, я видела, что в голове у нее проносится множество мыслей. – Зачем ей понадобилось столько усилий, чтобы я ничего об этом не знала?

* * *

На следующий день Амелия, Адам и я отправились в огромный загородный торгово‑развлекательный центр «Стор Эдж». Мы долго шли по бесконечному коридору вдоль запертых дверей, все они были выкрашены в люминесцентный розовый цвет, так же как и вывеска центра, наверное, чтобы ее было видно с шоссе. Одного этого хватило бы, чтобы у меня разболелась голова, а тут еще и очередная бессонная ночь, которую я провела, обдумывая, как устроить будущее Адама, но я строго напомнила себе, что должна поддержать свою подругу. Честно сказать, я была рада, что в жизни Амелии возникло хоть какое‑то неожиданное событие. Что до Адама, то он опять впал в уныние, размышляя о том дне, когда вынужден будет возглавить семейную компанию. Чтобы подбодрить его, я подарила ему сегодня с утра журнал, куда он должен записывать пять хороших событий дня – и тогда за неделю у него их накопится аж тридцать пять. Мы снова обсудили антикризисный план, а потом он сердито заявил, что уж лучше помоет мой холодильник, чем признает, что у него в жизни есть что‑то хорошее. Н‑да, не слишком многообещающий выбор. Ясно одно – если я не найду выход из ситуации с «Бэзил Конфекшенри», все достижения с Марией окажутся тщетны.

Прокручивая все это в голове, я параллельно пыталась развеселить Амелию.

– А вдруг твоя мама была тайным агентом, и у нее в хранилище лежат документы на разные имена, поддельные паспорта, парики и прочие шпионские штучки, – весело предположила я, продолжая игру, которую мы начали еще в машине по дороге сюда.

Потом посмотрела на Адама, предлагая поддержать тему.

– Или у твоего отца была огромная коллекция порнухи, которую он ото всех скрывал, – задумчиво протянул он.

Амелия передернулась.

– Или твои предки были садомазо, а здесь у них укромное логово.

– Прелестно, – одобрил Адам.

– Спасибо.

– Еще вариант: они прикарманили чужие миллионы и хранят их здесь.

– Неплохо бы, – пробормотала Амелия.

– Твоя мама похитила Шергара^[7], – хихикнула я, и Адам расхохотался.

Амелия остановилась у сверкающей розовой двери, и мы пристроились у нее за спиной. Она сосредоточилась, выдохнула, посмотрела на меня и вставила ключ в замочную скважину. Медленно повернула его, толкнула дверь и отступила назад, видимо опасаясь, что из комнаты что‑нибудь вывалится. Ничего не произошло, мы молча пялились в темноту.

Адам пошарил по стене, нашел выключатель и зажег свет.

– Ну и ну!

Мы вошли и огляделись.

Вдоль стен – комната была размером десять на десять футов – стояли стеллажи, до потолка заставленные обувными коробками. На каждой коробке указан год, начиная с 1954‑го в нижнем левом углу и заканчивая верхним правым, где стояла дата десятилетней давности.

Амелия наклонилась и взяла первую коробку.

– В этом году они поженились, – пояснила она, открыв крышку.

Внутри оказалась свадебная фотография ее родителей и засушенный цветочек из букета невесты. А еще приглашение на свадьбу, молитвенник со свадебной церемонии, фотки медового месяца, билет на поезд, на пароход, билетик из кинотеатра, куда они пошли на первом свидании, ресторанный счет, шнурок от ботинка и заполненный кроссворд из «Айриш Таймс». Все это было аккуратно упаковано в коробку. Да что коробка, это вообще была комната памяти.

– Господи, они сохранили буквально все! – Амелия осторожно провела рукой по полкам и остановилась на последней коробке. – Это год, когда умер папа. Наверное, это он за всем здесь следил. – Она печально вздохнула, улыбнулась при мысли о том, как он собирал эту коллекцию, а потом нахмурилась, обиженная тем, что родители держали ее в тайне.

Она протянула руку, взяла наугад первую попавшуюся коробку и углубилась в ее содержимое, потом еще одну и еще. Она исследовала их, иногда радостно вскрикивая, узнавая какие‑то приметы из прошлого, хранившие память о жизни ее родителей и ее самой. Ее школьное сочинение, ленточка, в которой она пошла в первый класс, молочный зуб, завиток волос, сбереженный после ее первого похода в парикмахерскую, письмо, которое она написала отцу, когда ей было восемь лет, и где просила у него прощения после какой‑то ссоры. Я было подумала, что нужно оставить ее здесь одну, чтобы она могла спокойно предаться воспоминаниям, но потом решила, что Амелии нужен кто‑то, с кем эти воспоминания можно разделить, и, поскольку Адам не проявлял никаких признаков нетерпения, мы остались. На самом деле Адам, казалось, был даже тронут тем, что увидел, и я понадеялась, что эта комната, наполненная вещественными свидетельствами любви, может благотворно на него повлиять.

Амелия нашла старую фотографию и с улыбкой показала ее нам.

– Это в Австрии, в горах. Там у моего дяди был дом, и родители ездили к нему каждый год до моего рождения. Я увидела снимок и стала проситься съездить к нему, но мама уже болела и это было невозможно.

– Ты была маленькая, когда она заболела? – спросил Адам.

– Мне было двенадцать, когда у нее случился первый инсульт. Но и до этого она всегда всего опасалась. Стала очень нервно относиться к идее поездок после того, как я родилась. Наверное, это материнство так на нее повлияло.

Она посмотрела на нас, ища подтверждения своей мысли, но мы ничего не могли ей сказать, поскольку оба росли без матери.

– Никогда бы не подумала, что они способны на такое – хранить каждую мелочь, – задумчиво произнесла Амелия.

– Непонятно, почему они скрывали это от тебя, – пробормотал Адам скорее самому себе, чем Амелии.

Он не сразу понял, что сказал вслух то, о чем мы все думали, и поспешил исправить оплошность:

– Как замечательно, что они все это сберегли!

Но было поздно. Амелия глубоко задумалась. Ясно было, что он назвал проблему проблемой: ее родители не хотели, чтобы она знала о существовании этой комнаты. Почему?

– Амелия, – позвала я. – Ты как? Все в порядке?

Как будто очнувшись от забытья, она принялась поспешно опустошать стеллажи в поисках чего‑то, о чем, кажется, уже догадалась и теперь не желала попусту терять ни секунды. Она торопливо просматривала даты на коробках, пробегая пальцами по очередной полке.

– А что ты ищешь? – спросила я. – Мы можем помочь?

– Год, когда я родилась. – Она встала на цыпочки и просматривала даты на верхних коробках.

– Семьдесят восьмой, – сказала я Адаму. Он под метр восемьдесят пять, ему проще искать наверху.

– Есть, – сказал Адам, извлекая с полки пыльную коробку.

Амелия поспешно бросилась к нему, выхватила драгоценную находку, но второпях случайно сбила крышку, и все, что было внутри, разлетелось по комнате. Мы стали осторожно ползать на коленках, подбирая каждую бумажку, и случайно столкнулись с Адамом лбами.

– Ой, – засмеялась я, а он потер мне ушибленное место.

– Прости, – нежно извинился он, заглядывая мне в лицо.

Я таяла под взглядом его синих глаз. Я бы с радостью провела с ним всю свою жизнь в этой комнатке, хранящей столько любви и тепла. Эти мысли волновала и возбуждали. Как же это прекрасно – снова ощутить себя влюбленной, а то я уж начала бояться, что больше никогда не смогу пережить ничего похожего на истинную страсть. Но вот оно, это волшебное ощущение, наполняющее каждую мою клеточку радостью жизни, стоит ему только посмотреть на меня. Тут я вдруг вспомнила, как все обстоит на самом деле, и, резко отшатнувшись, переместилась в другой угол.

– Все хорошо? – ласково спросил он.

Я кивнула.

– Я рад, – произнес он с еле заметной улыбкой, и меня окатило жаркой волной от макушки до кончиков пальцев.

Я совсем потеряла голову, как вдруг поняла, что моя подруга подозрительно затихла. Сперва я решила, что Амелия наблюдала за нами, но потом посмотрела на нее и увидела, что по щекам у нее бегут слезы. Амелия держала в руке какое‑то письмо.

Я вскочила с пола.

– Что случилась? Почему ты плачешь?

– Моя мама, – она протянула мне исписанный листок, – была мне не родная.

Амелия, милая моя доченька, прости, что я не смогла позаботиться о тебе, как должна была. Когда ты подрастешь, то поймешь, что я решилась это сделать только из любви к тебе. Я верю, что Магда и Лен будут очень‑очень сильно любить тебя. А я тебя никогда не забуду.

С любовью, навеки твоя мама.

На кухне у Амелии я еще раз прочитала вслух эту коротенькую записку. Элейн молча сидела в углу, а Амелия нервно ходила взад‑вперед. Ее шок сменился сначала горькой печалью, а потом обидой и гневом, и мы с Элейн просто не знали, что ей сказать. Элейн перебирала вещи, которые лежали в коробке: погремушку, детские пинетки, вязаную кофточку, платьице…

– Они все ручной работы, – сказала она, и Амелия встала как вкопанная.

– И что? – отрывисто бросила она. – Чего сейчас об этом говорить?

– Ну, такие кружева делают в Кенмэре.

– Да кого волнует, где их делают?

– Просто больше их почти нигде не найдешь, даже в наши дни. Значит, в семидесятые они точно были куплены там.

Амелия нахмурилась и внимательно на нее воззрилась, постепенно начиная понимать, к чему та клонит.

– Нет‑нет‑нет, – встряла я, чтобы они даже не обсуждали этого. – Нам не важно, откуда эти вещи. Их мог сделать кто угодно и где угодно, неужели ты не понимаешь этого, Элейн? И мы не должны вселять в Амелию бессмысленные надежды найти ее настоящих родителей.

– Найти родителей? – потрясенно повторила Амелия.

Видимо, она еще не до конца осознала, что произошло. Шок от того, что она приемная дочь и это от нее так долго скрывали, заслонил тот факт, что она может найти своих родителей.

– А что я сказала? – пожала плечами Элейн. – Это кенмэрские кружева, вещички все аккуратненькие, сделаны с любовью – вот и все. Я в этом разбираюсь, потому что ходила на курсы по кружевоплетению, чтобы познакомиться там с кем‑нибудь. Говорю вам, в этой коробке все вещи из Кенмэра. И кружева, и кофточки – они из Квиллса, это тоже в Кенмэре.

– Вот уж это совершенно невозможно – определить, что вещи связаны в Квиллсе, – отрезала я, чтобы сбить их с этой идиотской мысли.

– Там этикетки есть. – Элейн протянула мне свитерочек. Смотрела она при этом на Амелию. – Я думаю, что твоя биологическая мать живет в Кенмэре.

– Господи боже ты мой, – простонала я, понимая, что нас ждет бессонная ночь.

* * *

Адам сидел дома один. Ему было строго‑настрого велено собрать пазл из полутора тысяч кусочков, который я специально для него заказала. Прошлый, который мы собирали вместе, ему не понравился: пейзаж маслом почему‑то его не вдохновлял. Взамен я приобрела через Интернет пазл с девицей топлес на пустынном пляже. Его доставили утром, и я надеялась, что теперь дело пойдет бодрее.

Домой я вернулась около пяти, совершенно измотанная. Мы с Амелией бесконечно ходили по кругу, и мне не удалось ее переубедить. Если б не Элейн, было бы проще воззвать к голосу разума Амелии, а теперь она твердо вознамерилась отправиться в Кенмэр.

– Ну как она? – спросил Адам, склонившись над журнальным столиком с фрагментом пазла в руке. Лоб наморщен, губы поджаты – видно, что человек полностью сосредоточен. Вот что значит правильная мотивация! Я улыбнулась. – Чего ты? – Он поднял голову и заметил, что я на него смотрю.

– Ничего. Теперь я знаю, что тебе нравятся сиськи, а не попки.

– Безусловно. Я сиськолюб. – Он уже почти сложил один и теперь любовался делом рук своих. – Этот пазл гораздо лучше, чем первый, спасибо тебе.

– Всегда рада. – Я встала на коленки и присоединилась к нему.

Вскоре я почувствовала, что он за мной наблюдает. Какое‑то время он молча на меня смотрел, а потом сообщил:

– Я ищу правый сосок.

Мы склонились над столом, почти соприкасаясь головами.

– Вот, держи. – Я протянула ему пазлинку.

– Нет, это не сосок.

– Немножко сосок, немножко кусочек моря. Посмотри на коробку: видишь, он напрягся и сейчас снесет серфера с доски у нее за спиной. Вот, даже краешек доски есть. – Я ткнула в пазлинку.

– Да, точно, – рассмеялся он. – Ты говоришь прямо как Ирма.

– Еще чего, – фыркнула я. – Поверить не могу, что эта Ирма попросила у тебя номер телефона.

– А я не могу поверить, что дал ей твой.

– Что?! – Я пихнула его в бок. Он пихнул меня в ответ. Это было очень по‑детски – невинно и весело.

– Ну так что же, как там Амелия?

– Малость не в себе. Понятно, что ее крепко пристукнуло. А я вот не думаю, что сильно удивилась бы, узнав, что я приемная дочь. Может даже наоборот, порадовалась бы.

– Ври‑ври, – усмехнулся он.

– На, это ее трусики. – Я сунула ему очередной фрагмент.

Мы углубились в пазл, сидя в уютном молчании.

– Если подумать, то Амелия вовсе не так уж и удивилась, – вдруг заявил он. – Ты заметила, как она настойчиво искала коробку с годом своего рождения? Как ненормальная.

– Нет, она сказала, что ни о чем не догадывалась, – возразила я, хотя в глубине души была согласна с Адамом.

– А я тебе говорю: она знала. Иногда ты что‑то знаешь, хотя вроде бы и не знаешь, – сказал он, пристально глядя на меня.

Вот, опять. Опять эта фраза. Я с удивлением уставилась на него.

– Чего ты?

– Ничего. – Я нервно сглотнула. – Просто… – Я решила сменить тему. – Элейн пытается убедить Амелию, что ей надо поехать в Кенмэр, чтобы найти своих биологических родителей.

– Элейн надо проверить мозги.

Я промолчала.

Он снова посмотрел на меня:

– Ты‑то понимаешь, что это бредовая идея?

– Я понимаю. Но вот Амелия – нет. Она хочет поехать.

– Естественно. За последнюю неделю у нее весь мир перевернулся с ног на голову. Она не в состоянии разумно рассуждать. Да она и на Луну согласилась бы отправиться, если б ей кто‑нибудь предложил.

А вот это в самую точку. Не насчет Амелии, а насчет его самого. Его мир тоже перевернулся в прошлое воскресенье, и он тоже не в состоянии рассуждать логично. Он готов сделать что угодно, лишь бы все исправить. И я как раз стала этим «что угодно». Я нервно хрустнула пальцами, поняв, что это его ситуация, а не моя. Мне нужно отсоединиться, выйти из нее, а не вмешивать сюда свои чувства к нему. Надо увезти его из Дублина и увести из моей жизни, надо наладить его дела, обустроить все так, чтобы он снова чувствовал себя комфортно, а самой потихоньку ускользнуть прочь, попрощавшись с ним навеки.

– Амелия сроду не хотела куда‑нибудь уехать, ни разу такого не было, во всяком случае на моей памяти. Она даже на выходные никогда не уезжала, ну, может, когда‑то и было, но и то против ее воли. Сидела тут сиднем, за границей никогда не была. Так что ее желание куда‑то выбраться, вообще говоря, большое достижение. И не важно, найдет она этих своих биопредков или нет. Я обещала завтра познакомить ее с частным детективом. Вдруг он сможет помочь, – добавила я со вздохом. – Адам, нам нужно поехать в Типперэри. Надо уладить тамошние проблемы. С Марией мы сделали все, что могли на данный момент, теперь надо на несколько дней уехать из Дублина. Вернемся к твоему дню рождения, и ты объявишь, что не собираешься вставать во главе компании. Ты получишь обратно и Марию, и свою работу в Береговой охране, а я наконец оставлю тебя в покое. – Я вымученно усмехнулась.

У него был не слишком счастливый вид.

– Не делай такое страдальческое лицо, пожалуйста. Завтра нам надо будет еще кое‑что сделать, прежде чем мы оставим Марию на несколько дней.

Я взяла коробку, которая стояла у дверей, ее тоже доставили сегодня утром. Бессонница иногда бывает полезна, можно заняться онлайн‑шопингом, например.

– И что это такое? – с подозрением спросил он, глядя на коробку.

– Мария сказала, что хочет тебя увидеть. Ну что же, завтра она тебя увидит. И не раз. – Я открыла коробку и достала то, что там было. – Опля!

Его прекрасное лицо озарилось радостью, он изумленно посмотрел на меня.

– Кристина, знаешь, чего бы я хотел? Чтобы все были такие, как ты! – Он рассмеялся.

«Ну так будь со мной!» – мысленно крикнула ему я.