Глава 23. Негромкий щелчок со стороны входной двери и ты, только сняв обувь, не успеваешь полностью разогнуться

Негромкий щелчок со стороны входной двери и ты, только сняв обувь, не успеваешь полностью разогнуться, как тебя прижимают к стене и со словами «И я люблю тебя» требовательно, но нежно целуют. Его прохладные руки блуждают по твоему телу, заставляя тебя трепетать в его объятиях. Он стягивает с тебя куртку, а за ней и футболка летит в дальний угол коридора. Ты обвиваешь руками его шею и прижимаешься к нему всем телом, настолько близко, насколько это только возможно. Его язычок по-хозяйски орудует у тебя во рту, возбуждая тебя все больше и больше. Не желая оставаться в долгу, ты, что есть силы, отталкиваешься от стены и медленно, но верно проводишь его в ближайшую комнату. Шаг, второй, он обо что-то запинается и падает, утягивая тебя за собой. Грохот от соприкосновений ваших косточек с совершенно не мягкий полом и следующий за ним рык пополам с шипением разносятся по всей комнате. Тебе-то еще повезло, а вот кое-кому придется накладывать холодный компресс, судя по его скрюченному выражению лица.
– Ты как? – спрашиваешь немного взволнованным голосом, слегка приподнявшись и оперевшись руками по обе стороны от его головы.
– Только не останавливайся, – жар, исходящий от его тела, и отвердевшая плоть, упирающаяся тебе в ногу, часто вздымающаяся грудь от сбившегося дыхания, губы, расплывшиеся в довольной улыбке, или ухмылке ли, и глаза, смотрящие на тебя сквозь пелену вожделения. Все это так затягивает, завораживает тебя, возбуждает с каждой секундой все сильнее, и в тоже время обезоруживает, ты теряешься, забывая кто ты, где ты, что нужно делать. – Хёкки, – нетерпеливым голосом протягивает он, приводя тебя в чувства, возвращая в реальность. Ты быстро пристраиваешь свою пятую точку на его бедрах, попутно расстегивая его любимую клетчатую рубашку, и тянешься за новым поцелуем.
– О! Елка! – краем глаза увидев стоящий около окна вечно зеленый символ нового года, ты отрываешь от захватывающего тебя до этого момента занятия, резко вскакиваешь на ноги и срываешься с места в попытке рассмотреть деревце поближе. Но не успеваешь и шага сделать, как вновь падаешь потому, что твой любимый дергает тебя за штанину, заваливая рядом с собой. Вырвавшись из его цепких рук, оставив им на растерзание свои штаны, ты все-таки добираешься до елочки, оседая напротив нее и разглядывая каждый весящий на ней шарик. Тебя сейчас переполняют чувства какой-то детской радости, счастья, предвкушения праздника. Такие приятные ощущения, особенно учитывая, в каком напряжении ты жил последние недели.
– Хёкки, – повернувшись на голос, ты видишь, как его обладатель лежит на животе, дергая ногами и смотря на тебя щенячьими глазами.
– А почему гирлянда не горит? – задаешь ты так волнующий тебя в данный момент вопрос, игнорируя всяческие попытки Донхэ привлечь твое внимание.
– Сломалась, наверно…
– Ты ногами вырубал ее из розетки? – спрашиваешь ты, увидев разорванный проводок, торчащий у основания вилки.
– Почти… я запнулся недавно о шнур….
– Тащи что-то типа отвертки и изоленты.
– Ага, всегда с собой ношу!
– Фииииши! – недовольно протянул ты, и теперь пришла твоя очередь строить милые мордашки с щенячьими глазками. И было бы удивительно, если это не сработало бы.
Десять минут возни, доносящейся из еще неизведанного тобой угла его квартиры и сопровождающейся старческим покряхтыванием, и праздничное деревце уже сияет разноцветными огнями. Уютненько устроившись напротив елочки, ты, как завороженные, наблюдаешь за миганием этих ярких лампочек, не замечая пристального взгляда со стороны. Какое-то время спустя чувствуешь согревающий запах свежего кофе, за ним появляются две кружки на полу рядом с твоей ногой, и, наконец, Донхэ пристраиваешь позади тебя, прижимаясь грудью к твоей спине и накрывая вас теплым пледом. Его руки обвивают твою талию, прижимая тебя к себе ближе, а голова опускается тебе на плечо.
– Я бы всю жизнь так сидел, – шепчет он тебе на ухо, обжигая своим горячим дыханием кожу, от чего ты, шумно втянув в себя воздух, запрокидываешь голову назад. Нежное прикосновение его губ к твоей шее сменяется на легкий укус, который тут же зализывается, вновь разжигая в тебе желание.
– Фиши, послушай, – нервно сглатываешь комок, образовавшийся в горле, когда ты вспомнил, что хотел кое-что сказать, – я знаю, что одного «Прости!», слишком мало, чтобы ты простил меня…
– Хёк…
– Не перебивай! – заново собравшись с мыслями, ты продолжаешь, – и ты не представляешь как это мало, сказать тебе «Я люблю тебя!».
– И я люблю тебя, – опять-таки сбивая тебя, шепчет он тебе на ухо.
– Я не хочу говорить, что не могу жить без тебя, ведь теперь-то знаю, что могу, но это не жизнь, это мучительное существование, это как стоять одиноким деревом посреди огромного поля.
– Как я понимаю тебя, – снова его обжигающее дыхание и горячие и влажные губы касаются твоей шеи.
– Любить и не иметь права сказать о своих чувствах, когда так хочется прокричать о них на весь мир. Быть рядом и не сметь заговорить с тобой, прикоснуться к тебе, только тайно наблюдать за тобой издалека.
– У тебя это не очень то и получалось, – в очередной раз перебивая тебя, проговаривает он, немного усмехнувшись.
– Я знаю… – ты немного тупишь взгляд, хотя ему все равно этого не видно, – и хватит уже перебивать меня! – чуть повысив голос, проговариваешь ты, разворачиваясь к нему лицом.
– Ладно-ладно, продолжай, – чмокнув тебя в носик, он прикладывает к своим губам указательный палец, показывая, что больше не намерен перебивать.
– Я не хочу оправдываться перед тобой, потому что уверен, что ты понимаешь меня, ты знаешь, почему я так поступил, и ты знаешь, что и мне пришлось не сладко. Пусть и где-то на дне твоей души остался осадок, – прикладываешь свою руку к его груди в районе сердца, которое давно уже бьется быстрее обычного, – но ты меня простил, если любишь, то...
– Хёкки, ты же знаешь, – угрожающе смотришь на него, на что он уже не только прикладывает палец к губам, виновато смотря на тебя, но и делает жест, как бы закрывая рот на замок и выбрасывая ключик.
– Мы давно знакомы, мы многое пережили вместе, мы хорошо знаем друг друга, – ты на несколько секунд замолкаешь, чтобы состроить очередную недовольную гримасу, и продолжаешь наигранно-недовольным голосом, – и мне сейчас одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, что ты хочешь что-то сказать! – посмеявшись в кулак, он расплывается в своей самой обворожительной улыбке, за которую ты готов даром отдать свою душу дьяволу, если бы только она уже не принадлежала другому дьяволенку, сидящему сейчас прямо перед тобой. – Я во многом тебе обязан, я во многом перед тобой виноват, я был зачинщиком почти каждой нашей ссоры…
– Почти? – на этот раз ты затыкаешь его долгим, но медленным поцелуем, запрыгивая ему на шею и заваливая его на пол. – Я люблю тебя, Ли Хёкдже! – разорвав поцелуй, он приподнимает тебя над собой, придерживая за плечи, а ты упираешься руками в его грудь.
– Донхэ…
– Мне не нужны твои бесконечные «Прости», твои вот все эти разглагольствования. Я хочу чувствовать твое присутствие рядом с собой, твое тепло, твою любовь. А еще я хочу, чтобы ты научился доверять мне.
– Я доверяю тебе… но…
– Что но?
– Какая-то частичка меня всегда сомневается в чем-либо, я не могу быть уверен в завтрашнем дне. Понимаешь, время идет, все движется, все меняется. Поэтому, я не могу обещать того, что зависит от времени. Быть может, я чересчур много думаю, и мне стоит перестать заниматься самобичеванием. Но я боюсь, что завтра не будет тебя, что я потеряю свое счастье, я боюсь, что это причинит мне боль. Я трус, Донхэ.
– Теперь я знаю, что не один такой. Но, Хёк, каждому из нас жизнь дается только один раз, и если ты не проживешь ее как следует, ничего не боясь, с готовностью встречая каждую преграду, тебе некогда будет что-либо менять потом.
– Я понимаю это… – ты продолжаешь лежать на нем, чувствуя его каждой своей клеточкой, продолжаешь смотреть ему в глаза, утопая в них, но в тоже время, ища спасение. Ты чувствуешь, как под твоей рукой бьется его сердце в такт твоему. Тебя сейчас переполняют столь нежные, романтичные чувства, но мозг, разум не устает подкидывать отвратительные мыслишки, раз за разом загоняя тебя в тупик, заставляя тебя сомневаться, и в первую очередь в себе.
– Так живи по полной, Хёк. Бери от жизни все и отдавай всего себя ей. А самое главное – поверь мне на слово, доверься мне, а я тебе помогу.
– Но я все равно ничего не могу тебе обе…
– Замолчи уже! – в мгновение он подминает тебя под себя и целует, немного грубо, но это быстро проходит, когда ты отвечаешь ему с полной самоотдачей. Зарываешься руками в его волосы, притягивая к себе ближе, углубляя поцелуй. А он, не отрываясь от тебя, стягивает с себя давно расстегнутую рубашку и кидает ее в компанию к твоим штанам. От его тела исходит такой жар, что, кажется, ты плавишься под ним. Все же оторвавшись от твоих губ, он какое-то время прожигает тебя взглядом, а ты любуешься им, затаив дыхание. Такой весь взлохмаченный, с влажными и немного припухшими губами, горящими страстью глазами.
– Я люблю тебя, – наклоняется к тебе, упираясь своим лбов в твой. Он так близко, что ваши носы соприкасаются, что вы чувствуете сбившееся дыхание друг друга.
– И я люблю тебя, – проговариваешь ты и, поцеловав его, возвращаешься в прежнее положение. На самом деле, вот так лежать можно вечно. Главное ощущать его присутствие. – А! Донхэ, подожди меня! – выкарабкиваешься из-под него и резко вскакиваешь на ноги.
– Что?
– Я сейчас приду, – натягиваешь штаны и его рубашку, зарываясь в ней носом, вдыхая его запах.
– Куда ты опять? – его жалобный голос и потерянные глаза вызывают в тебе столько эмоций, что ты готов затискать его в своих объятиях.
– До машины, я быстро, – подбегаешь к нему, чмокая в щеку, и метеором вылетаешь из квартиры, слыша его «Куртку накинь хоть». Вернувшись обратно, видишь его, сидящего в позе лотоса. Усмехнувшись над ним, кидаешь с порога комнаты ему большую мягкую игрушку, в виде буквы «S». Вот такая вот большая, цвета сапфира, мягкая, как пуховая подушка, и нежная на ощупь, как шерстка твоей Чоко, игрушка, а главное с ней удобно спать.
– Что это? – развязав свои ноги, он берет в руки игрушку и поднимает на тебя удивленные и непонимающие глаза.
– Это мой подарок тебе на шестилетие SuJu, – ты сейчас готов разреветься, вспоминая то время, что вы были порознь, когда ты не мог позволить себе даже заговорить с ним, не то, чтобы подарки дарить. – Вторая буква, «J», у меня, сделаем вид, что это парный подарок.
– Почему бы им не быть вместе, раз парный?
– Потому что «J» будет спать со мной, пока кое-кто не перенесет свои шмотки, и задницу заодно, в мою комнату.
– Я думаю, они не будут против пожить в моей комнате вдвоем.
– Они точно не против нашего воссоединения, – ты подходишь ближе и протягиваешь ему два свертка, обернутых в подарочную бумагу, – это тебе на день рождения от меня и родителей. Прости, что раньше не подарил и вообще не поздравил по-человечески, но лучше поздно, чем никогда, да?
– Да уж… – он отвел взгляд к окну, но ты успел заметить, что его глаза заблестели от слез, – это был самый ужасный и самый долгий день рождения. Обычно он пролетал, оставив о себе только воспоминания, и заканчивался на очень приятной ноте.
– Может, наверстаем упущенное? – ты присел рядом с ним на корточки и повернул его лицом к себе. – Возьми меня в качестве главного подарка! – расстегиваешь рубашку, оголяя торс, и разводишь руки в стороны. И почему это сейчас не ты краснеешь, как невинная девица, а он?! – Только не переусердствуй, у меня завтра мюзикл, а после…
– А после тренировка со мной!
Он набрасывается на тебя голодным зверем, в который раз за день раздевая тебя, возбуждая своими ласками и поцелуями. Подхватывает тебя на руки и несет в спальню, аккуратно укладывает на постель и нависает над тобой, снова прожигая тебя взглядом. Твои боксеры, а затем и его, летят в неизвестном направлении. Он удобно пристраивается сбоку от тебя, тут же впиваясь страстным поцелуем в твой губы и поглаживая рукой твой живот. Ты стонешь в поцелуе, притягивая его ближе к себе, снова зарывшись в его волосы руками. Сердце бешено долбится о грудную клетку, бухая в ушах и разнося по телу вместе с кровью сладостную негу. Его рука плавно и медленно скользит по внутренней стороне твоего бедра, с каждым сантиметром приближаясь к заветному месту. Ты разводишь ноги в стороны, освобождая ему путь и приглашая его, призывая к действию. Он отстраняется, и через несколько мгновений ты ощущаешь приятную прохладу его пальцев внутри себя и жар его губ на своих. Медленно, слишком медленно, растягивает тебя, подготавливая для себя. Ты уже сам насаживаешься на его пальцы, неуклюже двигая бедрами, и чувствуешь, как он улыбается в поцелуе. Меняет позицию, приподнимая и укладывая тебя себе на бедра, и не спеша проникает в тебя. Снова медлит, давая тебе привыкнуть, но услышав твое несколько недовольное мычание, начинает двигаться. С каждым его толчком ты стонешь все громче и более пошло. Задерживаешь дыхание, когда его все такая же прохладная рука ложится на твою возбужденную плоть и начинает двигаться в том же ритме, что и он сам. Темп увеличивается, а ваши стоны сливаются воедино со шлепками ваших тел друг о друга, со сбившимся дыханием и сорвавшимися с цепей сердцами. Бурно излившись внутри тебя и доведя тебя до того же состояния, он опускается тебе на грудь, постепенно расслабляя свои мышцы и приводя дыхание в норму.
– Я люблю тебя, Ли Донхэ! – приподняв его голову со своей груди и посмотрев в его бездонные глаза, нежным и счастливым голосом произносишь ты.
– Никогда не устану это слушать! – расплывшись в твоей самой любимой улыбке, он втягивает тебя в новый поцелуй. От него невозможно отказаться, ему невозможно сопротивляться, с ним ты чувствуешь себя счастливым, о нем ты хочешь заботиться ближайшую бесконечность лет. И пусть это уже настолько банально, жизненно, да и естественно для любящего человека, но ты не перестаешь думать об этом. Засыпать рядом с ним, чувству тепло его тела, жар его дыхания, слыша размеренное биение его сердца. Вот оно, такое простое счастье.